Держиморда

- Ты опять с гранатой припёрся? — Поднял на меня помятое со сна лицо мой знакомый военно-морской товарищ.

- Конечно. А как иначе? Времена — то нынче беспокойные. — я успокаивающе похлопал себя по груди, но моряка это не успокоило.

— Ты что припёрся? — Моряк явно не был рад нашей встречи.

- Мне команду дали забрать у тебя в подвале всех арестованных и препроводить их в Петропавловскую крепость. Но если ты чем-то недоволен, то мы пойдем…

- Ты, братишка погоди! — морской старшина какой-то там статьи, забыв о моей химической гранате, что, как змея, пригрелась на моей груди, выскочил из-за стола и радостно хлопнул по плечу: — Я тебе конечно рад, только устал очень. Второй день меня не сменяют, говорят, что некого поставить…

— Я тебе одно секретное слово скажу, но им только моряки могут пользоваться. — я ткнул пальцем в широкую грудь моего приятеля: — Сутки отдежурил, а смена не пришла, берешь всех своих бойцов, идешь к самому главному и говоришь «Караул устал», после чего уводишь своих людей в казарму. И все. Дальше не твоя забота.

— И все? — поразился боцманат, или как его зовут.

— Все. Один раз так сделаешь, поверь, больше забывать о тебе не станут, будет всегда смена вовремя приходить. Ну ладно, пока.

— Надо будет запомнить — караул устал. — впал в глубокую задумчивость моряк, после чего спохватился: — Ты подожди, Мексиканец, постой. Какой «пока». Ты давай задержанных забирай, а то некоторые уже третий день сидят. Конвой обещали ещё вчера прислать, и никто не пришёл.

— Или это ты должен был вчера прийти? — моряк скосился на меня.

— Даже не думай. Мне команду дали час назад, по телефону. А ты сам знаешь, нищему собраться — только подпоясаться. Кстати, задержанные у тебя как — покормлены, одеты в теплые вещи? Шапки и обувь у всех есть?

Да кто бы их кормил, этих кровопивец? У меня паёк только на охрану, а эти ноют все время, в дверь стучат, то жрать хотят, то срать, то чаю просят… Надоели, держиморды. Слышал, кстати, всех Романовых решено арестовать, а имущество конфисковать.

— Это хорошая новость, товарищ. — я покивал головой: — Сколько тут у тебя задержанных?

- Тридцать шесть человек. Отведёшь?

- А что не отвезти? Бумагу только выписывай сопроводительную, чтобы в Петропавловской крепости начальство мне от ворот поворот не сделало.

- Так это я сейчас, мигом, у меня уже и списки все готовы. — моряк засуетился, достал какие-то бумаги и стал старательно, высунув от усердия язык, что-то писать.

— Начальник, а начальник…- некстати подал голос один из моих жуликов, которому надоело просто так стоять в уголке.

— А это кто такие? — моряк, старательно сверявший два списка, кивнул в угол.

— Бандиты и убийцы. Вот у меня на них и приговор вынесен. — я положил перед моряком бумагу, приговор, подписанный судьей Дреддом.

Тут прочитал и хмыкнул:

- Прямо-таки к расстрелянию приговорили?

- Ну а что с ними делать? Мужика зарезали ради семидесяти рублей, посреди бела дня, ничего совсем не боятся. Я с ними поговорил, так они говорят, что из тюрьмы очень скоро выйдут и, тем же самым, будут заниматься. Ну и резать начнут тех, кто их ловит и охраняет, то есть нас с тобой. Может, ты подскажешь, куда их девать? Тюрьмы все ненадёжные, а в Петропавловку их не возьмут. Тебе они нужны?

— Куда я их дену? — моряк недоуменно пожал литыми плечами: — У меня только полицейские, бывшие чиновники и жандармские. Этих придется выпускать через пару часов. Они же жертвы царизма. Я слышал, что вместо тюрем будут делать специальные поселения, а уголовных туда артелями заселять, на перевоспитание.

— А! — я со злости махнул рукой: — Кто их будет перевоспитывать? Да и до постройки поселений еще лет пять. А мне надо их куда-то сегодня деть.

Ну вот, ты их выпустишь, а они вечером кого-нибудь обязательно убьют. Поэтому только расстрел.

