Страница 79 из 139
29 июня (12 июля) их бросили под Калуш, подступы к которому остались почти незащищенными. «Когда мы вошли в Калуш, – вспоминал офицер Кабардинского полка, – когда-то, по-видимому, нарядный и чистенький австрийский городок, он выглядел точно мертвым: мы не встретили в нем ни одного жителя. Дома стояли с выбитыми окнами и дверьми, на улицах валялись разные вещи, выкинутая мебель, осколки стекол, ветер разносил пух и перья. Воздух был противно насыщен винными испарениями, как в скверном кабаке. После пьяной ночи “товарищи”, видимо, развернулись во всю ширь и “погуляли” на славу. Кое-где они валялись и до сих пор в бесчувственном состоянии. Куда делась целая бригада – неизвестно, офицеров ее мы не видали ни одного»49.
Позиции под городом пришлось прикрывать спешившейся кавалерии50. Бригада, имевшая в своем составе не более 1,5 тыс. сабель, остановила наступление немецкой пехоты51. Никакой поддержки от собственной пехоты она не получила. Часть полков, стоявших в тылу, вообще отказалась наступать. Разложение затронуло даже гвардию. В конце июня военный министр посетил лейб-гвардии Гренадерский и Павловский полки52. Здесь его ожидал неприятный прием: как отмечалось левым офицером, министру было нанесено «тяжкое словесное оскорбление»53.
Визиты Керенского перестали помогать. Ему уже попросту не дали говорить, обозвали «буржуем» и заявили, что главная задача солдат – это воевать с такими вот буржуями. Среди лозунгов преобладали «Долой войну!» и даже «Долой все!»54. Солдаты категорически отказались присоединиться к корпусу в наступлении и даже во встрече с избранниками народа. Расположившись неподалеку, полки прислали делегацию с просьбой прийти к ним. Керенский и сопровождавшая его делегация попытались подействовать на них словом. В результате вместо речи с аплодисментами экскурсия закончилась словесной перепалкой с главой полкового комитета гренадер штабс-капитаном И. Л. Дзевалтовским55. Он уже долго и активно работал над превращением гвардейских полков в нечто подобное Кронштадту на Юго-Западном фронте и немало преуспел в этом. Это дало возможность большевистскому агитатору с успехом противостоять лидеру Временного правительства56.
«Товарищи, – обратился к полкам министр, – я приехал к вам, чтобы приветствовать вас от имени свободного русского народа и революционного Правительства. Я объехал большую часть фронта, как ваш военный министр, как ваш товарищ и старый солдат революции, и должен сказать, что не было случая, чтобы какая-нибудь часть корпуса или дивизии отказалась беседовать со мной вместе с другими товарищами по корпусу или дивизии. Сила в единении, а не в разъединении»57. Изложив свой взгляд на природу силы, «старый солдат революции» стал вспоминать декабристов, героев освободительного движения, а также министров старого режима, не приезжавших, как он, общаться с солдатами. Его начали приветствовать криками «Ура!», затем начались выступления других делегатов. Казалось, кризис был преодолен, но это было ошибочное впечатление58.
Министра перебил Дзевалтовский59. Он заявил: «Ваших речей нам не надо. Мы их достаточно слышали. Нас убеждать не нужно. Мы хотели бы встретить Вас как товарища, но не можем. Не можем Вас приветствовать и как министра. Вы отменили смертную казнь, когда были министром юстиции, но ввели ее, когда подписали декларацию прав солдата и гражданина»60. После этого Дзевалтовский передал гостю резолюцию недоверия полка к правительству и лично Керенскому, а также требование его отставки61. Министр явно не ожидал такого поворота дел и, пробормотав что-то о достижениях революции в области свободы слова, позволивших солдатам читать самые разные газеты, выразил уверенность, что полки все же присоединятся к наступлению, когда в нем примет участие вся армия. При полном молчании собравшихся он покинул митинг62. «В общем, конечно, был провал, – вспоминал участник делегации, сопровождавшей Керенского. – Впечатление уступчивости, нерешительности власти на фоне растерянности командного состава не предвещало ничего хорошего»63.
