Страница 5 из 66
Умиротворение Востока
Несмотря на это затруднение гордость и дерзость лигуров, конечно, не заботили бы Августа, если бы все народы и реки, упомянутые Горацием, действительно слагали свою покорность к его стопам. Август, напротив, несмотря на прекрасные стихи Горация, видел, что положение империи значительно изменилось по сравнению с тем, что было двадцать лет тому назад. Тогда главной угрозой империи был Восток: на Востоке города периодически восставали и производили каждый раз резню римских граждан; на Востоке постоянно отлагались крупные и мелкие государства, находившиеся под протекторатом Рима; на Востоке горцы в своёй дикой независимости угрожали римскому владычеству на равнине и александрийский двор плел свои коварные интриги; на Востоке же грозили границам наиболее страшные враги — парфяне. Но в течение двадцати лет все эти затруднения исчезли, и, когда к концу 16 г. Агриппа прибыл с Юлией в Азию, парфяне были совершенно спокойны, нисколько не думая воспользоваться разразившимися в западных провинциях войнами с целью отнять Армению. Напротив, значительная партия среди них стремилась к дружбе и даже союзу с Римом. При дворе была царская наложница, прежняя италийская рабыня, подаренная Фраату Цезарем, которую Иосиф называет Тес-мусса, настоящее же имя ее, судя по надписи на одной монете, было Тея Муза.
Эта наложница, пользовавшаяся большим влиянием на царя, задумала теперь устранить от наследования законных царских сыновей в пользу своего сына и, желая обеспечить последнему помощь Рима, встала во главе партии, стремившейся к союзу между Римом и Парфянской империей.[39] Поэтому во всей Малой Азии до Армении и во всей Сирии до Евфрата у Рима были развязаны руки. При этих условиях не стоило много заниматься затруднениями, возникавшими в Боспорском царстве (охватывавшем Крым и соседние страны возле устьев Дона), где после смерти царя Асандра авантюрист по имени Скрибоний, выдававший себя за племянника Митридата, женился на царице-вдове Динамии и готовился заставить провозгласить себя царем Боспора, утверждая, что Август дал на это свое согласие. Агриппа не желал позволить этому обманщику взойти на боспорский трон и хотел выдать замуж Динамию за Полемона, царя Понта, с целью соединить таким образом Боспор и Понт. Он думал, что воля Рима может быть навязана этой отдаленной стране морской демонстрацией возле берегов царства, которую Полемон и он приготовляли неспеша.[40] Таким образом, вся великая работа, которой он занялся на Востоке, состояла в данный момент в том, что вместе с Юлией он принимал бесчисленные почести, присутствовал на праздниках, позволял осыпать себя похвалами в надписях и воздвигать свои статуи из мрамора и бронзы.[41] Он разрешил азиатским народам возвести Юлию на Олимп к Августу в виде символа горячего преклонения греко-азиатских жителей перед тем великим вековым учреждением, которое одно, как казалось, могло координировать частные интересы городов и защищать эллинизм против Парфии. Из латинских женщин Юлия была первой, игравшей роль богини в запутанной мелодраме своей эпохи; она была почтена божественным титулом на Пафосе,[42] титулом Новой Афродиты в Митилене,[43] титулом Афродиты Генетрикс в Эресе[44] и заняла в других городах место рядом с Гестией.[45] Потом, в то время как Друз и Тиберий сражались в Винделикии и Ретии, Агриппа и Юлия весной 15 г. отправились с визитом к Ироду, который, желая оказать любезность зятю и дочери Августа, прибыл к ним в Азию.
