Страница 50 из 51
Глава 23
Российская Империя. 8 марта 1917 года.
— Ваше благородие…. — Со мной поравнялся конвоир, из числе тех, что пришел наниматься на службу вчера. Я вспомнил, что это тот, что с простреленным легким. Но, пока идет и дышит ровно, винтовку держит в руках ловко и привычно, направив лезвие штыка в сторону арестованных.
— Спрашивай, что хотел. Тебя, кстати, как зовут? Вчера, извини, не запомнил.
— Белов Василий, стрелок первого…
— Ты Василий уже не стрелок первого батальона стрелковой бригады. Не обижайся, но калека, которого я взял на службу. Спрашивай, что хотел узнать.
— Мы ведь не в Петропавловскую крепость их ведем? — Василий кивнул на понурых арестованных, что исподлобья, считая, что я не вижу, бросали на
меня мрачные или испуганные взгляды.
Вася солдат умный, говорит со мной вполголоса, смотрит на напряженные спины арестованных, не оборачиваясь ко мне.
— Нет, не в Петропавловку. Ведем к нам на базу. И нет, расстреливать их мы не будем. Я застрелил конченых мразей, который, если бы их отпустили, уже сегодня кого-нибудь бы зарезали ради трех рублей. И ничего с ними сделать было нельзя, я пробовал.
— А этих куда?
— Эти пойдут сегодня вместе с тобой, захватывать нам новую казарму. И завтра будут тебя учить правильной службе. А кто не пойдет сегодня в атаку, завтра –послезавтра попадет в Петропавловскую крепость. Что-то имеешь против?
— Нет, я просто поинтересовался.
— До службы ты кем был?
— Студентом, в Казанском университете учился, на химическом отделении физика-математического факультета.
Понятно. Читал я об одном студенте из Казани, правда, тот был моим коллегой, юристом. И погнали его из университета не за плохую учебу.
— И сколько тебе лет каторги грозило, что ты рядовым в армию сбежал?
Белов отвернулся. Уверен, что он даже не Белов, и наверняка бомбы делал для эсеров или анархистов.
— К какой партии себя относишь, товарищ?
— Сейчас ни к какой, был анархистом.
Я судорожно пытался понять, мог ли бывший студент слышать, куда мы собираемся сегодня вечером.
— Вы, товарищ начальник, не напрягайтесь. Что пойдем забирать дворец на набережной Мойки, я ночью слышал, наши шептались. Но я от идей анархизма отошел, все-таки полнейший отказ от государственных структур невозможен. А во дворце я уже был, хотел знакомых найти, и вообще, прибиться, к делу пристроится. У меня в Казани, в живых, из родственников никого не осталось. Сестра только живая в Архангельске, за мастером на верфях замужем, но у нее детей пятеро, так что, меня примут, но рады не будут. Да и нельзя мне на север, врачи сказали, что лучше ближе к теплому морю.
— Да, Василий, Черное море — это чудесно. Уже в марте там неплохо, лучше, чем в Питере. А Средиземное море, это вообще сказка.
— Вы и там были? — с завистью спросил бывший террорист.
— Приходилось. И что там, во дворце?
— А во дворце в основном бандиты и дезертиры живут, если настоящие анархисты там есть, то только безначальцы, человек десять — пятнадцать, остальные просто, под них рядятся.
— Видел, что гимназисты снаряжают?
— Видел.
— Можешь эффект усилить?
— Попробую.
— Как дойдем до дома, сразу подключись. Я тебя старшим назначаю. Если что-то нужно — сразу ко мне. Твои указания должны выполнятся безоговорочно. К шести часам вечера мне надо штук сорок зарядов в полной готовности к применению иметь.
— Я понял, товарищ командир. Только сказать хотел — к правому крылу дворца корпус пристроен, там раненых человек сто, не меньше.
— Вот зараза. — я яростно выругался. Эта новость меняла все планы. Хотя план изменить нельзя, он принят за основу и наиболее оптимален. Но план можно немного подкорректировать.
— Понял, я тебя, товарищ Белов. Вовремя ты мне это сообщил, так что все будет в порядке.
