Страница 55 из 139
На основании параграфа 47 Полевого устава, временное исполнение обязанностей Главковерха перешло к Алексееву, которому Николай Николаевич (младший) и сдал командование60. Начальником штаба стал генерал В. Н. Клембовский. Надежда на то, что смещение монарха укрепит способность страны и армии продолжать войну до победного конца, исчезала на глазах. «Все слои русского общества делали революцию, – отмечал Черчилль, – и ни один не извлек из нее выгоду»61. Сдав командование, Николай Николаевич (младший) одновременно подал прошение об увольнении из армии с правом ношения формы, на каковое он как кавалер ордена Святого Георгия Победоносца имел право62. Он покинул Могилев и отправился в Крым. 20 марта (2 апреля) великий князь прибыл в свое имение «Чаир» под Ялтой, где и поселился в статусе отставного генерала63. Очевидно, несостоявшемуся Верховному главнокомандующему все же не доверяли, и поэтому новая власть приставила к нему двух сопровождающих комиссаров – К. К. Черносвитова и А. И. Чистова64. Не доверяли и Алексееву, во всяком случае, в Совете. Там нашлось немало противников его назначения на пост Главковерха. Львов убедил их, что генерала пока попросту некем заменить65.
В 17:00 11 (24) марта, то есть через 2 часа после отстранения Николая Николаевича (младшего), Временное правительство во главе со Львовым встретилось в Мариинском дворце с полным составом посольств Великобритании, Франции и Италии. Главы посольств передали акты о признании нового русского правительства и призвали его к продолжению войны. С ответной речью выступил Милюков. Он был уверен в собственных силах и заверил Палеолога, Бьюкенена и Карлотти в том, что борьба будет вестись с удвоенной силой: «Великие идеи освобождения народностей и создания прочных международных отношений – идеи, осуществление которых невозможно без решительной победы, ныне получают новую и твердую опору в идеалах русской демократии. Два главных препятствия стояли на пути осуществления этих идеалов. Одно заключается в тех стремлениях наших противников достигнуть мирового преобладания за счет других народов, которое явилось главной причиной мирового конфликта. Мы все сознаем громадную опасность этих стремлений, и мы твердо решились вместе со всеми употребить все силы и принести все жертвы для окончательного устранения их и для создания условий прочного мира путем решительной победы. Но было и другое препятствие: это наш старый порядок, ныне разрушенный. Государственная дума и вся страна убедились, что при этом порядке, лишавшем нас всякой возможности организовать страну для ре
шительного национального усилия, победа нами достигнута быть не может (подчеркнуто мной. – А. О.). Это убеждение сделалось даже первым источником совершенного народом переворота. Могу Вас уверить, сэр Джордж (Бьюкенен. – А. О.), что исход этого переворота не может противоречить его причине. Взгляните кругом, и вы увидите, что желания ваши (продолжение войны. – А. О.) уже осуществились. Рабочие уже стоят у станков, порядок уже господствует на улицах, дисциплина восстанавливается в войсках. И по мере того, как сглаживаются эти второстепенные черты, сопровождающие всякую насильственную перемену, все ярче вырисовывается перед вами ее основная сущность. Вместо старой власти сам народ стоит перед вами во всеоружии своей силы»66.
Милюков был уверен в правоте своих слов, 12 (25) марта Временное правительство отменило в стране смертную казнь67. Восторгам не было конца. «Какой-то чудесный сон, – восклицала передовица органа ЦВПК 13 (26) марта. – Вчера рабы, бесправные, расстреливаемые, ввергаемые в тюрьмы, находящиеся под вечным недремлющим оком полиции, – сегодня граждане, имеющие самый свободный режим в мире, режим самоуправления и самоопределения. Вчера еще хотели арестовывать Гучкова, Коновалова, Милюкова, Керенского, – сегодня они сами правительство великой страны. Вчера красный флаг был сигналом к расстрелу толпы – сегодня он национальный флаг»68. В тот же день, 13 (26) марта, Военное министерство отменило действие военно-полевых судов в Петрограде и в районах, находящихся вне театра военных действий69.
