Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 61

Больше всего ему не нравилось, что пришлось так поступить с его красивым кораблём. Через двенадцать месяцев после смерти его дочери, Круциус спроектировал своё судно. Он зарисовывал его все дни напролёт, и даже во сне. За десять лет, он и его экипаж построили капер своими руками. Это был своего рода полезный траур, мольба о прощении, выраженная в дереве и смоле, за жизнь, которую он не смог сохранить. Он лично вырезал на носовой части корабля её портрет и назвал корабль её именем - Нуниева – и отплыл с ней в океан. Теперь он снова был рядом с ней, с милым ребёнком, который мужественно смотрел на мрачные волны, бьющиеся о невообразимо красивые берега. Нуниева была мечтой, воплощённой в реальность и предназначенной, чтобы открывать новые земли для Кроога.

После Кроог перестал существовать. Армия Мишры поглотила его. Больше там не было ни правительства, ни акционерных кампаний. Ветра политики и финансов утихли навсегда.

На море стоял мёртвый штиль. Капитан Круциус и вновь созданная Нуниева плыли по воле волн.

Однажды он взял на борт Аргивианский груз, но трюм Нуниевы не был предназначен для столь огромного количества припасов. Он был создан для скорости. Грузы достигали назначенных портов, но Круциус терял деньги с каждым выгруженным ящиком, которые стоили ему дорогостоящей починки корабля. Отчаявшись, он нанял команду гарпунёров и пополнил арсенал крюками, цепями, сетями и инструментами для разделки, в надежде окупить затраты добычей спермацета. Они выследили и убили одного кита, но хаос из разного рыбьего мяса, развешанного в порту, тучи чаек и акул, мерзкие застойные массы из чего-то, что до этого проплывало с ужасающей и величественной грацией через толщу воды – Круциус скорее бы загарпунил себя, чем ещё одного кита.

Но Аргивианская знать? Ленивая, богатая, кровожадная знать? Он без капли сомнения загарпунил бы их. Какими отвратительными бы они не были, они хорошо платили, выстраиваясь в длинные очереди, чтобы увидеть погибший от безжалостного кровопролития Аргот. Ещё одна экскурсия, и Круциус сможет выплатить свои долги. Ещё две или три, и он вместе с Нуниевой навсегда уплывут от ненавистных берегов Терисиарии. До тех пор, ему лишь оставалось надеяться, что война там продолжится.

- Молю, чтобы там всем хватило увечий и смерти.

Ночью, когда он впервые увидел Нуниеву, увечий было предостаточно.

Пьяный, с окровавленными костяшками пальцев и выбитыми зубами, Капитан Круциус брёл по мостовой Сумифы. Он держал свой путь через тёмное ущелье из магазинов и домов, закрытые ставни которых испускали золотистый свет, пронзая ночную мглу. Чередующиеся линии из света и тьмы, придавали Круциусу тигриный окрас. Ему нравилась эта игра света. Золото, кровь и кошки - людоеды – это и была его жизнь.

Он хотел, чтобы всё было иначе. Круциус надеялся отличиться на борту Йотианской военной галеры, но любовная связь с дочерью адмирала в этом самом городе, оборвала все его надежды на лучшую жизнь. Он до сих пор виделся с этой девушкой, но за пять лет он не увидел трюм ни единого корабля, кроме пиратской шхуны или бригантины. В то время, он и стал капитаном своего капера. Кулаки и зубы заработали ему его корабль, «Бэкстаб», а постоянная работа абордажной саблей подарила ему небольшой начальный капитал. Сегодняшняя драка, была ещё одной битвой за защиту этого капитала. Вор, который думал, что ему принадлежит золото Круциуса, лежал сейчас избитый и окровавленный в переулке около таверны.

Нанесение увечий не было в жизни, которую он планировал, но это было единственное, что удавалось ему достаточно хорошо делать. По крайней мере, ему не приходилось скучать. Он бы дрался, пил и распутничал до того дня, пока одна из его привычек не убила бы его. Жизнь капитана капера была весёлой, но короткой до безобразия.

Капитан Круциус приблизился к Бэкстабу, стоящему в тени пришвартованных рядом кораблей. Голова Круциуса кружилась от спиртного, кулачного боя и отвратительного звука, который доносился со стороны его капера. Это был пронзительный плач, похожий на вопль кота, зажатого в тисках. Круциус потряс головой, обдумывая, от какой такой мерзости может исходить ещё более мерзкий звук. Пока он всё выше взбирался по трапу на Бэкстаб, звук становился ещё громче.