Так, за интересным разговором дошли мы до нашей базы, после чего я погнал весь личный состав отдела народной милиции обедать, дав указание готовить еще столько же, а колонну арестованных выстроил вдоль глухой стены соседнего дома, примыкавшей к нашему двору.
Передо мной стояло тридцать шесть человек. Видно, что голодных, одетых кое–как, очень разномастно. Вероятно, что с кем-то из них поменялись обувью солдаты, арестовывающие или охраняющие их, так как такой коллекции драных опорок я давно не встречал. Одно их объединяло — пустота и обреченность в глазах, так смотрят люди, которые потеряли все, или точно уверены, что потеряют все в ближайшее время и никакой надежды уже не осталось.
— Господа! — я покачнулся с пятки на носок: — Не надо так на меня смотреть. Никаких пулеметов и прочих расстрельных команд не будет. Меня зовут Петр Степанович Котов, я капитан революционной милиции Республики Мексика в отставке. Вы — бывшие сотрудники МВД, объявленные вне закона, уволенные со службы без всяких выплат. Ваше будущее — прозябание в казематах Петропавловской крепости в течение полугода, затем скорый и неправедный суд за стрельбу из пулеметов по революционному народу и после этого, ваша жизнь уже никогда не будет прежней. Вы будете изгоями до конца дней своих. Увы, но это ваше будущее.
Я предлагаю вам другой вариант вашей дальнейшей жизни. Вы ослужите в рядах народной милиции год. Заниматься будете примерно тем же, что и раньше, в зависимости от ваших способностей и прочих талантов. Служба по двенадцать часов, без выходных. Жить будете на казарменном положении, получать паек и денежное содержание. Никаких встреч с родными и знакомыми. Семьям, особенно оказавшимися в тяжелом положении после вашего ареста, мы поможем, это я вам могу обещать. Имена ваши вы должны забыть, этих людей больше не должно быть, никогда.
— По порядку номеров рассчитайся. — внезапно я сменил тему разговора. Рассчитались они быстро, чувствуется, что практически все служили в армии и были справными солдатами. Лишь двое, хотя с петлицами МВД в лацканах форменных сюртуков, внешне форменные шпаки. Кстати, единственные, кто был в форме, в форме чиновников МВД. Наверное, какие- ни будь статисты или счетоводы. И попались беснующейся толпе как последние лохи.
Когда последний человек в строю выкрикнул свой номер, я продолжил:
— Ваш номер, это ваше новое имя или, если хотите, позывной, на ближайшее время. Кроме службы, в ваши обязанности будет входить обучение приставленных к вам людей тонкостям вашей профессии.
Я задумался.
— Ну, вроде бы все. У кого есть вопросы?
Вопросов почему-то не было.
— Ну тогда все вопросы в рабочем порядке. Сейчас я подойду к каждому из вас, и вы все ответите на вопросы, затем проследуете в здание, где будете накормлены и получите возможность помыться. Вечером начнется служба, а в пять часов пополудни — предварительная тренировка. После чего те из вас, кто сейчас заявит мне о том, что служить под моим началом в народной милиции не собирается, эти люди будут завтра препровождены в Петропавловскую крепость, где будете ожидать своей судьбы. Если всем все понятно, то, те из вас, кто не желает служить в милиции и готов отправится в Петропавловку, два шага вперед.
Не вышел ни один. Ну а я бы, на их месте, тоже не вышел.
После обеда начались тренировки личного состава. В строй были поставлены все способные держать оружие. Напротив, дома сто шесть по набережной Мойки, был выставлен наблюдатель с красным флажком. На пригнанные из конюшни телеги, грузили пулеметы и прочее имущество. Во дворе двадцать пять человек учились под зычные команды вахмистра: «Делай раз, делай два». Время летело стремительно, казалось, что ничего не готово, но в пять часов пополудни мы, короткой колонной, выдвинулись на набережную. Гимназисты ушли за полчаса до основной группы, неся наполненные подарками корзинки. Впереди, неторопливо, двигались три телеги, груженные припасами и пулеметами. За ними лихо шагал отряд, человек в пятьдесят, причем бойцы с японскими винтовками были одеты в полную полевую форму имперского пехотинца, вторая половина отряда была облачена в штатское тряпье. На квартире остался один дежурный, которому дали команду запереться и никого не пускать, кроме меня и моих заместителей.