Страница 35 из 44
По пути из Львова император вместе с Верховным главнокомандующим посетили Самбор, где располагался штаб 8-й армии. При встрече «обожаемого монарха» А. А. Брусилов, очевидно под впечатлением успехов Верховного главнокомандующего во Львове, решил не упустить шанс и также продемонстрировать свои достижения. Подобная манера вообще была свойственна этому очень одаренному и честолюбивому человеку, для реализации поставленных перед собой целей часто бросавшемуся в крайности. В разное время разные люди, начальники и подчиненные А. А. Брусилова, отмечали эту черту его характера, иногда доходившую до полной неразборчивости в средствах.
Генерал М. В. Алексеев еще во время пребывания на Юго-Западном фронте, как, впрочем, и позже, заметил противоречивую природу своего подчиненного: «Пока счастье на нашей стороне, пока оно дарит своею улыбкой, Брусилов смел, а больше самонадеян. Он рвется вперед, не задумываясь над общим положением дел. Он не прочь, в особенности в присутствии постороннего слушателя, пустить пыль в глаза и бросить упрек своему начальству, что он готов и наступать, побеждать, а начальник не дает разрешения и средств. И себе имя составляется, и начальник взят под подозрение, в смысле способностей, порыва вперед. Однажды Николай Иудович Иванов получил такое сведение и запросом поставил Брусилова в довольно неловкое положение, пришлось отречься в том, что такой разговор был»35.
В. Н. фон Дрейер, служивший под командованием А. А. Брусилова, в своих воспоминаниях также дал очень схожую характеристику этому генералу: «Этот жилистый человек, жокейской складки, черствый с подчиненными, был необычайно ласков с начальством и особенно в милости у самого инспектора кавалерии Великого Князя Николая Николаевича. Благодаря Великому Князю он прямо из школы (офицерской кавалерийской. – А. О.) получил в командование 2-ю гвардейскую дивизию, не служа никогда в гвардии. Его там не любили и даже презирали, так как он был единственным офицером русской армии, который однажды в припадке верноподданнических чувств поцеловал руку не то у Государя, не то у самого инспектора кавалерии»36.
Во время встречи в Самборе А. А. Брусилов во всей красоте продемонстрировал практически все перечисленные М. В. Алексеевым и В. Н. фон Дрейером недостатки. Действо происходило в полдень на железнодорожной станции города37. Император принял доклад командующего армией, обнял и трижды поцеловал его. В ответ на это А. А. Брусилов поцеловал руку Николая II. В почетный караул с фронта была вызвана 1-я рота 16-го стрелкового Императора Александра III полка знаменитой 4-й стрелковой «Железной» бригады. Шефом полка являлся сам Николай II, который был рад встрече с «моей чудной ротой»38. А. А. Брусилов «скромно» занял место на правом фланге строя39. Рота была действительно великолепной, незадолго до вызова в Самбор она вела бой с двумя немецкими батальонами. После обхода почетного караула по докладу Николая Николаевича (младшего) вся рота была награждена солдатскими Георгиевскими крестами, а ее командир прапорщик Шульгин сразу получил кресты 1, 2 и 3-й степеней и орден Святой Анны 4-й степени40. Несмотря на столь щедрую и заслуженную награду, подъема духа у солдат не последовало. А. И. Деникин вспоминал: «Государь… отличался застенчивостью и не умел говорить с войсками. Может быть, этим обстоятельством объясняется небольшая его популярность в широких массах. Рота вернулась награжденной, но мало что могла рассказать товарищам. Слова живого не было»41.
После награждения Николай Николаевич, А. А. Брусилов и Н. Н. Янушкевич возглавили церемониальный марш42. На торжественном обеде, во время которого за успехи своей армии и умелую демонстрацию личной лояльности командующий 8-й армией был произведен в генерал-адъютанты, А. А. Брусилов начал горячо «благодарить Его Величество, и вновь он поцеловал руку Царя»43. Как отмечал присутствовавший при этом офицер штаба армии, А. А. Брусилов «был наверху блаженства и поцеловал Ему руку в избытке счастья»44. Получив погоны с вензелями и аксельбанты, командующий армией со слезами на глазах попросил разрешения отлучиться для того, чтобы переодеться. Через несколько минут он вернулся в генерал-адъютантских погонах45. Вслед за этим император и великий князь провели высочайший смотр 3-го Кавказского корпуса генерала В. А. Ирманова. «Надо сказать, – вспоминал А. А. Брусилов, – что царь не умел обращаться с войсками, говорить с ними. Он и тут, как всегда, был в некоторой нерешительности и не находил тех слов, которые могли привлечь к нему души человеческие и поднять дух. Он был снисходителен, старался выполнять свои обязанности верховного вождя армии, но должен признать, что это удавалось ему плохо, несмотря на то что в то время слово «царь» имело еще магическое влияние на солдат»46.