Европейские провинции и их подати
15 г. до P.X
Но в момент, когда Восток, столь взволнованный двадцать лет тому назад, успокаивался, варварские кельты, германцы, иллирийцы и фракийцы, до тех пор спокойные, стали волноваться за Альпами и в долинах Дуная и Рейна. Главной причиной этого опасного волнения, была реформа, наложившая в 25 г. подать на европейские провинции. Древние историки постоянно говорят, что Галлия была недовольна цензом, что далматы и паннонцы восстали по причине слишкой тяжелой наложенной на них подати. Но почему эти подати так жестоко заставили страдать эти провинции? Почему западные провинции постоянно жаловались на налоги, тогда как восточные провинции принимали фискальную обязанность по отношению к метрополии молча и без жалоб? Не имея более точных подробностей, мы можем предполагать о происходившем в этих провинциях только косвенно, на основании более недавних исторических опытов, имеющих некоторую аналогию с тогдашним положением. Рим — это несомненно — во всех провинциях собирал большую часть податей в виде драгоценных металлов. А по мере того как повсюду развивались искусство, промышленность и торговля, по мере того как ориентализм распространялся в Италии, там все более потребляли приходившие с Востока предметы роскоши; вина, благовония, плоды, медицинские растения, шерсть, ткани, драгоценные предметы и произведения искусств. Восток, таким образом, платил наибольшую часть своей подати товарами роскоши; в обмен на них он вновь получал в Италии золото и серебро, вносимые в кассы проконсула или пропретора. Конечно, восточные провинции должны были уступать римской метрополии часть своих земледельческих и промышленных продуктов; но так как эти продукты с наступлением мира становились очень многочисленны, так как Рим после Акция не был более чрезмерно требователен и так как взамен подати он давал по крайней мере мир, столь необходимый для торговли и промышленности, то восточные провинции покорно платили подать, ибо могли ее платить. Напротив, подать должна была тяжким бременем ложиться на большинство варварских провинций Европы, потому что последние не приготовляли произведений роскоши и не производили сельскохозяйственных продуктов, которые могли бы вывозить в Италию. Поэтому им приходилось платить свою подать преимущественно золотом и серебром. Рим из этих провинций вывозил только золото и серебро, тратившиеся в Италии и в других провинциях на содержание армии, публичные работы и другие государственные надобности. Поэтому понятно, что сейчас же по окончании гражданских войн Галлия с воодушевлением бросилась разыскивать и эксплуатировать золотые и серебряные рудники, и Ликин показывал Августу целые комнаты, наполненные драгоценными металлами. Но если столь населенная, столь деятельная и богатая рудниками Галлия могла с относительной легкостью извлекать из земли драгоценные металлы, то не так было в других провинциях— у бедных далматов или диких паннонцев. Римское владычество и возложенные на них подати сделали в этих странах брешь, через которую с трудом собранное золото и серебро утекало в другие области империи, производя постепенно те же гибельные результаты, которые производили чрезмерные налоги и отлив денег к городам в наиболее бедных провинциях и деревнях Франции в последние годы царствования Людовика XIV. Стоимость денег должна была возрастать, стоимость продуктов и земель уменьшаться, так как доходы и налоги, взимаемые в денежной форме, оставались те же самые или увеличились. Поэтому в деревнях развивались долги, уменьшалось население, росло недовольство.[46]
Этим, по моему мнению, можно объяснить отчаяние, побудившее скоро столько народов взяться за оружие против Рима и его сборщиков податей.
