Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 71

Согласно «Риторике к Гереннию», речевые украшения представляют собой такую часть доказательства, которую легко можно опустить, если «и доказательство будет краткое, и дело незначительное и простое»[443]. Однако легкость в избавлении от этой части доказательства вовсе не умаляет ее значения в рассказе о значительных или сложных делах. Речевые украшения используются в схеме доказательства для того, «чтобы предмет разбирательства был выделен как достойный и красиво изложенный, когда приведено прочное доказательство»[444]. Под «речевыми украшениями» понимаются сравнения, примеры, усиления и другие художественные средства, «которые относятся к усилению и обогащению доказательства»[445].

В рассматриваемом выше фрагменте из XV гомилии среди речевых украшений находим пример с цитатой из Евангелия и перифраз. Праздник свв. апп. Петра и Павла в монастыре, основанном Бенедиктом Бископом, отмечался с большой торжественностью, так как Веармут и Ярроу были освящены во имя этих апостолов.

Развитые речевые украшения мы находим и в VII гомилии, произнесенной на самой торжественной из трех служб Рождества. Во вступлении Беда обосновывает необходимость обратиться к Евангелию от Иоанна, когда слушателям хотелось бы узнать «о вечности Слова, то есть Божественной природы» Господа (L. I. VII) (с. 38–44). Беда пользуется тропами и фигурами, чтобы достигнуть «усиления и обогащения доказательства».

Потому в награду среди символов четырех животных Иоанн уподобляется летящему орлу. Ведь орел имеет обыкновение летать выше всех птиц, смотреть на лучи сияющего солнца «один» из всех живых существ. А прочие евангелисты словно бы ходят с Господом по земле, те, которые, в достаточной мере рассказывая о Его временном рождении и земных деяниях,

мало сказали о Божестве; сей же словно к небу взлетает с Господом; он, весьма мало повествуя о Его земных деяниях, познал вечную силу Его божества, чрез которую сотворено все, воспаряя более возвышенным умом и «все» озаряя более ясным размышлением, и нам для научения передал на письме.

Итак, другие евангелисты описывают Христа «как» рожденного с определенного момента времени; Иоанн же о Нем свидетельствует, что Он уже был в начале, говоря: «В начале было Слово» (Ин 1:1). Другие рассказывают, как Он внезапно появился среди людей; этот же ясно показывает, что Он был у Бога всегда, говоря: «... и Слово было у Бога» (Ин 1:1). Другие являют Его Человеком, живущим среди людей; этот — Богом, пребывающим у Бога в начале, говоря: «... и Слово было Бог» (Ин 1:1). Другие рассказывают о великих делах, которые Он совершал, будучи Человеком; этот явил, что всю тварь видимую и невидимую Бог Отец сотворил чрез Него; «евангелист» говорит: «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин 1:4) (с. 38–39).

Несмотря на то, что обобщение должно «кратко завершать «речь», соединяя части доказательства»[446], во вступлении к VII гомилии встречаем пример развитого обобщения, включающего в себя четыре предложения, каждое из которых состоит из двух противоположных по смыслу частей и евангельской цитаты, подкрепляющей второй член антитезы. Беда прибегает к столь сложному по структуре обобщению, так как оно является одновременно и обобщением к вступлению VII проповеди, и напоминанием вкратце того, что слушатели помнят из проповедей двух предыдущих рождественских служб (службы ночной и на рассвете). В предыдущих гомилиях рассказывалось о земных обстоятельствах Рождества. Они были сказаны на тексты из Евангелий от Луки и Матфея, как Беда и напоминает аудитории в самом начале VII гомилии. Евангелие от Иоанна в определенном смысле дополняет три синоптических Евангелия, ибо оно считается самым мистическим из четырех. Поэтому Беда поставил себе задачу показать значение Евангелия от Иоанна по сравнению с другими Евангелиями и объяснить, почему именно евангелист Иоанн смог говорить «о божестве» Спасителя.

Вступление обычно оканчивается переходом, который должен показывать слушателю приближение основной части проповеди. Переход может быть недвусмысленным призывом к вниманию. Так, Беда, обосновывая тему XVI гомилии, приводит цитату из Евангелия, не относящуюся к комментируемому тексту. Чтобы не уклониться от выбранной темы, в рассуждения, интересные сами по себе, но не связанные с воскресным чтением этого дня, он обрывает ход мысли довольно резко:

«...» Но это излагается полнее в других местах. Ныне же, обратившись к объяснению по порядку чтения Господня, сначала послушаем с того места, где упоминается имеющийся «текст» (L. II. XVI) (с. 219).

Вступление гомилии XVI, таким образом, приобретает законченную форму.

В отличие от XVI гомилии («На праздник свв. апп. Петра и Павла»), связанная с ней по содержанию гомилия XV, которая была произнесена вечером предыдущего дня, имеет совсем другой переход. Он играет роль мостика, соединяющего вступление и основную часть проповеди, причем вступление плавно переходит в изложение.

«...» Какова же в действительности та любовь, которую нам нельзя иметь без вдохновения божественной благодати, Господь дает скрыто понять таким образом (L. II. XV) (с. 215).

Переход XV гомилии соединяет абстрактное рассуждение о совершенной любви и конкретную ситуацию, описываемую в тексте Евангелия от Иоанна, который читался в этот день за воскресной службой. Внимание аудитории переключается с теории на практику при помощи косвенного вопроса («Какова же в действительности та любовь ...»), акцент в котором падает на «в действительности».

Переход может еще раз подводить итоги сказанного и содержать в себе положение, которое будет раскрываться дальше:



Удивительно, что блаженный Иоанн в начале своего Евангелия о Божестве Спасителя и возвышенно напитал верой истинно верующих (подведение итогов. — М.Н.), и со властью одержал верх над вероломством еретиков (новая тема. — M.Н.) (L. I. VII) (с. 39).

Переход показывает значение Евангелия от Иоанна для опровержения ересей и тем самым дает подтему: «Евангелие и ересь». Далее Беда объясняет, как различные заблуждения уничтожаются при сопоставлении их с началом Евангелия от Иоанна.

Иногда Беда пользуется довольно простым переходом, соединяющим вступление и основную часть проповеди в единое целое. Вступление XVII гомилии рассказывает о вопросе ап. Петра Христу: какая награда ожидает тех кто оставил все земное и последовал за Спасителем. Беда, формулируя саму тему проповеди, отвечает на вопрос, но ему требуется обоснование. Он находит это обоснование в первом стихе комментируемого текста. Поэтому переход от вступления к собственно проповеди звучит следующим образом:

Поэтому, когда Петр спросил, хорошо отвечает таковым Иисус: «далее следует первый стих текста и комментарий к нему» (L. II. XVII) (с. 224).

Таким образом, можно заключить, что вступление к проповедям построено в соответствии с законами риторики. Учитываются почти все рекомендации Цицерона, помогающие оратору увлечь аудиторию, хотя позиция «от противников» исключается. Вступление практически всегда строится Бедой по схеме доказательства, так как ему приходится обосновывать важность выбранной темы. Более разработаны вступления праздничных гомилий. Напротив, гомилии, прочитанные за рядовой службой или входящие в число праздничных, но произнесенные не на самой главной службе праздника, могут не иметь развитого вступления, богатого художественными средствами. Вступление играет довольно значительную роль в подготовке аудитории, оно может иметь законченную форму, либо при помощи перехода соединяться с основной частью проповеди.

443

Ibidem.

444

Ibidem. P. 20.

445

Ibidem. P. 15.

446

Ibidem.