— Ладно, братишка, не наше это дело. На тебе список арестованных. — моряк протянул мне рукописный список: — Сейчас выводить их будем.

Я думал, что поседею, когда вел свою небольшую колонну через толпу, что бестолково теснилась вокруг Таврического дворца. Стоило нам выйти из здания, как по гомонящая толпа замолкла, затем по ней понеслись шепотки «Фараонов ведут», «Суки и кровопийцы».

— Отдайте нам этих сатрапов! В Неву их, пусть корюшку покормят! — взревела толпа и сгустившись у нас на дороге, качнулась мне навстречу.

Самым глупым было прорываться через массу людей угрожая им оружием или применяя силу. Даже, если бы я привел с собой всех своих инвалидов, вооруженных до зубов, даже с пулеметами, нас просто втоптали бы в землю, не замарав сапог. Вон, из-за угла здания даже темная туша броневика виднеется, революция готова себя защищать.

— Товарищи! — я вышел вперед и поднял руки вверх: — Товарищи мои дорогие! Ну что же вы делаете! Не настрелялись еще? Весь цивилизованный мир рукоплещет нашей бескровной, как сказал дорогой товарищ Керенский, революции, а вы хотите нас перед всем миром опозорить? Мы всем рассказали, что наша революция самая лучшая и мирная в мире, не чета какой-то там Французской, а вы хотите показать всему миру, что мы — дикари неумытые? А, товарищи?

Еще в Библии сказано « Да воздастся каждому по делам его». Эти царские опричники десятилетиями гноили нашего брата по тюрьмам и по ссылкам, а вы хотите их на тот свет отпустить без покаяния. Нет, товарищи, это в корне неправильно. Каждый из них, запомните, каждый, должен полной чашей испить те муки, что годами терпели от этих извергов наши товарищи. Сейчас они три месяца посидят в сырых казематах Петропавловки, на хлебе и воде, чтобы сами узнали, как это — из мякиша чернильницу делать. А потом, когда наш народный суд, от имени революционного народа отправит эту отрыжку царского режима лет на двадцать в Туруханский край, чтобы там, в вечной мерзлоте, где плевок не успевает долететь до земли, оттого, что в сосульку превращается. Так вот, пусть эти упыри лет двадцать помоют золотишко для трудового народа, по колено в ледяной воде, вот тогда мы все дружно скажем — да, вы искупили свою вину, можете вернутся к нормальным людям. А последнего царского полицейского мы будем, товарищи, в зверинце, в клетке, внукам своим показывать. Правильно я говорю, товарищи?

— Ура! — взревели радостные лица, которые еще минут пять назад были готовы на кол посадить моих подопечных, да и меня вместе с ними, чтобы под ногами не мешался: — Даешь фараонов в зверинец!

— Качать товарища! — взвизгнул истерический дамский голос и через мгновение меня схватили десяток цепких рук.

Потом я несколько секунд летал вверх-вниз, прижав к животу деревянную кобуру с «маузером». Затем все кончилось. Мне напялили на голову свалившуюся папаху, отбили плечо дружескими ударами и, наконец, отпустили.

— Все целы? — спросил я у ближайшего конвойного.

— Все.

— Тогда пошли быстрее отсюда.

Все, и конвойные, и конвоируемые, спешили покинуть место сосредоточения революционных активистов, с нескончаемым кваканьем автомобильных клаксонов, шумом возбужденной толпы, криками, рвущих глотки, ораторов на бесконечном митинге, всё это создавало непередаваемую атмосферу птичьего базара на северных островах. Колонна ускорилась, только уголовные опять начали борогозить, громко шепча угрозы в адрес конвоиров и меня лично.

— Колонна, стой! — я вытянул за веревку из строя обоих уголовных и потащил их в сторону ближайшего проходного двора.

- Руки давайте.- с трудом, но узлы на руках бандитов мне удалось развязать.

- Что начальник, отпускаешь нас? — тот, которого сбила телега, стоял, щерясь мне в лицо и растирая руки: — А я тебе говорил, отпусти сразу, но ты не послушал…

Он что-то еще говорил, обещая мне скорую встречу, когда «маузер» коротко сказал «бах, бах».

Выходя на улицу, я услышал за спиной звук падения двух тел. Колонна, без команды, двинулась вперед, арестованные ускорились и старались не встречаться со мной глазами.