- Проклятие.

Круциус шагнул на никем не надраенную и покрытую песком палубу. Несколько фигур крепко спали, облокотившись на бухты троса или на сложенные паруса, развешанные вдоль корабельных поручней. Один из них сидел в полусонном состоянии, попивая что-то довольно крепкое из бутылки.

- Эй, Биггс. Что за шум? - прорычал Круциус.

Мужчина пожал плечами. - Приходила женщина. Говорят, она оставила что-то тебе. А полчаса назад начался этот вопль.

Круциус поднял руки, прикрывая уши от воплей, которым, казалось, не было конца. - Как давно она приходила?

- Может быть с час назад. Трудно сказать. Сонная выдалась ночка.





- Бесполезный слизняк, - прошипел Круциус.

Сжав свои окровавленные кулаки, Круциус неуверенно побрёл в каюту. Он со всей своей оставшейся злостью отшвырнул ногой закрытую дверь. Вопли остановились лишь на мгновение, а после продолжились с новой силой. Он знал, что это мог быть ребёнок, и знал, кто примерно должна быть его матерью, но войти в его духовное святилище и оставить там мерзкого, вопящего захватчика… Это было пределом его терпения! Крик ребёнка разрывал его натянутые спиртным нервы, словно неудавшийся скрипач, водящий смычком по струнам нежнейшего инструмента.

- Замолчи, проклятый ребёнок!

Схватив лампу, он поджёг её и, крадучись, побрёл в комнату. Он съёжился от новой звуковой атаки и сжался от страха, в преддверии следующей. Это была его личная каюта – громоздкая мебель, запертые сундуки, мушкеты, абордажные сабли, бочки с ромом и сигары – место, предназначенное лишь для мужчины. Но всё это мрачное великолепие затмила изящно сплетённая корзинка с розовым свёртком из шерстяного одеяла внутри неё, из которой торчали крошечные ручки, шевелящееся, подобно ослабевшей актинии.

- Проклятие!

Круциус осторожно подошёл к корзине, подняв горящую лампу, и взглянул в это вопящее лицо. Он ожидал остаться равнодушным к ребёнку – свёртку, мокрому с обоих концов и пахнущим прокисшим молоком, – и был уверен, что он не будет похож на прелестного малыша, пока от него будет слышен этот истеричный вопль. Но её вопль был криком одиночества и ужаса. Брошенная собственной матерью, одна в незнакомом месте, где её крики не замечали довольно долгое время, а кругом были только ворчащие и грубые моряки… Круциус видел что-то родное в нём, не только в форме глаз и губ, которые были, несомненно, его, но также и в ярости отчаяния покинутого всеми существа.

Судорожные пинки малыша выбили листок бумаги, лежащий рядом с её крошечными ногами, завёрнутыми в пелёнку. Круциус осторожно поднял записку и развернул её. Почерк принадлежал той самой дочери адмирала, которая стоила ему морской карьеры. Он прочитал: «Она твоя. Я не смогу воспитать её».

Круциус нахмурился. - А я смогу, будучи преступником и капитаном капера? - Он схватился за свою голову. - Пора заканчивать с такой жизнью. Я начну новую жизнь и остепенюсь. Я закончу бороться ни за что и начну бороться за всё.

Малышка закончила вопить, став такой несчастной, что Круциус инстинктивно опустил фонарь и записку на пол, и нежно взял её на руки. Его руки оставляли следы крови на розовом одеяльце. Она схватилась за его плащ, мокрый от пота и пролитого пива, и успокоилась.

- Я тут любимая, тут.

Малышка хваталась за пуговицы изо всех сил, стараясь прижаться как можно ближе.

- Проклятие.

Половина экипажа, достаточно трезвая, чтобы расслышать вопль из каюты капитана, успела покинуть корабль в тот самый злополучный час. Кормовая часть корабля была более чем безлюдной глубоким утром.

Женщина на корабле была к неудаче. Девочка на корабле была абсурдом.

Круциус принял решение. Оно казалось достаточно разумным в первый момент, когда несчастное, всеми брошенное создание успокоилось, прикоснувшись к нему. Через час оно стало казаться менее разумным, когда она проснулась, голодная и неумолимая. Она не могла расти на крекерах или вяленом мясе, а пиво было вне вопросов. Ей нужно было молоко. Ей нужна была мать. Не долго думая, окровавленный и полупьяный Круциус спустился обратно в город, в поисках дочери адмирала.