Страница 9 из 26
Боеприпасы, произведенные общественными организациями, вскоре получили в этой газете название «штатских снарядов». Кампанию, однако, не удалось развернуть в полную силу. Немедленно последовало опровержение Маниковского, который публично заявил, что ЦВПК не поставил армии «ни одного снаряда»68. Это была чистая правда. На 1 (14) декабря 1915 г. ЦВПК роздал заказы на производство 50 тыс. деревянных ящиков для 48-линейных шрапнелей, но ни одного тяжелого, и даже 3-дюймового снаряда так и не было заказано69. Естественно, что к осени 1915 г. по данным ГАУ от ВПК не было получено ни одного снаряда. Интересно, что печать единодушно отказалась публиковать эти данные. Даже цитируемое выше заявление Маниковского было опубликовано на правах опровержения и было встречено прессой с единодушным осуждением. Неважно, кто поставил снаряды армии, восклицал один из авторов, главное, что выполняется лозунг «Все для войны, все для победы», важно избежать опасности возникновения в тылу трений между различными ведомствами и организациями70.
Естественно, что при таком подходе рассчитывать даже на временное прекращение активной пропаганды ЦВПК не приходилось. Она и не была остановлена, хотя, впрочем, и не велась уже так же грубо, как раньше. Газета Суворина по-прежнему хвалила энергичные действия русской артиллерии под Двинском71 и Ригой72, отмечала ее вклад в успешные действия русских войск на этих участках фронта («Снаряды есть, а это почти все»73), не упоминая уже военно-промышленные комитеты и результаты их работы. Впрочем, в подтексте и те и другие почти всегда присутствовали. Так, вскоре в корреспонденциях с фронта снова появились (правда, без упоминания ВПК) пресловутые ящики с призывами не жалеть снарядов74. Такими незатейливыми приемами постепенно формировалось убеждение, что это было результатом работы Гучкова со товарищи. Сам он, судя по всему, тоже со временем поверил в это. Даже весной 1917 г., когда столь острой политической необходимости в демагогии в данном направлении уже не было, Гучков, совершенно не стесняясь, утверждал следующее: «Несомненно, что дело снабжения пережило коренной перелом с того момента, и если бы с первых дней войны был дан размах, данный летом 1915 г., быть может, и судьба войны была бы иная»75. Непонятно, на чем основано это утверждение, но ситуацию, сложившуюся с заказами военно-промышленных комитетов, никак нельзя было назвать нормальной.
Основным доводом в пользу своей деятельности при отчетности ЦВПК мог назвать лишь экономию средств. При общей сумме декабрьских 1915 г. заказов в 148 656 690 руб. она, по данным этой отчетности, составила 20 334 875 руб. (от предельных сумм, предоставляемых государственными ведомствами)76. Однако указанная экономия не учитывала потерь от постоянных срывов выполнения заказов. Да и экономия от работы с частными производителями зачастую оказывалась иллюзорной. Свою работу либералы всегда прикрывали патриотическими лозунгами – они должны были защитить общественные учреждения от контроля бюрократии, то есть государства. Выступая 3 (16) ноября 1916 г. в Государственной думе, Н. Е. Марков ссылался на записку Главного артиллерийского управления: «И вот во что обошлись непатриотические снаряды бюрократические и патриотические частные. 42-линейная шрапнель в среднем обошлась на казенных заводах в 15 р., а на частных – 35 р.; шестидюймовые бомбы на казенном заводе – 48 р., на частном – 75 р.; бездымный порох на казенном 72 р., на частном, движимом патриотизмом, – 100 р. И вот составитель этой записки делает вывод, что если бы в России было поменьше патриотизма да побольше казенных заводов, то Россия сберегла бы уже за эту войну миллиард рублей»77.