После завершения смотра в Самборе Николай II отправился в Перемышль. Вечером он прибыл в крепость47. Здесь встречу организовывал комендант крепости генерал Л. К. Артамонов. «Всей русской армии, – вспоминал Ю. Н. Данилов, – хорошо были известны исключительные способности названного генерала «втирать в глаза очки», как у нас говорили»48. 10 (23) апреля он подвел итог первому дню пребывания в крепости: «Итак, я попал в Перемышль, по милости Божией, через месяц и два дня после его падения. Масса сильных впечатлений»49. Император и великий князь посетили ряд фортов, взорванные перед капитуляцией склады: демонстрировались трофеи, произносились речи и прочее. На Николая II встреча произвела благоприятное впечатление, и на следующий день осмотр фортов и трофеев продолжился.
«Картина грандиозных полуразрушенных фортов, глыбы вывороченного камня и железобетона, – вспоминал А. И. Спиридович, – сотни громадных крепостных австрийских орудий, снятых с мест и уложенных, как покойники, рядами на земле – все это производило огромное впечатление»50. Завершив эту часть визита, Николай II отправился во Львов на автомобиле и в тот же день на поезде по планируемому ранее маршруту
Одесса – Севастополь – Тверь – Царское Село. «Впечатление от поездки в Галицию было чудное, – вспоминал В. Ф. Джунковский. – Государь был бодр и остался всем доволен. Верховный главнокомандующий тоже. Осталось впечатление, что Галиция закреплена за нами навсегда, никто не допускал мысли, что мы все это отдадим так скоро»51.
12 (25) апреля, находясь на станции Броды, Николай II подписал высочайший рескрипт на имя Николая Николаевича: «Ныне лично посетив освобожденную от австро-венгерского владычества Галичину и убедившись в блестящем порядке и заботливости, положенных в основании управления завоеванного Нами края, Я, глубоко ценя Вашу деятельность, а равно крупные заслуги Ваши перед Престолом и Россией и желая явить Вам новое доказательство душевной Моей признательности, жалую при сем и препровождаю Георгиевскую саблю, бриллиантами украшенную, с надписью «За освобождение Червонной Руси»52. Текст рескрипта завершался словами: «Пребываю к Вам навсегда и неизменно благосклонный». Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта также не был забыт: генерал Иванов получил высочайший рескрипт и бриллианты к имевшемуся у него ордену Святого Александра Невского53.
Главковерх торжествовал. «Все было для всех неожиданно, – заявил он великому князю Андрею Владимировичу 18 апреля (1 мая) 1915 г. – Никто до последней минуты не знал. Это всегда все портит. Генерал-губернатор Бобринский был у меня за несколько дней, и я ему ничего не сказал, а за сутки телеграфировал, что Государь будет у него. Все путешествие прошло очень гладко. Государь остался доволен всем. Все вышло так удачно»54. В действиях Николая Николаевича не было ничего необычного, успехи на фронте он приписывал исключительно себе, поражения – тем, кого он считал своими противниками. Трудно удержаться от мысли о том, что эта операция Верховного главнокомандующего на «домашнем фронте» была подготовлена лучше, чем иные наступления на врага внешнего. Не чурался великий князь и других форм околоправительственной интриги. Поездка императора в Галицию была только одной из страниц этой борьбы. Главнокомандующий лично сопровождал монарха, а по возвращении последнего в Барановичи (это произошло накануне дня рождения Николая II, 5 (18) мая 1915 г.) началось наступление Николая Николаевича на его противников в правительстве. Оно совпало с событиями в Галиции, откуда только что вернулся император.