Страница 120 из 237
Враждебность Турции и ее готовность выступить на стороне Германии были очевидны и уже открыто обсуждались в русской прессе139. Между тем воля А. А. Эбергарда и его стремление действовать были явно парализованы противоречивыми указаниями. 8 (21) сентября командующий Черноморским флотом телеграфировал о состоявшемся выходе «Гебена» в Черное море, завершая сообщение следующими словами: «Первый военных действий не начну, теперь Босфора не заминирую»140. На самом деле в этот день в море вышел «Бреслау» в сопровождении минного крейсера и двух миноносцев – «Гебен» впервые показал свой флаг здесь только 20 сентября (3 октября). Впрочем, ошибка штаба флота не имела решающего значения. Каждый раз когда немецкие корабли под турецким флагом выходили из Босфора, перед их командирами ставилась задача спровоцировать конфликт между Турцией и Россией141. Со своей стороны, турки опасались того, что верхний Босфор будет минирован, и с 9 (22) сентября приступили к его тралению142. Опасность нападения постоянно росла, а воля А. А. Эбергарда и его стремление действовать были явно парализованы противоречивыми указаниями.
Тем не менее 8 (21) сентября, получив разрешение главковерха на выход в море, А. А. Эбергард вывел флот в поиск и вечером следующего дня приблизился к Зунгулдаку. Так как обнаружить потенциального противника не удалось, русская эскадра, пробыв в море двое суток, вернулась в Севастополь. 12 (25) сентября последовало распоряжение командующего о выключении маяков и навигационных светящихся знаков, и ввиду опасности нападения населению прибрежных пунктов в Одессе и Севастополе было запрещено освещать окна домов. 24–27 сентября (7-10 октября) русская эскадра в полном составе показала флаг у берегов Румынии, но уже 30 сентября (13 октября) разрешение на активные действия в море было отменено Ставкой143. После действия «по усмотрению» были запрещены, и флот не удалялся далее 60 миль от Севастополя144. 7 (20) октября две бригады линейных кораблей и 2-й дивизион эсминцев удачно провели учебные стрельбы в районе мыса Фиолент145.
Переговоры между Севастополем, Петроградом и Барановичами проходили на фоне постоянного ухудшения положения на Проливах. Усиление влияния Германии в Константинополе, концентрация турецких регулярных войск в Сирии и на русской границе – все это было очевидным свидетельством того, как отметила 3 (15) сентября одна из петроградских газет, что «ручаться за будущее едва ли возможно»146. Этот прогноз начал быстро подтверждаться. Только три казенных оружейных завода (Ижевский, Тульский и Сестрорецкий) заказали в 1914 г. 2500 станков. На станки делали заказы и пороховые заводы, и заводы, работавшие для нужд флота. Самая короткая дорога для поставок проходила через Черное море. Британские суда, следовавшие в Россию или из России, задерживались и обыскивались. Особенно неприятной и болезненной для России была задержка британского транспорта со станками для строившегося в Царицыне завода для производства 16-дюймовых орудий. Сразу же программа вооружения линейных крейсеров для Балтийского флота была сорвана147.
Обстановка на Проливах резко обострилась. Вскоре дело дошло до неприятного инцидента в гавани Чанак, за который османское правительство вынуждено было принести извинения. 20 сентября командующий британской Средиземноморской эскадрой получил приказ об уничтожении «Гебена» и «Бреслау», под каким бы флагом они не вышли в Средиземное море. При этом обстрел собственно турецких кораблей запрещался. Наиболее признанный знаток местных вод в британском флоте адмирал А. Лимпус не был даже назначен командующим эскадрой исключительно для того, чтобы не обидеть Турцию. 26 сентября 1914 г. у входа в Дарданеллы британская эскадра задержала турецкий эсминец148, а на следующий день Турция закрыла Дарданеллы для прохода судов под любым флагом149: пролив был минирован, заградительные сети спущены, маяки погашены, поднят сигнал «путь закрыт». Еще через день было объявлено о закрытии судоходства на Проливах150.
