Страница 35 из 71
Поскольку безропотное перенесение болезни воспринималось как подвиг, герой жития, написанного Бедой, никогда не жалуется, не описывает своего физического состояния. Это вовсе не значит, что читатель остается в неведении относительно высоты его подвига. Оценка состояния Катберта исходит не от него самого, а от лица, стоящего, по мнению автора, на более низкой ступени духовного развития, чем болеющий подвижник. Так, согласно описанию Херефрида, бывшего свидетелем последних дней и кончины Катберта, последний почти не говорил о своей болезни. Херефрид вынужден выспрашивать Катберта, но получает довольно лаконичный ответ на прямой вопрос: «... я пришел к нему и предупредил о своем приближении посредством привычного условного знака, желая получить утешение его обычного благословения и поучения. Он подошел к окну и ответил знаком на мое приветствие. Я сказал ему: “Что случилось, господин мой епископ? Может быть, этой ночью тебя поразила болезнь?” Он ответил: “Да, ночью меня поразила болезнь”. Я думал, что он говорит о своей прежней немощи, которая обычно мучила его каждый день, а не о какой-то новой и необычной болезни» (гл. 37). В изображении Беды Катберт отвечает своему ученику его же словами, потому что, рассматривая болезнь как добровольное мученичество, он не хочет жаловаться, но и не желает опечалить своего ученика молчанием. Согласно св. Григорию Великому, те «соделались мучениками во время мира»[323], кто безропотно переносил искушения и болезни в земной жизни. Перенесение болезни без жалоб является признаком «сокровенного мученичества, когда душа сгорает готовностью на мучение»[324]. На эту тему писали многие святые отцы. Представление о болезни как о мученичестве носит общехристианский характер. Тем не менее, зная круг чтения Беды, мы можем предположить, что его воззрения на этот предмет сформировались под влиянием произведений св. Григория Великого.
Аноним не описывает последние дни жизни подвижников. Беда, напротив, уделяет этому очень большое внимание. Он добавляет в житие рассказ о предсмертной болезни Бойзила и о его поведении в это время (гл. 8), а также вводит в текст запись слов упоминавшегося выше Херефрида (гл. 37, 38, 39).
Бойзил, духовный отец и наставник Катберта, в дни его юности, оставался, по словам Беды, идеалом для подвижника в течение всей его жизни. Беда приводит описание последних дней Бойзила как пример того, как следует переносить болезнь, приводящую человека к смерти. Сознавая, что ему осталось жить недолго, Бойзил заботится не столько о себе, сколько о том, чтобы передать Катберту свой духовный опыт. Призвав Катберта к себе, он говорит: «... так как мне предстоит скоро умереть, я увещаю тебя, не пренебрегай возможностью поучиться у меня чему-либо, до тех пор, пока у меня есть силы учить тебя. Ибо осталось не более семи дней, когда у меня достанет здоровья телесного и силы говорить, чтобы учить тебя» (гл. 8). В течение следующих семи дней Катберт и Бойзил читали и обсуждали Евангелие от Иоанна. На седьмой день, когда чтение было окончено, Бойзил умер.
О том, как Бойзил наставлял своего ученика, Беда пишет кратко: «Они смогли закончить чтение так быстро потому, что они занимались только простыми делами “веры, которая побеждает любовью” (Гал 5:6), а не глубокими вопросами пытливости» (гл. 8). Описание последних дней Катберта занимает у Беды три главы (37, 38 и 39). Беда изображает Катберта как верного последователя Бойзила; несмотря на усиливающиеся физические страдания, подвижник посвящает последние дни своей жизни беседам с учениками, дает наставления присутствующим, а также делает своего рода устное завещание всей общине Линдисфарнского монастыря. Тот факт, что некое устное завещание Катберта существовало, бесспорен: члены Линдисфарнской общины помнили его и рассказывали о нем Беде. Это завещание соблюдалось братией Линдисфарна вплоть до XI века[325]. Обычай собирать братию и давать ей предсмертное наставление, возможно, восходит к традиции египетских старцев, которые на смертном одре обращались к своим ученикам со словом утешения и наставления. Судя по тому, что об этом обычае пишет также и Григорий Турский[326], можно заключить, что это была особенность кельтского христианства, заимствованная из жизни египетских монашеских общин.