Тем временем Верховное командование постепенно теряло влияние в войсках и власть даже в Могилеве, в штаб посыпались делегации, комиссары, обладавшие мандатами революционного правительства и различных организаций; в двух шагах от здания штаба, в бывших апартаментах императора, в верхних залах губернаторского дворца, проводились бесчисленные митинги и совещания, после которых ухудшалось не только моральное состояние войск, но даже и санитарное состояние зданий штаба: «Особенно же способствовало падению авторитета Ставки то, что она тотчас же после революции обратилась в настоящий проходной двор»70.
Первой реакцией армии на революцию был пятикратный рост дезертирства. Цифры, которые поступали в Ставку, могли потрясти самое сильное воображение. Если с начала войны до Февраля 1917 г. общее количество дезертиров составило 195 130 человек (в среднем 6346 в месяц), то за три неполных месяца после революции, до 15 (28) мая 1917 г., количество дезертиров составило 85 921 человек (в среднем 34 270 в месяц)71. Следует отметить, что весной 1917 г. и в России, и за ее пределами были еще ожидания совсем других результатов «идеи свободы». С самого начала Февральская революция вызвала и у противников, и у союзников России сравнения с революциями во Франции. Немцы боялись повторения Вальми, либералы вспоминали о 1848 годе.72
И собственный исторический опыт (первая русская революция) заставлял весьма подозрительно относиться к популярным в армии фигурам. Страх возможной контрреволюции со стороны армии приобретал характер навязчивой идеи, и не только среди революционеров, но и среди либералов. И те и другие старались поставить войска под свой контроль и, прежде всего, в столице. 20 марта (2 апреля) Гучков издал Приказ № 151, призывая удесятерить усилия тыловых частей для подготовки кадров для фронта. Он завершался следующими словами: «Нашим лозунгом должно быть: “Ни одного лишнего офицера, ни одного лишнего солдата в глубоком тылу армии”».73 У этого, казалось бы, очевидно необходимого и справедливого лозунга было много противников и сторонников. Тому было много причин, и не только успех недавнего переворота, участь которого решил переход солдат на сторону улицы.
Руководитель военной организации партии большевиков отмечал: «Борьба за влияние на армию происходила в Петрограде с особой остротой: здесь находились запасные полки всей бывшей царской гвардии, которую буржуазия после свержения царя намеревалась сделать своей прочной опорой. Эти полки, кроме того, являлись поставщиками гвардейцев на фронт. В Петрограде же находились гвардейские экипажи моряков, дивизионы броневых машин, военные училища и специальные части. А под Петроградом стоял поставщик на всю армию пулеметных команд – многочисленный 1-й пулеметный полк. В Кронштадте находился Балтийский военный флот. Концентрация сил, таким образом, являлась исключительной, и всем было ясно, что тот, за кем пойдет Петроградский гарнизон, будет диктовать свою волю. Это понимали и буржуазия, и большевики»74.
На фронт этот гарнизон не пошел бы ни за кем, во всяком случае, по своему прямому назначению: в качестве пополнений. Но для пропаганды мира и революции он представлял практически неисчерпаемый резерв очевидцев и участников свержения «тирании». «Войска, наводнявшие город, – вспоминал Шидловский, – весьма мало были похожи на настоящие войска; это были банды людей известного возраста, весьма мало знакомых с дисциплиною, в виде общего правила ничего не делавших и обуреваемых единственным, страшным желанием отправиться домой, то есть прекратить войну во что бы то ни стало»75. Прибывавшие в столицу делегации фронтовых частей быстро попадали под их влияние. «В результате, – как отмечал современник, – паломничество депутаций от армий в Петербург сделалось средством заражения и разложения войск, а не их оздоровления»76.