Развитие вывоза из Италии в Галлию
Кризис должен был быть тем тяжелее, что эти провинции были наводнены не только агентами фиска, но и иностранными, восточными и италийскими купцами, явившимися туда искать новых покупателей не среди народа, а в богатых классах, т, е. в классах, которые, будучи менее верны национальным традициям, всегда легче начинают подражать нравам господствующей нации. Невозможно, к несчастью, начертать полную историю этого коммерческого завоевания, но некоторые известные нам факты уполномочивают нас сделать заключения по аналогии. Мы знаем, например, что около этой эпохи северная Италия через Аквилею и Навпорт стала вывозить много вина в придунайские провинции.[47] Мы также знаем, что в эти же годы начали продавать в Галлии знаменитую красную посуду, одноцветную или снабженную орнаментом, известных фабрик Арреция и подобные же изделия путеоланских фабрик;[48] также вывозилась серая и желтоватая орнаментированная посуда, изготовлявшаяся, вероятно, в долине По Акусом,[49] как и знаменитые керамические изделия Гнея Атея, которые, по-видимому, фабриковались в Италии.[50] Галльские мастерские продолжали фабриковать и продавать на рыках городов (oppida) традиционную галльскую керамику, вазы с изображениями, окаймленные нарисованным геометрическим орнаментом и украшенные различными мотивами, по большей части переплетенными узлами, сделанными резцом или колком. В то же время италийские купцы предлагали с возрастающим успехом богатым галлам блюда, вазы, лампы италийских фабрик более изящной работы, чем туземные, но которые военный и политический престиж Рима делал еще более прекрасными, чем они были в действительности. Употреблять италийскую керамику означало для галльских богачей приближаться к завоевателям, уменьшать расстояние, отделявшее победителей от побежденных. Эти отрывочные указания суть мелкие фрагменты одного более общего явления, показывающие нам мельком в этих провинциях купцов, прибывших из Италии и наиболее цивилизованных областей Востока с целью проникнуть к варварам и научить их всем высоким достоинствам цивилизации: кокетству, тонким тканям, роскоши богатой меблировки, опьянению изысканными винами, влечению к красивым восточным рабыням, тщеславию громадными и бесполезными общественными монументами, умению издерживать свои деньги так, чтобы большая часть их переходила в руки художников, ученых и торговцев предметами роскоши. Это было, если угодно, «мирное завоевание» европейских провинций, выполненное путем применения к завоеванной стране обычных процессов, употребляемых цивилизацией с целью развратить и испортить варваров-земледельцев, когда ей удастся получить над ними перевес силой и деньгами. Купцы, таким образом, вывозили из этих стран еще значительные количества золота и серебра, оставленные там римским фиском; масса впадала в долги; вельможи делались менее щедрыми по отношению к простому народу; старой промышленности страны и ее вековой торговле грозили упадок и смерть; неудовлетворенные желания производили общее недовольство, делавшее еще более резким контраст между новыми /и старыми нравами, между традиционными идеями и идеями, занесенными из-за границы. Ненависть к римскому владычеству, возбужденная столькими причинами, угрожала разразиться при первом удобном случае со дня на день. Если Галлия, бывшая по природе столь богатой, была доведена до отчаяния, то что должно было быть в других провинциях, гораздо более бедных и менее цивилизованных?
39
Ios. A. I., XVIII, II, 4; Head. Hist, num., 694: θεας Ουρανίας Μουσης Βασιλίσσης.
40
Dio, LIV, 24.
41
К Агриппе и Юлии относятся, кажется, два фрагмента надписей, найденных в Мегаре: С. I. G. Graecla Septentrionalis, I, 64–65. См.: Bull, de согг. hell., 18 SO, 517. — В честь Агриппы: в Коркире — С. I. G., 1878; в Илионе — Ibid., 3609.— См. также: С. I. А., III, 575–576.
42
Journal of Hellenic Studies, 1888, IX, 243, цит. no: Gardthausen. Augustus und seine Zecit. Bd III, theil 2. Leipzig, 1904, 715.
43
Inser. Graecae Insul. Maris Aegei, II, 482.
44
Ramsay. Cities and Bishoprics of Phrygia, vol. I, 54.
45
С. I. Α., IIΙ, 316; не вполне достоверно, однако, что Ιουλία обозначает здесь дочь Августа или Ливии.
46
Мы увидим, действительно, что позже Тиберий старался поощрять разработку рудников в Далмации и что он прибегал даже к принудительным средствам. См.: Florus, IV, XII, 10–12 (2,25).
47
Это вытекает из сближения двух мест из Страбона — V, V, 8 и IV, VI, 10. Вино, которое иллирийцы, в первом случае, получали в Анвилее, должно было вывозиться по дороге, описанной во втором случае. Вероятно, это было вино долины По, особенно если иметь в виду то место из Страбона (V, I, 12), где он хвалит богатые виноградники Цизальпинской Галлии.
48
Dechelette J. Les vases ceramiques om'es de la Gaule romalne. Vol 1. Paris, 1904, 15.
49
Ibid., 31.
50
Ibid., 16.