Страница 35 из 84
— Твои слова — лишь пустое сотрясание воздуха. Важны истинные желания. Ты ведь неспроста ухватился за возможность обрести ручного суккуба! На самом деле ты не хочешь меня отпустить, ты жаждешь совсем другого. Так иди и пожни плоды своих трудов, — Елизавета-Мария провела рукой по бедру, — быть может, когда я тебе наскучу…
Желание накатило горячей волной, но я не сдвинулся с места. Даже мысли такой не возникло. Из-под созданного моим собственным воображением обличья прекрасной девушки явственно проступал демонический лик с горящими адским пламенем глазами и ртом, полным мелких острых зубов.
Прислушайся — и услышишь, как скребутся по шелковой ткани платья острые когти, принюхайся — запахнет серой.
— Ну же, Лео! Иди ко мне! — приняла девушка еще более соблазнительную позу и провела раздвоенным кончиком языка по верхней губе. — Ты ведь хочешь этого! Застенчивость помешала тебе признаться в любви, но меня тебе стесняться нет никакой причины. Ты мой господин и повелитель! Можешь делать со мной все, что пожелаешь! Ты ведь этого хотел?
— Нет, — спокойно ответил я, налил чаю и взял из корзинки бисквитное печенье. Откусил, помедлил немного, наслаждаясь вкусом, и запил горячим терпким напитком. — Я прекрасно осознаю, что большая часть тебя находится в моей голове. А оставшееся — это скользкая холодная тварь, с которой я не разделю постель даже под угрозой смерти.
Елизавета-Мария подперла голову рукой и посмотрела на меня с нескрываемым интересом. Алые тени в ее глазах понемногу начали рассеиваться.
— Разве тебе не льстит мое внимание? — спросила девушка.
Я указал на дверь.
Суккуб хрипловато рассмеялась и поднялась с кровати.
— Рано или поздно я заполучу твою душу, — сообщила она.
— Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?
— Боюсь, мальчик, это невозможно. — Елизавета-Мария сделал вид, будто собирается потрепать меня по щеке, но отступила, не закончив движения. — Мы связаны уговором, и твоя душа, будто утлый ялик: она качается на волнах и не дает мне уйти на глубину.
— Отличная метафора, — похвалил я образность мышления суккуба.
— Но знаешь, Лео, в твоей душе столько брешей, что скоро она пойдет ко дну и утащит меня за собой. На самое дно и даже дальше — прямиком в преисподнюю.
Девушка развернулась и прошествовала на выход столь стремительно, что я едва успел ее окликнуть:
— Почему это я непременно должен пойти ко дну?
— От тебя пахнет смертью, — просто ответила Елизавета-Мария и вышла за дверь.
Я взял еще одно печенье, с чашкой в руке отошел к окну и какое-то время бездумно смотрел на укутанный ночным мраком город. Ближе к центру темнота казалась не столь беспросветной, там растекались отблески уличного освещения, а на шпилях башен горели сигнальные огни. Да еще высоко-высоко, среди тусклых звезд мигала оранжевая точка, отмечавшая полет грузового дирижабля.
От меня пахнет смертью?
Вздор! Это всего лишь дым.
Дым, и не более того. Но вымыться в любом случае не помешает.
И я отправился в ванную комнату.
Первым делом запер за собой дверь, потом убрал на полку хронометр, бумажник и оба пистолета и подошел к огромной медной ванне, что стояла посреди комнаты на кованых звериных лапах.
Невесть с чего накатила усталость, я оперся о холодный металл и вдруг осознал, что весь горю огнем. Аггельская чума, не донимавшая меня целый день, вернулась, и возникло ощущение, будто я вновь бегу по охваченному пожаром коридору, только теперь нет смоченных водой штор, да и вообще — пламя внутри.
Бубоны налились алым свечением; я выкрутил вентиль с холодной водой и сунул руки под студеную струю, но особого облегчения это не принесло.
Сердце колотилось неровно-нервно, во рту стоял вкус крови.
