Страница 52 из 61
Луций и Фульвия стараются вызвать междоусобную войну
Луций не прибыл и в оправдание своего отсутствия обвинял Октавиана в устройстве для него засады по дороге в Габии.[735]В действительности же ни он, ни Фульвия не рассчитывали более ни на генералов Антония, ни на ветеранов. Окруженные немногими консерваторами, уцелевшими в сенате и во всадническом сословии, ободренные очень благоприятной обстановкой в италийских городах, Луций и Фульвия вообразили, что они легко с помощью обещаний привлекут к себе упрямых солдат, и решили сделать все, чтобы отнять у Октавиана его провинции, возбудить общий мятеж италийских городов и набрать армию в шесть легионов из незанятых молодых людей, которых было так много среди бежавших из Рима ремесленников и мелких собственников, все потерявших и не имевших более средств к существованию. Прежний правитель Африки, Секстий, должен был подготовить восстание против Фан- гона, нового, назначенного Октавианом, правителя, который раньше был центурионом Цезаря.[736] Бокх, царь Мавритании, по-видимому, получил приглашение овладеть испанскими провинциями Октавиана.[737] Повсюду по Италии для набора шести легионов были разосланы эмиссары, которые поощряли вербованных солдат, убеждали муниципии выдать Луцию хранящиеся в храмах деньги и агитировали к восстанию землевладельцев. Мы знаем, что в Кампании это поручение они доверили Тиберию Клавдию Нерону, который после своей службы у Цезаря предложил сенату 17 марта 44 года объявить его тираном и который согласился исполнить свою миссию вместе с неким Гаем Веллеем, зажиточным кам- панским собственником, прежним офицером и другом Помпея.[738]Луций и Фульвия надеялись, что, когда в Италии разразится мятеж и начнется гражданская война, генералы Антония придут к ним на помощь и уничтожат общего врага, даже не получив приказаний от своего далекого вождя.
Начало волнений
Скоро воспоминания о междоусобной войне пробудились во всех умах; все спрашивали себя, поднимется ли Италия, как раньше, но уже не для завоевания прав граждан, а для защиты территории от алчных ветеранов и для восстановления свободной республики предков. Настроены были пессимистично: все считали, что этот страшный эпизод римской истории может возобновиться; сам Октавиан разделял это мнение и не смел проявить твердость к подавлению явных приготовлений к мятежу, а также интриг консула. Он ограничился только видимостью защиты, развелся с Клодией, вернул Сальвидиена, поручил ему также набирать солдат, взять деньги в храмах италийских городов[739] и время от времени выпускал против Фульвии едкие пасквили. До нас дошел один, по-видимому, подлинный и очень остроумный, но столь грубый, что его нельзя даже перевести.[740]Таким образом, к концу года агенты и Луция, и Октавиана оспаривали друг у друга в городах молодых людей, ветеранов и храмовые сокровища[741] Одиннадцать легионов были напрасно распущены после Филипп, ибо их приходилось набирать снова; большинство ветеранов, даже ветераны Антония, шли на службу к Октавиану[742] Лишенные своих имений собственники, напротив, становились на службу к Луцию, на стороне которого открыто выступала масса населения; никто не задавал себе вопроса: как будут расплачиваться с войсками? Ссоры и кровавые столкновения между обеими партиями были постоянным явлением[743] и положение скоро стало таким угрожающим, что ветераны многих колоний отправили послов к Антонию на Восток, прося его немедленно прийти, чтобы восстановить мир[744]. Октавиан все еще колебался и сделал последнюю попытку соглашения, отправив в Пренесте депутацию из сенаторов и всадников[745]. Но и на этот раз он потерпел неудачу.
«Гражданская война»
Наконец, ободренный нерешительностью, в какой находились генералы Антония, Октавиан начал действовать и, чтобы показать пример, атаковал один из многих городов, где эмиссары врагов больше всего агитировали против него[746]. В это время мы впервые встречаемся с его молодым другом Агриппой, о котором до сих пор было известно только, что он сопровождал Октавиана при отъезде из Аполлонии и был в числе обвинителей заговорщиков.