На 1916 г. ЦВПК все же сделал заказы на снаряды и сырье, необходимое для их производства. До 1 (14) июня 1916 г. Екатеринославский, Киевский, Одесский, Харьковский, Херсонский ВПК должны были поставить 743 тыс. пудов сортового железа, на 1 (14) мая было сдано 7 тыс. пудов, то есть менее 1 % всего заказа, что повлекло за собой срыв поставок двуколок, подков, полевых кухонь и даже седел. Харьковский ВПК в марте 1916 г. должен был поставить 20 тыс. чугунных фугасных снарядов для 6-дюймовых гаубиц. На 1 (14) апреля 1916 г. не было сдано ни одного снаряда78. ЦВПК распределил заказы на 490 тыс. 3-дюймовых фугасных снарядов среди Бакинского ВПК (150 тыс.), Воронежского ВПК (100 тыс.), Таганрогского ВПК (110 тыс.) и Главного тюремного управления (130 тыс.)79. Поставки должны были начаться в феврале 1916 г., и до апреля того же года армия должна была получить 65 тыс. снарядов. Не получено было ни одного80. Сложилась ситуация, когда при значительных авансах предпринимателям было выгодно взять большой заказ, заранее зная, что его невозможно будет выполнить81.
В июле 1916 г. поставки все же начались – было получено 29 тыс. снарядов вместо 35 тыс., а в августе эта цифра сократилась до 23 тыс. Более или менее регулярные поставки 3-дюймовых фугасов, с нарушениями технологии производства, сроков и объемов заказов, начались только в октябре 1916 г. При этом заказ полностью не был выполнен82. Ящики, конечно, поступали более регулярно. Очевидно, это и позволило тому же Родзянко заявить в Думе 1 (14) ноября 1916 г.: «Война уже вызвала к жизни невольно бездействовавшие силы страны, и силы эти показали свою мощь – они неисчерпаемы. Когда в минувшем году раздался призыв Царя, воспрянула Россия и, дружно приступив к работе, снабдила всем необходимым свою доблестную армию (курсив мой. – А. О.)»83. Без сомнения, такое поведение «внезапно проснувшихся здоровых сил» было бы невозможно без благоприятного отношения к ВПК со стороны Военного министерства. Во всяком случае, в начале, при распределении заказов и определении условий их выполнения.
Между тем благоприятный режим существования военно-промышленных комитетов оказался под угрозой, так как под угрозой смещения оказался и патронирующий им Поливанов. Обычно в пользу этого генерала приводятся его выдающиеся административные способности. В частности, Нокс отмечает: «Поливанов был, без сомнения, самым способным военным организатором в России, и его отставка была катастрофой. Император всегда лично недолюбливал его, но правда и то, что экс-министр преувеличивал работу Военно-промышленного комитета сверх меры. Этот комитет, будучи неофициальной организацией, работал полностью на правительственные средства, и его враги утверждали, что это всего лишь огромное укрытие для людей, которые хотят избежать службы на фронте»84. Сам Поливанов сформулировал свое кредо в этом вопросе следующим образом: «…мое отношение к военно-промышленным комитетам и вообще к общественным организациям было отношением заказчика к исполнителям заказа: если я им давал, как председатель особого совещания по обороне, известный заказ, и если они этот заказ исполняли – честь им и слава, а если не исполняли, то происходило нажатие, чтобы скорее делали»85. В искренности этих слов можно усомниться, во всяком случае, поливановское «нажатие» на практике было весьма малорезультативным.
Реальные и вымышленные успехи управляемого рабочего движения
Гучков имел в запасе еще одно свидетельство собственных достижений. Это был с таким трудом созданный штаб по руководству рабочим движением. В конце 1915 г. он наконец перешел от слов к делу. Чем же была на деле работа Рабочей группы? Одной из задач, которые ставились перед нею руководством ЦВПК, было урегулирование производственных конфликтов. 15 (28) февраля 1917 г., то есть непосредственно перед началом волнений в Петрограде и после арестов членов группы, последовавших 27–31 января (9-13 февраля) 1917 г., по распоряжению Гучкова была составлена записка «Деятельность Рабочей группы Центрального военнопромышленного комитета».
Это было весьма своеобразное оправдание деятельности этой организации, объяснявшее последнюю необходимостью поддержания диалога между рабочими и предпринимателями. С первых же дней существования в Рабочую группу посыпались жалобы. Последнее неудивительно. Представителей группы приглашали разрешить конфликты на предприятиях. Однако дело этим не ограничивалось.