Тогда улегся в пустую ванну, будто вампир в гроб, и холодная медь неожиданно быстро остудила бушевавший внутри пожар. Стало зябко; я поежился и открыл второй кран, труба от которого уходила к пузатому баку с трепетавшим внизу пламенем газовой горелки, отрегулировал напор обеих струй, заткнул деревянную пробку и расслабился, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Мне больше не было ни холодно, ни жарко, потихоньку начала накатывать спокойствием и отдохновением полудрема…
Очнуться заставило дуновение холодного воздуха.
— Я ведь запер дверь! — с укоризной произнес я, не поворачивая головы.
— Тебе никогда не говорили, как опасно засыпать в ванне? — с тихим смешком поинтересовалась Елизавета-Мария. — Ты можешь уснуть и больше не проснуться. Никогда.
— Все мы когда-нибудь уснем и не проснемся. Жизнь полна неожиданностей.
— …сказал Иуда Искариот, принимая тридцать серебреников, — дополнила суккуб мое высказывание и с усмешкой продолжила: — Но с весьма предсказуемым итогом, впрочем, — как добавил он, накидывая на шею петлю.
— В самом деле? — хмыкнул я.
— Так говорят, — беспечно отозвалась девушка, и тонкие пальчики легли мне на затылок и макушку, взъерошили волосы, надавили, массируя кожу. — Подумай, Лео, как легко мне было бы приложить малую толику усилий и продержать тебя под водой минуту или две…
— Брось!
— Ты ничуть этого не боишься?
— Риск утонуть в собственной ванне не входит в первую десятку моих страхов.
— О, поведай же мне их, — тихонько промурлыкала Елизавета-Мария на ухо. — Я так хочу узнать тебя получше…
— Сгинь, — потребовал я.
— Рано или поздно я выведаю все твои тайны.
— Только зря потратишь время.
— Тогда расскажи сам. — Девушка отодвинулась от ванны и встала напротив зеркала, любуясь отражением своего обнаженного тела. — Начни с того, как ты стал убийцей, Лео.
— Я не убийца.
Елизавета-Мария пропустила мой ответ мимо ушей.
— Сколько человек на твоей совести, а? — спросила она. — Сколько душ ты загубил, Лео?
— Если говорить о моей совести, то она чиста. Да, мне приходилось убивать, но я просто защищался, и только.
— В самом деле? — рассмеялась девушка, на этот раз совершенно искренне, от всего сердца. — Ты действительно в это веришь? Сегодня ты тоже убил, защищая собственную жизнь?
Я промолчал. Хотел ответить утвердительно, но вспомнил, как стрелял в спину, и промолчал. Грабитель с огнеметом уже уходил; он был повинен во множестве смертей, но конкретно в тот момент ничем мне не угрожал.
Я просто хотел отомстить за свои страх и боль. Желал убить его и убил. Взял на себя роль высшего судии.
Признаваться в этом не хотелось. Да я и не стал.
Но только закрыл глаза, как суккуб немедленно плеснула мне в лицо пригоршню воды.
— Если не собираешься разговаривать со мной, будь добр — исчезни, — потребовала она, — совместный прием ванны чреват для тебя потерей контроля, а ты такой нежный и ранимый. Или рискнешь?
Я безмолвно выругался, выбрался из ванны и обмотал вокруг бедер переданное Елизаветой-Марией полотенце. Демонстративно не глядя на обнаженное девичье тело, сгреб выложенные на полку вещи и прошлепал мокрыми ступнями на выход.
— Как маленький мальчик стал убийцей, Лео? — уже в спину полетел очередной вопрос.
И вновь я промолчал.
Аккуратно притворил за собой дверь и отправился спать.
7
Всю ночь кто-то скребся в ставни и пытался их взломать.
Всю ночь кто-то копошился в шкафу, ворошил мои вещи и грязно ругался.
Всю ночь мертвый повар отмывал окровавленное столовое серебро.
Всю ночь Теодор раскрашивал цветными карандашами фотографию, свою и брата-близнеца.
Всю ночь нагая Елизавета-Мария кружилась в танце с саблей и огромным кухонным ножом.
Но в целом — ничего необычного, просто снились кошмары.
Всю ночь напролет.
В итоге проснулся разбитым, с головной болью и ломотой во всем теле.
Не без труда разлепив глаза, я выпростал из-под одеяла руки и с облегчением перевел дух. Опухоль спала, обожженной кровью падшего коже вернулся естественный цвет, и ладони больше не горели огнем.