Произведения агиографического жанра, к какой бы традиции ни принадлежали их авторы, показывают, что в последние мгновения своей жизни подвижник чаще всего не остается один. Вокруг него собираются ученики или люди, особенно почитавшие его, — свидетели, которые должны были запомнить и передать всему христианскому миру не только последние слова умирающего, но и рассказать, как он приготовился к переходу в мир иной. Смерть воспринимается как великое таинство перехода человека в вечность, описание которого способно воспитать и возвысить души тех, кто находится у ложа умирающего, и тех, кто читает о кончине праведника. Давая описание смерти Катберта, Беда следует общехристианской традиции, сохраняя для нас одну особенность, ставшую особенно характерной для кельтской агиографии: отшельник умирает в церкви своего эремиция, обратившись лицом к алтарю. По свидетельству Херефрида, «когда болезнь Катберта усилилась и он увидел, что время его ухода близко, он повелел, чтобы его перенесли обратно в его обиталище и церковь ...» (гл. 38). В церкви, лежа лицом к алтарю, Катберт дал братии последние наставления. Когда и с этим было покончено, подвижник занялся только молитвой, готовясь к переходу в мир иной. Со слов Херефрида Беда описывает последние часы жизни святого: «Катберт спокойно провел день вплоть до вечера; он также бодрствовал, продолжая спокойно молиться в течение ночи. Но когда подошло обычное время ночной молитвы, он принял от меня Таинства Спасения — Причастие Тела и Крови Господней, укрепляя себя к смерти, время которой, как он знал, наступило; и, подняв очи горе и простирая руки свои к небу, он предал дух свой, славословящий Господа, в радость Царства Небесного» (гл. 39).
В христианской литературе раннего Средневековья мы встречаемся либо со спокойным отношением к смерти и радостным ожиданием ее, либо с ужасом перед тем, что ожидает человека в ином мире. Такое двойственное отношение к смерти связано с верой в продолжение жизни и после смерти. По словам св. Григория Великого, «человек тогда и начинает жить, когда оканчивает свою видимую жизнь»[327]. В зависимости от того, как человек жил в этом мире, складывается его посмертная судьба: «как не будет конца блаженству добрых, так не будет конца и мучению злых»[328]. Поэтому для грешников смерть — «страшилище и ужас»[329], а для подвижника она «вожделенна, как переход к жизни, как воздаяние за подвиги»[330]. Зная это, праведник будет ждать перехода в мир иной с радостью, потому что для него смерть «дорога к вечной жизни», как говорится в эпитафии св. Григорию Великому, которую Беда приводит в «Церковной истории англов»[331].
Агиограф всегда уверен в том, что душа человека, о котором он рассказывает, находится в Царстве Небесном. Уверенность в том, что праведников ожидает за гробом вечная радость, и основанное на этой уверенности отсутствие страха физической смерти являются отличительными чертами житийной литературы. Свойственны они и «Житию св. Катберта», написанному Бедой. Ожидая смерти, «Бойзил, человек Божий ..., достиг последнего дня и, проведя его в великой радости, вошел в ликование вечного света» (гл. 8). Зная заранее о дне своей кончины, Катберт спокойно ожидает «времени своего ухода» (гл. 28), говоря об этом «среди прочего» (гл. 28).
323
Св. Григорий Великий. Собеседования... С. 184.
324
Там же. С. 185.
325
Rollason D.W. The Wanderings of St. Cuthbert // Cuthbert, Sainl and Patron / Ed. by D.W.Rollason Durham, Dean and Chapter of Durham, 1987. P. 45 — 47.
326
St. Gregory of Tours. Vita Patrum. P. 283.
327
Св. Григорий Великий. Собеседования... С. 222.
328
Там же. С. 286.
329
Там же. С. 8.
330
Там же.
331
Beda Venerabilis. Historia Ecclesiastica. L. II, I. 3.132.