Республика Августа

Он идет далее и, совершенно разрывая с римскими традициями, заявляет в некоторых одах, что цель жизни — физическое наслаждение; он советует спешить пить и любить, ибо это два реальных наслаждения жизни; он отдается изнеженному эпикуризму, от которого, однако, по временам его отвращает религиозная совестливость.

Религия Горация

Но даже в своей религии поэт остается неопределенным и полным противоречий. Иногда, уступая, без сомнения, движению в пользу восстановления древней национальной религии, он заявляет, что уже слишком много плавал по морям философии и хочет теперь повернуть свой парус назад; он описывает национального Diespiter’a на древний лад, как бога, прорезывающего тучи своею молнией и поражающего громовыми ударами человеческий род.[145] Но он слишком восхищается и любит артистическую религию наслаждения и красоты, созданную греками, и почти всегда призывает, описывает и заставляет действовать богов эллинского Олимпа, изображая их под видами и в положениях, приданных им скульптурой и живописью, со значением и функциями, какие они имели в греческой мифологии. Трудно сказать, какие боги, по мнению Горация, в действительности управляют миром. Он говорит о суровых, безличных и почти бесформенных богах доброго старого времени, которые осыпали Италию бедствиями потому, что их храмы приходят в запустение. Он призывает символы Стыда (Pudor), Справедливости (Justitia), Верности (Fides) и Истины (Veritas), столь дорогие древним римлянам, в стихах, написанных на смерть Квинтилия Вара, где чувство дружбы выражено с такой нежностью.[146] Это гомеровский Гермес, который спас поэта в битве при Филиппах, окутав его тучей.[147] Это бог Фавн, которого он призывает в прекрасной буколической картинке в декабрьские ноны, чтобы он покровительствовал его поместью/ Это те бесчисленные божества, которых греческий политеизм рассеял в самых скрытых уголках природы и которые Гораций видел даже в «ключе Бандузия, прозрачнее кристалла».[148] Нельзя сказать, являются ли верования Горация моральной религией или религией эстетической. Иногда, в своих гражданских стихотворениях, он призывает богов как верховных руководителей и управителей мира, но в других стихотворениях он приписывает им все человеческие поступки и действия, потому что они прекрасны и дают ему случай написать великолепные строфы.

Теория жизни Горация

Так как его политическое и нравственное представления о жизни были противоречивы, а его религиозное мировоззрение неопределенно, то какую определенную цель могла иметь для Горация жизнь?

Это были не общественные и частные доблести, к которым он чувствовал себя неспособным и к которым он не считал способными и своих современников; это не было физическое или умственное наслаждение, которое, как он прекрасно понимал, разрушило бы мир, если бы его приняли как конечную цель всех человеческих усилий; это не было также соединение обязанности и наслаждения, ибо он не видел, как можно было бы разделить то и другое; это не была рабская покорность воле богов, которые были теперь слишком многочисленны, слишком отличны друг от друга и плохо согласовались друг с другом. Естественным результатом такой неопределенности было появление на горизонте этой обширной нравственной пустоты призрака, отбрасывающего свою тень на все эпохи, малоуверенные в самих себ^,— страха смерти. Когда человеку не удается убедиться, что жизнь направляется к идеальной цели, которой ни один человек, сам по себе и предоставленный своим силам, никогда не будет в состоянии достигнуть; когда самый факт жизни представляется как единственная цель жизни, тогда конец беспокойного существования смущает и печалит. Он глубоко смущал Горация, и мысли о смерти никогда не оставляли его. Стихотворения, написанные им в память своих умерших друзей, как раз те, где всего больше чувства и искренности. Мы торопимся жить, время проходит, смерть не щадит никого, она ожидает всех нас, все должно исчезнуть в небытии.

Эти мысли повторяются, принимая самые различные и самые удивительные формы, странно перемешанные с радостными и сладострастными темами и распространяют на все его стихотворения беспредельную и трогательную печаль.

Оды как отражение эпохи Августа

Это странное собрание стихотворений, идеальное единство которых состоит как раз из противоречий их составных частей. Если понять эту поэму, понятны будут и колебания в политике Августа. Никто лучше Горация не доходил до дна глубокой нравственной бездны, на которой возвышается гигантское здание империи. Кто, в самом деле, мог осмелиться на великие дела, когда вся нация была погружена в такое великое противоречие? Как мужественно работать с такими изношенными орудиями? Было бы слишком просто видеть, как делают некоторые историки, во всем деле Августа только «политическую комедию», предназначенную скрывать монархию под республиканскими формами. Было истинной трагедией примирить милитаризм древней Италии с культурой эллинизированной Азии, в особенности с тех пор, как завоевание Египта сделало оба этих элемента более непримиримыми, чем когда-либо.