Он должен был быть претором на следующий год, и Октавиан дал ему командование над армией. С наступлением осени Октавиан оставил в Риме Лепида во главе двух легионов и попытался захватить врасплох Норцию. Это ему не удалось; он был вынужден осадить ее, и так как осада затянулась, он обратился к Сентину, где также не имел успеха. Его неудачи ободрили Луция, в свою очередь захотевшего перейти в наступление и предпринявшего смелую попытку, которая, вероятно, должна была быть сигналом для мятежа по всей Италии. По соглашению со своими сторонниками он неожиданно с несколькими отрядами атаковал Рим, не встретив сопротивления со стороны Лепида — то ли ввиду слабости его характера, то ли ввиду его недовольства Октавианом.[747] Придя на форум, он произнес большую речь, в которой провозгласил, что является защитником республиканских идей, столь дорогих для зажиточных классов; он сказал, что сражается для того, чтобы разрушить триумвират, который после поражения Брута и Кассия не имеет более основания для существования, и чтобы восстановить республику. Он утверждал, что его брат Марк Антоний готов сложить власть и удовольствуется назначением консулом. Потом он приказал объявить Октавиана общественным врагом.[748] Получив известие об этом неожиданном событии, Октавиан со значительными силами двинулся на Рим, и Луций, который не мог оказать ему сопротивление, вышел из города и возвратился к своей армии, сконцентрированной в не известном нам месте.[749]Таким странным и неясным образом началась эта война. К сожалению, об этой войне древние историки рассказали так неполно и неясно, что мне не удалось дать подробное описание ее. Можно только четко представлять, что в известный момент Луций Антоний выступил в поход с шестью вновь набранными легионами по Кассиевой дороге, чтобы идти навстречу Сальвидиену, который в сопровождении Азиния и Вентидия медленно двигался из Галлии. Но Агриппе ловкими маневрами удалось спутать планы Луция, и он вынудил его в концу осени запереться в Перузии, где его осадил Октавиан. Фульвия осталась в Пренесте, откуда писала Вентидию, Азинию и Калену, убеждая их прийти со своими легионами на помощь к Луцию и стараясь ускорить восстание в италийских городах. Жребий был брошен. Луций и Фульвия думали, что города Италии готовы восстать и что генералы Антония, не колеблясь больше, готовы покончить с Октавианом.
Пародия на гражданскую войну
Но Италия не восстала, и генералы Антония не пришли к ним на помощь. Тщетно Тиберий Клавдий Нерон[750] побуждал кампанских собственников взяться за оружие и попытался даже поднять рабов; тщетно также Фульвия и друзья Антония в Кампании и других областях старались обратить в воинственное бешенство слезливые протесты ограбленных собственников и платонические республиканские вздохи зажиточного класса. Со времен гражданской войны все изменилось; зажиточность, культура, то, что называют цивилизацией, очищали людей, делали их мягче; они разучились держать оружие в руках и больше занимались торговлей и науками, чем войной. После долгих жалоб на причиненные им насилия в решительный момент они предпочли смириться, чем рисковать тем немногим, что у них оставалось.[751] Луций Антоний остался на высотах Перузии среди общей пассивности в качестве единственного борца. Факел, который он зажег на вершине, чтобы подать Италии сигнал к восстанию, медленно вспыхнул, догорел и погас, не передав с равнины на равнину и с холма на холм другие мятежные огни. Агриппа, которому Октавиан доверил высшее командование над своей армией, смог в течение декабря и января построить огромные траншеи вокруг Перузии и стеснил город со всех сторон, несмотря на смелые и частые вылазки Луция.
735
Арр., В. С., V, 23.
736
Ibid., 26; Dio, XLVIII, 21.
737
Арр., В. С., V, 26; но это могло быть клеветой или, по крайней мере, преувеличением сторонников Октавиана.
738
Velleius, II, 75–76. Место это важно потому, что открывает нам тайные интриги этого дела и доказывает, что в действительности пытались подготовить мятеж еоплп, que perdiderunt agros. Очень вероятно, что Кампания была не единственной областью, где велись эти интриги, хотя об этом случае нам известно только потому, что историк хотел рассказать о своем предке.
739
Арр., В. С., V, 27; Dio, XLVni, 13.
740
Martial, XI, 20. Вейхерт и Друманн рассматривают его как апокрифический, Гардтхаузек, напротив, считает его подлинным.
741
Арр., В. С., V, 27.
742
Ibid., 31.
743
Арр., В. С., V, 27.
744
Арр.(В. С., У, 52) говорит, что Антоний удерживал в течение зимы в Александрии послов из колоний. Прежде не было вопроса о посылке этих послов. Вероятно, что он оставил их на зиму потому, что они прибыли в конце навигации. Оки, без сомнения, выехали в начале осеки.
745
Арр., В. С., V, 28.— Дион (XLVIII, 11) говорит об этой депутации раньше, чем о суде в Габиях.
746
Dio, XLVIII, 13. Я предполагаю, что именно это заставило Октавиана действовать, но история этой войны очень темна.
747
Арр., В. С., V, 30; Dio, XLVIII, 13.
748
Ibid.
749
Dio, XLVIII, 13.
750
Sueton., Tib., 4; он утверждает, что Тиберий Клавдий Нерон находился в Перузии, но это отвергается Веллеем (II, 75).
751
См.: Jullian, С. Р., I, с. 20–21; он справедливо замечает, что многие историки не оценили важности этой войны, но мне кажется также, что сопротивление Италии было менее велико, чем думает Юллиак; в действительности страна оставалась спокойной, во время осады Перузии было очень мало беспорядков.