Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 61

Сохраняя таким образом самые сенатские выражения для того, чтобы произнести похвалу умершему, он удовлетворял людей народной партии, причем консерваторы, одобрившие этот декрет несколько месяцев тому назад, не имели никакого повода для жалоб.

Взрыв мятежа

20—30 марта 44 г. до Р. X

По окончании речи кортеж должен был перестроиться и направиться к Марсову полю, должностные лица уже готовились поднять тело. Но в этот момент некоторые из зрителей принялись кричать: 

«В храм Юпитера Капитолийского!». «В курию Помпея!» — отвечали им: другие. Крики усиливались, и скоро со всех сторон понеслись беспорядочные восклицания; кто-то наконец бросился вперед, многие последовали за ним, и вся толпа, подобно огромной волне, целиком двинулась к погребальному одру. Окружавшие его попытались сопротивляться, начался полный беспорядок; кто-то подал мысль воздвигнуть костер на самом форуме; люди были несколько оттеснены, и в свободное пространство стали бросать куски дерева. Все мгновенно поняли этот план, забегали по форуму в поисках дров, хватали сиденья, скамейки, столы— все, что могло послужить материалом для погребального костра, который вскоре возвысился на месте, обозначенном и сейчас остатками храма Divi Julii. Большинство окружавших тело Цезаря, видя, что сопротивление только увеличивает беспорядок, удалились, и люди из толпы наконец перенесли тело на костер. Огонь был зажжен, пламя взвилось, и народ в диком бешенстве принялся бросать в огонь все, что было под руками. Ветераны бросали свое оружие, музыканты — свои инструменты, народ — свои одежды.[18]

Скоро тело завоевателя Галлии исчезло в огромном столбе огня и дыма среди криков толпы, собравшейся на ступенях храмов, возле колонн и памятников, чтобы видеть это зрелище. Но вкус победы, огонь, волнение, крики еще больше увеличили экзальтацию людей; одного костра уже было недостаточно; толпы людей покинули форум и бросились к домам заговорщиков, чтобы поджечь их; оставшиеся на форуме и охваченные все возрастающим возбуждением продолжали бросать в огонь дрова, чтобы возник огромный пожар. Обеспокоенные оборотом дела должностные лица и знать поспешно удалились; один консул остался во главе нескольких солдат и боролся с мятежом, который, начавшись на форуме, казалось, должен был охватить весь город. Антоний не хотел повторять ошибку 47 года, применив кровавые репрессии; желая воспрепятствовать поджогу по крайней мере какого-нибудь крупного здания на форуме, как было на похоронах Клодия, он кончил тем, что приказал своим солдатам схватить, стащить на Тарпейскую скалу и сбросить оттуда нескольких мятежников.[19]

Этот акт строгости немного охладил пыл поджигателей, но в тот же самый момент бешеные банды бросились на дома Брута и Цезаря, чтобы поджечь их, пытались взять их приступом, между тем как жители соседних домов вышли из них и, смешавшись с толпой, умоляли не делать поджогов, чтобы и их дома не стали жертвой огня.[20]

С большим трудом удалось успокоить безумцев и заставить их удалиться. Одна из этих банд встретила на пути народного трибуна, на свое несчастье назвавшегося Цинной, как и претор, произнесший 16 марта речь на форуме против Цезаря. Его приняли за это лицо, бросились на него, разорвали на куски и надели его голову на копье.[21]

Всю ночь пылал костер, поддерживаемый толпой, не покидавшей форума,[22] и все кварталы города были охвачены беспорядками.

Беспорядки продолжались и после похорон

20—30 марта 44 г. до Р. X

На следующий день вольноотпущенники Цезаря разыскали в костре среди углей и пепла полусожженные останки тела,[23]