Глава III

Религиозное возрождение и «Энеида»

Беспорядок и смятение. — Основание Augustae Praetoriae Salassorum. — Посольства в Риме. — Новый поворот общественного настроения. — Прогресс пуританского движения. — «Энеида». — Основная концепция «Энеиды». — Главный герой поэмы. — Подземное царство «Энеиды». — Гораций и Вергилий. — Запутанное положение на Востоке. — Марцелл и Тиберий. — Занятия Августа в Риме. — Экспедиция в Йемен. — Болезнь Августа. — Антоний Муза и римские врачи.

Экспедиции в поисках сокровищ

Правительство, восстановленное в 27 г., в 25 г. начало уже дезорганизовываться. В Риме в этот год не нашли достаточного числа кандидатов для занятия двенадцати вакантных квесторских мест,[150]и если Агриппа освятил Пантеон,[151] то все общественные работы, от дорог до раздачи хлеба, продолжали функционировать так же плохо, как и раньше; новая магистратура префектов aerarii Saturn! не давала никакого удовлетворительного результата.[152] В провинциях правители в общем так мало занимались ревностным выполнением своих обязанностей, что Августу вскоре пришлось поручить наблюдение за всеми ими. Напрасно в момент восстановления республики им назначили жалованье для возбуждения их усердия: большинство взяло деньги, но не обременило себя никакими трудами. Точно так же сенат употребил возвращенный ему авторитет, чтобы погрузиться в сон. Члены его не являлись на заседания; прения не имели никакого значения и интереса; предпочитали оставить Августу заботу принимать все решения, ограничиваясь только их одобрением.[153] Но Август, бывший далеко, в Испании, напротив, хотел заниматься только финансами и, молча, почти тайком, продолжал свои экспедиции, целью которых было доставить империи драгоценные металлы. Весной этого года[154] один офицер префекта Египта, Элий Галл, высадил в порт Красного моря десять тысяч солдат и отряд, присланный иудейским царем, чтобы попробовать произвести за счет египетского казначейства экспедицию в Йемен. Август решился на эту экспедицию, думая, что^ можно рассчитывать на помощь набатейцев, живших на границе с Сирией и признававших римский протекторат.

144

Ног. Carm., I, 31, v. 15 сл.

145

Ibid., I, 34, 5.

146

Ibid., I, 24, 6.

147

Ibid.

148

Ibid., III, 13.

149

Ног. Саrm., II, 14.

150

Dio, LIII, 28.

151

Ibid, 27.

152

Мы увидим, что в 22 г. Август предложил новую реформу этой магистратуры; это доказывает, что произведенные реформы не дали хорошего результата.

153

Мы увидим, что в 22 г. Август предложил новую реформу этой магистратуры; это доказывает, что произведенные реформы не дали хорошего результата.

154

Мне кажется несомненным, что Элий Галл начал свою экспедицию в конце весны 25 г. до Р. X. Иосиф (A. I., XV, IX, 3) говорит нам, что экспедиция происходила в тринадцатом году царствования Ирода, т. е. между весной 25 и весной 24 г. Страбон (XVII, 1, 54) говорит, что, когда Галл был в Аравии, эфиопы вторглись в Египет, что Петроний двинулся, чтобы отразить их, и что он послал тысячу пленников Августу: νεωστι εκ Καντάβςων η'κοντι. А мы увидим, что Август вернулся в Рим в первой половине 24 г. Следовательно, зимой 25/24 г. Петроний возвратился в Александрию после своего похода против эфиопов, бывшего, таким образом, осенью 25 г. Поэтому осенью 25 г. Элий Галл был уже за пределами Египта. Но Страбон (XVI, IV, 24) говорит нам, что Элий Галл, прибыв в Левкокому, должен был провести там лето и зиму для лечения своих больных солдат. Дело идет о лете и зиме 25 г., так как осенью 25 г. он был, как мы уже видели, вне Египта. Следовательно, он отправился в конце весны, как говорит Иосиф со своей обычной точностью. Последнее доказательство этого мы имеем у Диона, который (LIII, 29) рассказывает нам историю экспедиции 24 г. Рассказ Страбона действительно указывает нам, что наиболее важная часть экспедиции происходила в 24 г. Проведя зиму 25/24 г. в Левкокоме в заботах о своих больных солдатах, Галл выступил в поход в начале весны 24 г.; ему нужно было шесть месяцев для наступления и два месяца для возвращения (Strabo, XVI, XIV, 24), поэтому он возвратился около конца 24 г., и, следовательно, в этом году и была его настоящая экспедиция.