Страница 69 из 84
Оборотень совершенно невероятным образом скрутил корпус, используя инерцию движения, пробежался по стене и с разбега прыгнул на констебля. Но тот уже метнулся прочь, и запоздалый удар просто придал дополнительное ускорение. Рамон так и прокатился по коридору, оставив меня с оборотнем один на один.
Страхи? Все страхи были в моей голове, зверь страхов не знал.
Зверь знал лишь, что он хочет жрать. Жрать и убивать, но в первую очередь — жрать.
Голод понукал его лучше всяких страхов, и когда он прыгнул на меня, я не стал искать спасения в таланте сиятельного, а просто распахнул дверь номера, которая открывалась наружу! Оборотень подобно пушечному ядру врезался в неожиданное препятствие; острые когти пробили филенку, а миг спустя в нее всем своим весом ударилась немаленькая туша, и дверное полотно просто сорвало с петель. Зверь шибанулся о косяк, взвыл, выламываясь из деревянных кандалов, и я бросился наутек. Сразу налетел на поднимавшегося с пола напарника, вновь сбил его с ног и сам рухнул рядом.
Проклятье!
Когда оборотень отшвырнул в сторону выломанную филенку, я перевалился на спину и выставил перед собой трость в тщетной попытке хоть ненадолго задержать взбесившуюся зверюгу.
Надежды на это было немного, но тут грохнул выстрел.
Револьвер Веблей — Фосбери в руке Рамона плюнул огнем, враз лишив слуха и ослепив на правый глаз; оборотень поймал пулю широкой грудью и оступился. Миг спустя страшная рана затянулась сама собой, словно чудовище растворило в себе семнадцать граммов свинца и меди, но констебль не переставал жать на спуск автоматического револьвера, пока не расстрелял весь барабан.
Шесть пуль четыреста пятьдесят пятого калибра — это вовсе не мало. Шесть пуль четыреста пятьдесят пятого калибра позволили выгадать несколько драгоценных секунд.
Этого времени хватило мне, чтобы подняться с пола, приставить трость под углом к стене и со всего маху приложить ее подошвой сапога точно в стык нижней трети. Хрустнуло дерево, заскрипел сминаемый металл, механизм разломился надвое, и оборотня я встретил тычком расщепленной деревяшки. Просто выставил перед собой обломок и ткнул им в оскаленную пасть.
Чудовище никак не успевало уклониться, да не стало и пытаться. Страшенные зубы попросту перехватили трость и легко перекусили палку, а заодно и электрическую батарею внутри.
Сверкнул ослепительный разряд! Оборотень отлетел назад и навалился на стену. Затем, оставляя на побелке глубокие царапины, он сполз на четвереньки и замер, растерянно потряхивая головой. Из раскрытой пасти текла слюна вперемешку с кровью. Удар электрического тока не поджарил его внутренности, просто дезориентировал и сбил с толку.
Я выругался, достал «Рот-Штейр» и открыл огонь.
Хлоп! Хлоп! Хлоп! — полетели выбиваемые пулями брызги крови, а когда магазин пистолета опустел, Рамон уже переломил «Веблей — Фосбери» и заменил стреляные гильзы клипом с новыми патронами.
Медь и свинец не причиняли зверю никакого вреда, раны, как и прежде, затягивались сами собой, но оборотень, который все еще не мог прийти в себя после удара электрическим током, вдруг пополз на выход, шустро-шустро перебирая по полу лапами. Стреляя на ходу, констебль ринулся вдогонку, а чудовище лишь горбилось, принимая широкой спиной пулю за пулей. С лестницы оно попросту скатилось, один миг — и оборотень скрылся на улице.
— Дьявол! — выругался Рамон, подбежав ко входной двери. — Он ушел!
— Черт с ним! — прохрипел я, спускаясь следом. — Портье! Рамон, куда подевался этот слизняк?
Задвинул засов, констебль подошел к конторке и поморщился:
— Тут он, не кричи.
Да и сам я уже заметил черневшую в том углу лужу крови.
— Мертв? — спросил у Рамона.
— Мертв, — подтвердил напарник, перезаряжая дрожащими руками револьвер. — Мы облажались, Лео, — выдохнул он. — Мы крепко облажались!
И с этим было не поспорить.