благочестиво собрали их и перенесли в фамильную гробницу,[24] расположенную в неизвестном нам месте. Таким образом Цезарь достиг места своего последнего упокоения после жизни, полной опасности, усталости, ошибок и удач, и после столь бурных похорон. Но чернь не успокоилась; ее возбуждение было усилено беспорядками ночи и похорон, безнаказанностью и особенно поддержкой ветеранов, раздражение которых под страхом потери обещанных вознаграждений увеличивалось с каждым днем. На другой день после похорон в городе продолжалось беспорядочное волнение без вождей, без смысла, без определенной цели. Снова пытались взять штурмом дома заговорщиков,[25] огромная толпа людей теснилась, чтобы посмотреть на остатки костра; повсюду было такое волнение, что заговорщики сочли благоразумным остаться дома и в этот день. Антоний, следуя своей политике успокаивать консерваторов не раздражая народной партии, издал очень строгий декрет, запрещающий всем, кроме солдат, ношение оружия,[26] но не принял никаких серьезных мер для его применения. Таким образом, мятеж продолжался и принимал все большие и большие размеры на третий и четвертый день; к гражданам присоединились иностранцы, двигавшиеся толпами к месту сожжения тела Цезаря, чтобы по-своему оказать ему почести; особенно в большом количестве приходили туда иудеи, чтобы засвидетельствовать свое уважение человеку, победившему завоевателя Палестины — Помпея и давшему им много привилегий.[27]

Заговорщики тщетно ожидали по домам часа, когда можно будет безопасно выйти; то, что казалось предусмотрительной предосторожностью, обернулось вынужденным заточением. Брут, Кассий и другие заговорщики, занимавшие государственные должности, должны были отказаться от мысли спуститься на форум и приняться за исполнение своих обязанностей; масса общественных дел была прервана и приостановлена. Постепенно среди этих непредвиденных беспорядков все стали чувствовать себя в большом затруднении. Наиболее выдающиеся цезарианцы, составившие себе капитал[28] и желавшие хотя бы сохранить приобретенное, были в постоянном страхе, что благодаря беспорядкам могут вернуться к власти консерваторы, как было во времена Сатурнина и Катилины. Они, однако, не имели смелости оказать какое-либо противодействие, стыдясь и боясь одновременно быть в партии Цезаря, смешавшейся теперь с мятежными римскими бандами. Почти все они продолжали держаться вдали от Рима. Члены коллегии, образованной Цезарем для празднования ежегодных игр в честь богини Победы, не осмеливались начать свои приготовления.[29]

Оппий просил поддержки у Цицерона.[30]

Сам Гирций, как предполагается, очень быстро выехал из Рима;[31] даже Лепид не знал, на что решиться. Были дни, когда он боялся быть убитым подобно Цезарю; в последующие дни, побуждаемый своей женой Юнией, сестрой Брута, он писал дружественные письма заговорщикам,[32] хотя Антоний, чтобы не лишиться его поддержки, обещал добиться избрания его великим понтификом на место Цезаря.[33]

Трудности положения

20—30 марта 44 г. до Р. X

Антоний был покинут всеми; он не мог применить репрессии против черни и не желал, подобно Марию в 100 году, быть уничтоженным взбунтовавшимися, доведенными до отчаяния консерваторами. Поэтому он предоставил Рим мятежникам и разъяренным ветеранам и рассчитывал в то же время приобрести расположение знати, предлагая цветы тем, кто нуждался в мечах. Он поддержал в сенате предложение Сервия Сульпиция отменить все привилегии и все преимущества, предоставленные Цезарем, но еще не приведенные в исполнение до 15 марта.[34]

18

Лучший рассказ о похоронах находится у Светония (Caes., 84); некоторые важные детали дает Дион (XLIV, 50). Ап пиан (В. С., II, 143–148) полон неточностей.

19

Dio, XUV, 50.

20

Арр., В. С, II, 147.

21

По поводу этого Цинны см.: Groebe, Арр. ad Druma





22

Арр., В. С., П, 148.

23

Cicero, Phil., II, XXXVI, 91: semustulafus ille.

24

Dio, XUV, 51

25

Арр., В. С., II, 15.

26

Dio, XUV, 51.

27

Sueton., Caes., 84.

28

Богатства Саллюстия вошли в пословицу; по поводу богатств Корнелия Бальба см.: Dio, XLVIII, 32.

29

Dio, XLV, 6; Sueton., Aug., 10.

30

Cicero, F., XI, 29, 2.

31

После того, что рассказывает о Гирции Николай Дамасский (27), мы ничего не знаем о нем, вплоть до послания письма Цицерона к Аттику, XIV, 11, 2 (12 апреля), из которого видно, что Гирций был в Путеолах.

32

Cicero, А., XIV, 8, 1.

33

Dio, XLIV, 53.

34

Cicero, Phil., I, I, 3; II, XXXVI, 91; Dio, XLIV, 53. Текст этого сенатского постановления неодинаков в обоих местах Цицерона; Дион нисколько не помогает нам узнать его точный текст, и цель постановления остается малопонятной.