Неудивительно, что вскоре после этого произошло то, что неизбежно должно было произойти. Керенский оставил в своей памяти только череду своих словесных побед64, а «прорыв революционной армии», о котором доносил председателю правительства князю Львову «военный министр», закончился самостоятельным уходом некоторых частей с фронта. Дзевалтовский повел за собой в тыл гвардейских гренадер и часть павловцев65. Они с комфортом расположились в одном из сел. Здесь организованные беглецы объединились с дезертирами и частью других гвардейских полков и вместе провозгласили лозунг: «Те, кто за наступление, – враг народа, дезертиры – друзья отечества»66.
Пацифистов-дезертиров, уведенных Дзевалтовским, пришлось окружать и разоружать под дулами орудий и пулеметов67. 24 июня (7 июля) по приказу комиссара 9-й армии И. И. Кириенко верные правительству части окружили «друзей отечества», и под угрозой применения силы те выдали Дзевалтовского, членов полкового комитета и еще 44 солдат, активно призывавших к неповиновению68. 1 (14) июля Львов и Керенский издали приказ о расформировании лейб-гвардии Гренадерского и Павловского полков: их солдаты отказались идти вперед и выполнять приказы69. По сравнению с Керенским особенно не повезло автору Приказа № 1 Соколову: 20 июня, при попытке агитировать за наступление, он был опознан как «переодетый офицер» и «бывший помещик», избит и захвачен солдатами 703-го Сумского полка, которые хотели его расстрелять, и только угроза обстрела собственной артиллерией позволила освободить его70.
Правительство не забывало и о реформах. Так, в частности, официальный орган Военного министерства – газета «Русский инвалид» – со 2 (15) июля 1917 г. получила новое название – «Армия и флот Свободной России». Ее редакция объяснила это в типичной для сторонников правительства манере: «Армия теперь не армия старого строя, не армия царского режима, это армия народная, свободной России. Она проникнута другим духом, ее организация построена на иных началах, служит она иным целям»71. Ни цели, ни начала, ни тем более дух не были описаны. А между тем с настоящими проявлениями того, другого и третьего уже приходилось бороться с применением силы.
Русское наступление в Галиции выдыхалось. С 18 по 30 июня (с 1 по 13 июля) наступавшие армии взяли в плен 834 офицера, 35 809 солдат, было захвачено 93 орудия, 28 траншейных пушек, 403 пулемета, 44 миномета, 45 бомбометов, 3 огнемета и масса других трофеев72. Однако наступавшие так и не получили подкреплений для развития своихуспехов. Неудивительно, что при таком способе действий Юго-Западный фронт застыл уже к 14–15 июля: к этому времени потери трех наступавших армий составили 1222 офицера и 37 500 солдат. Это была мизерная по сравнению с прошлыми боями цифра73. Германское командование, определив направление главного удара и отбив атаки на других участках фронта, уже ничего не опасалось. Уже 6 июля 1917 г. Гофман отмечает, что русское наступление его не пугает и что через неделю наступающим можно будет преподнести сюрприз74. Сюрпризом был традиционный прием немцев – контрнаступление. Сбор сил для него упрощался тем, что русское наступление на Северном и Западном фронтах оттягивалось. В движении, пусть и относительном, по-прежнему находился лишь Юго-Западный фронт.
Некоторые из вождей Февраля пытались подбодрить войска личным примером. 1 (14) июля «Русские Ведомости» сообщили о том, что Гучков поступил добровольцем в «Дикую дивизию»75. Это была полуправда. Действительно, в дни июльского бегства в штаб Туземной дивизии в Станиславове явился Гучков. По внешнему виду его приняли за коммивояжера: с зонтиком, в калошах и чемоданчиком, он, наверное, должен был походить на разъезжающего коммерсанта. Бывший военный министр просил направить его в один из полков, но ему категорически отказали, сославшись на то, что такое назначение невозможно без согласия офицеров части. Один из творцов новой «демократической армии» вынужден был откланяться76.