Убийца скрылся, портье мертв, вот-вот начнут выглядывать из своих номеров перепуганные стрельбой постояльцы, а на звуки стрельбы уже спешат все окрестные постовые.
— Интересно, здесь есть черный ход? — усмехнулся я, когда с улицы донеслась пронзительная трель полицейского свистка.
— Лео, даже не заикайся, — нахмурился Рамон. — Мы не уйдем через черный ход, ясно?
Я беззлобно выругался и уселся на нижнюю ступеньку, не став подбивать своего излишне принципиального товарища на побег с места преступления. С учетом оставленных нами улик более глупой затеи в голову прийти просто не могло.
Но от подначки все же не удержался:
— Просто скажи, что боишься выйти на улицу.
— Боюсь, — подтвердил Рамон. — А ты будто сам не видел, как эта сволочь от серебра уворачивалась! В упор ведь стрелял! Нет, дальше без меня! Три тысячи — это куча денег, но голову взамен оторванной точно не хватит пришить.
— Слабак! — рассмеялся я, хоть самого так и потряхивало. — Лучше подумай, что расскажешь коллегам.
Рамон фыркнул:
— Сам выкручивайся! Ты попросил меня помочь, подробностями делиться не пожелал. Вот и все, что я знаю.
— Сойдет, — кивнул я, поскольку патент частного сыщика и поручение от Банкирского дома Витштейна оставляли достаточное пространство для маневра.
Но врать не собирался. Более того, намеревался выложить все без утайки.
Честность в таких делах — лучшая линия защиты.
Ну или почти…
Я достал зажигалку и подпалил уголок полицейской карточки. Понаблюдал за разгорающимся огоньком и предупредил приятеля:
— Портье сам вызвался показать нам номер подозреваемого. Мы зашли, а там такой беспорядок…
И тут в дверь беспорядочно заколотили.
— Откройте, полиция! — заголосили на улице.
— Еще есть время сбежать через черный ход, — пошутил я, потом вздохнул и махнул рукой. — Ладно, отпирай…
3
Отпустили нас уже утром.
Сначала меня, через полчаса Рамона. Я дождался приятеля на скамье во внутреннем дворике Ньютон-Маркта и вместе с ним вышел на улицу. Там мы переглянулись и, не сговариваясь, заковыляли в «Винт Архимеда». Шли молча; сил на разговоры уже не осталось.
Разговорами нас занимали всю ночь.
Сначала опрашивали первыми прибывшие на место преступления сыщики, потом допрос продолжили два въедливых детектива-сержанта, а закончилось все крайне неприятной беседой с главой сыскной полиции Морисом Ле Бреном.
Наличие патента частного сыщика и поручение от Банкирского дома Витштейна изрядно выводило из себя бывших коллег, но уверен — без предъявления обвинений обошлось лишь потому, что никому не хотелось раздувать очередной скандал. Слишком уж резонансным оказалось убийство Исаака Левинсона и всей его семьи.
Вот и отпустили, взяв очередную расписку о неразглашении.
Плевать! Делиться подробностями с газетчиками я в любом случае не собирался. Не тот случай…
«Винт Архимеда» в силу раннего времени оказался полупустым, но мы все равно уселись в самый дальний угол.
— Наломали дров, да? — вздохнул Рамон, когда хозяин принес бокал белого вина и содовую ему и кувшин лимонада мне, получил несколько мелких монет и оставил нас в покое.
— Не без этого.
— Меня бы точно уволили, — с усмешкой протянул бывший констебль, — если бы не успели уволить до того.
— Видишь, как удачно получилось, — улыбнулся я, наполняя бокал лимонадом.
Рамон кисло глянул в ответ.
— Знаешь, сколько платят ночному сторожу на угольном складе? — спросил он.
— Кстати, раз уж речь зашла о деньгах! — Я достал из правого сапога пачку колониальных долларов и принялся, загибая уголки банкнот, их пересчитывать.
— Что это?! — всполошился Рамон.
Я погрозил ему пальцем, дошел до конца и разделил пачку на две равные части. Одну протянул приятелю.
— Что это? — повторил он вопрос, не притрагиваясь к деньгам.
— Это аванс. Восемьдесят долларов, — ответил я, убирая изрядно похудевшую пачку во внутренний карман пиджака.