У входа в Босфор образовалось скопление транспортных и пассажирских судов всех черноморских государств. Больнее всего эта мера ударила по России. «Не потратив ни единой человеческой жизни, – вспоминал американский посол в Турции, – не сделав ни единого выстрела ни из одного орудия, даже вблизи (Проливов. – А. О.), Германия приобрела то, что, пожалуй, не смогли бы приобрести три миллиона человек, противостоящих хорошо оснащенной русской силе. Это был один из самых драматических военных успехов, и все это было результатом работы германской пропаганды, германского проникновения и германской дипломатии»151. Протесты французского, английского и русского послов, немедленно последовавшие вслед за закрытием Проливов, были проигнорированы152.
Вскоре в Турции были закрыты иностранные почтовые конторы (в основном англо-французские), турецкие подданные с конца сентября начали в спешном порядке покидать территорию России153. В начале октября 1914 г. военно-морской министр Турции Джемаль-паша предложил британскому послу обсудить возможность вывода английских войск из Египта по окончании войны. Л. Маллет отказался продолжать разговор, что возмутило турецкого министра154. 20 сентября (3 октября) русское посольство в Константинополе известило Петроград о том, что 18 сентября (1 октября) у русско-турецкой границы начались большие маневры и вооружение мусульманского населения «для предстоящей резни армян»155.
Появление немецкой миссии в Эрзеруме в августе 1914 г. немедленно дало о себе знать. В сентябре заметно участились набеги турецких курдов на территорию Персии в районе Урмии. Целью этих налетов к концу месяца стали уже не только деревни с невооруженным христианским (преимущественно айсорским) населением, но и русские посты, а также разъезды персидских казаков. После набега обычно следовала реакция русских войск, и курды уходили на территорию Турции. Среди персидских курдов стала распространяться информация о присоединении к Турции Иранского Курдистана и Азербайджана в ближайшем будущем156. Планы были весьма обширными: в Турции перед войной проживали 2,2 млн, в Персии – 1,1 млн, в России – 0,2 млн курдов. Их общность являлась весьма условной, этот народ был разделен на враждующие друг с другом племена, значительная его часть сохраняла язычество – к туркам хорошо относились лишь курды-сунниты, однако они и были большинством, во всяком случае среди турецких курдов157.
Активизация набегов этих подданных султана совершенно ясно указывало на еще одно направление будущей активности турок – Персию158. В Константинополе готовились использовать разрыв на персидско-турецкой границе в районе города Хотур. Смешанная русско-британско-турецко-персидская комиссия, которая начала работу после подписания 4 (17) ноября 1913 г. в Константинополе Заключительного протокола о турецко-персидском разграничении, еще не успела завершить демаркацию границы на этом спорном участке159. У русского генералитета не было сомнений в том, что турки, имея подобное «окно» на границе, захотят вернуться в Северную Персию, где они уже пытались закрепиться в 1905, 1908, в 1910–1911 гг. и откуда им пришлось уйти в 1912 г.
Еще до формального объявления войны Турции, в ночь на 18 (31) октября 1914 г., В. А. Сухомлинов, извещая генерала Н. Н. Янушкевича о том, что это произойдет в ближайшем будущем, инструктировал его: «Персия не способна оказывать сопротивление Турции, и Россия не должна стесняться соображениями нейтралитета, не объявляя войны Персии»160. В Министерстве иностранных дел существовало другое мнение по этому вопросу. 20 октября (2 ноября) 1914 г. английское посольство в России, ссылаясь на позицию Эдуарда Грея, представило С. Д. Сазонову памятную записку. Англичане просили проявить в Персии максимально «примирительную позицию», опасаясь осложнений в Египте, Афганистане и Индии. С. Д. Сазонов поддержал эту просьбу в своем обращении в Ставку и в наместничество на Кавказе161. «Примирительная позиция» настолько осложнила положение в Персии, что ее последствия были с трудом преодолены лишь весной 1915 г.