Страница 129 из 237
При этом шведы были не прочь сами увеличить ввоз продовольствия и сырья из России, и конечно же, не для того, чтобы отправлять их в страны Антанты. Проблема реэкспорта и военной контрабанды стояла очень остро. В качестве примера можно привести вопрос с медью. Швеция запретила ее вывоз, но поскольку был по-прежнему разрешен экспорт произведений искусства, то в качестве таковых вывозились многочисленные медные статуи Гинденбурга. Только после энергичного протеста правительства Великобритании эта практика была прекращена115. Однако медью дело не ограничивалось. По данным Совета министров России, традиционные потребители русского бензина в Европе увеличили его ввоз в Германию: Голландия – с 800 тыс. пудов в 1914 г. до 1700 тыс. к марту 1915 г., Дания – с 93 тыс. до 1084 тыс. и Швеция – со 120 тыс. до 1544 тыс. пудов за тот же период116.
Среднее количество кораблей, посещавших русские порты за три года войны, составило приблизительно по 1250 в год. Для сравнения отметим, что в среднем за то же время в гавани Великобритании заходило по 2200 кораблей в неделю (считая мелкие и средние каботажные суда). И все же количество крупных океанских судов тоже было впечатляющим, особенно по сравнению с максимальными русскими показателями (28 в неделю) – от 120 до 140 в неделю. К тому же достаточная провозоспособность Северного пути была достигнута только к концу 1915 г.117 Тем не менее это среднестатистические показатели, а более точно передают реальность другие цифры: в самый близлежащий к фронту русский порт Архангельск в октябре – ноябре 1916 г. пришло не более 20 русских союзнических транспортов118.
По сравнению с 1913–1914 гг. показатели экспорта и импорта изменились следующим образом:
Совершенно очевидно, что закрытие Черноморских проливов больнее всего ударило именно по продовольственному вывозу России, сократившемуся за первое полугодие 1915 г. до 7,2 %. В 1915 г., самом тяжелом для России, ввоз изделий, то есть промышленной продукции, упал до рекордно низкой отметки за всю войну. Благодаря экстраординарным мерам правительства его удалось поднять до довоенного уровня, но две трети ввоза шло на нужды армии и только треть – на нужды страны. Та же пропорция прослеживается и в распределении сырья и полуфабрикатов, объем ввоза которых сократился в три раза: так, за навигацию 1916 г. привезено 1,5 млн тонн снарядов и других боевых грузов, 1 млн тонн угля119. Для сравнения отметим, что британский торговый флот с августа 1914 г. по октябрь 1916 г. перевез 8 млн человек, 1 млн больных и раненых, 1 млн лошадей и мулов, 9,42 млн тонн различных военных грузов120. Конечно, значительная часть этих перевозок приходилась на ближние маршруты во французские порты, а большая – на освоенные и контролируемые британскими военно-морскими силами коммуникации. Океанская торговля оставалась под контролем Лондона, чего никак нельзя сказать о балтийской и черноморской торговле.
В результате внешняя торговля России в течение всей войны находилась в кризисе, и ее баланс к началу 1917 г. принял почти катастрофический оборот. В среднем в 1909–1913 гг. стоимость вывезенных из империи товаров равнялась 1501 млн рублей, а ввезенных – 1139 млн, давая, таким образом, положительное сальдо в 362 млн рублей, в 1913 г. соответственно 1520 млн, 1379 млн и 141 млн рублей. Уже в 1914 г. эти цифры составили 1098 млн, 956 млн и 142 млн, в 1915 г. – 1153 млн, 402 млн и 751 млн, а в 1916 г. – 2707 млн, 579 млн и 2128 млн рублей. В результате за три неполных года войны превышение импорта над экспортом составило 3021 млн рублей121.
Насколько больно ударила по России блокада, можно судить по тому, что в наиболее мощный Петербургский промышленный район было завезено в 1912 г. около 2048 тыс. тонн угля и значительное количество готового металла из Германии и Великобритании. Донецкий уголь и уральская руда не могли быть адекватной заменой ни по цене, ни по способу доставки. Кроме того, годовая потребность железа и стали России составляла 344 тыс. тонн, в то время как годовое производство только к концу 1916 г. стало достигать цифры в 256 тыс. тонн. Из ежегодной потребности в техническом оборудовании в 720 млн рублей на 1913 г. 37 % импортировалось. По сложным машинам этот процент был еще выше – 58 %.
Русская легкая промышленность по-прежнему зависела от импорта такого стратегического сырья, как хлопок. Небольшого увеличения собственного производства удалось достичь в Туркестане, а в Закавказье оно резко уменьшилось, и в результате к 1916 г. его внутренние запасы были исчерпаны, начался хлопковый кризис. Справедливости ради необходимо отметить, что тот год был вообще неурожайным во всех странах. При закрытых Проливах, исключавших возможность ввоза египетского хлопка, оставался только один путь – ввоз американского хлопка через Дальний Восток, чрезвычайно осложнявшийся из-за недостаточной пропускной способности железной дороги и нехватки подвижного состава.
Уже в 1915 г. импортированные из США 3,1 млн пудов этого сырья долгие месяцы оставались на складах Владивостока. Чрезвычайно важен был и импорт цветных металлов, довоенные потребности страны обеспечивались за счет отечественного производства: по меди – на 85 %, по цинку – на 27,3 %, по свинцу – на 2,3 %, а по олову, никелю и ртути – исключительно за счет ввоза. Еще хуже положение обстояло в продукции химической промышленности – около 50 % всех добываемых химическим путем продуктов приходилось ввозить из-за границы. Уже в начале 1915 г. выяснилось, что потребности фронта в порохе в 20 раз превышали возможности трех имевшихся в России пороховых заводов. Снарядный кризис можно с тем же основанием назвать и зарядным. Имевшиеся в империи 38 сернокислотных заводов в четыре раза уступали германским по мощности122.
Серная кислота – важнейший компонент для производства бездымного пороха, и с проблемой увеличения объемов ее потребностей столкнулись все участники войны, но в России и во Франции эта проблема осложнялась потерей части районов, где были расположены заводы по ее производству. Однако русская армия, в отличие от французской, в худшие для себя дни осталась практически без эффективного контакта с союзниками. Кризис 1915 г. продемонстрировал это со всей силой. Г фон Вангенгейм еще до начала войны считал, что для Германии лучший путь к победе в будущем конфликте лежит через блокаду Проливов123. Вспоминая положение, сложившееся осенью 1914 г., Э. фон Фалькенгайн писал: «Если прибавить к этому двусмысленное в то время положение Болгарии, то выступление Турции делалось прямо-таки жизненно необходимым и еще более ценным»124.
Кавказский фронт: от Аджарии до Персии, зима 1914 – весна 1915 г.
Начало войны с Турцией, несмотря на многочисленные сообщения разведки и дипломатов, застало Россию врасплох. Для кавказско-малоазиатского направления существовало три варианта действий: 1) в случае изолированной русско-турецкой войны Кавказский военный округ, состоявший в мирное время из трех корпусов – 1, 2 и 3-го Кавказских армейских, усиливался на 4–5 корпусов и выполнял задачи наступательного характера; 2) в случае одновременной войны с германо-австрийской коалицией из округа изымался один корпус, и ослабленная армия решала задачи пассивной обороны; 3) в случае, если война с Германией и Австро-Венгрией начиналась при нейтралитете Турции, из округа изымалось уже два корпуса1.
При этом уже в ходе кампании 1914 г. части 2-го и 3-го Кавказских корпусов перебрасывались на австро-германский фронт (за исключением 2-й Кавказской казачьей дивизии), в результате к вступлению Турции в войну Кавказский фронт имел 85 батальонов, 143 сотни и 262 орудия. Эти силы могли получить поддержку только в результате переброски на Кавказ из Туркестана 2-го Туркестанского армейского корпуса2, а для этого требовалось время.