Эхо эпохи. Мемуары

И тут черт меня потянул за язык.

– Цепные псы, это уж точно. Опять этот мифический рейтинг. Вы размахиваете им, как дубиной…

– Помолчи лучше. Это не я размахиваю. Вы что, с луны свалились? Мы все под рейтингом ходим, понял?

– Но вы нам предлагаете делать совсем другой фильм, – возразил я.

– Ну вот и делайте другой фильм. Этот пациент скорее мертв, чем жив. И лечению не подлежит. Так что делайте другой или не делайте. У нас демократия.

И опять дьявол-искуситель выскочил, как джинн из бутылки.

– Дерьмократия.

– Чего?! – уже почти взревела наша оппонентка. – Что вы себе позволяете, молодой человек?! Сначала научитесь себя вести в солидном обществе.

Я невольно улыбнулся. Это я-то молодой в шестьдесят пять лет, дедушка трех русских революций.

Я, очевидно, был неверно понят.

– Ты чего лыбишься?

И тут меня прорвало. Все охранительные заслоны рухнули. А-а! Где наша не пропадала.

– Милочка, – обратился я к ней как можно вежливей. – Вам бы на рынке шмотками торговать, а не фильмы принимать. – Эта реплика прозвучала как гром среди ясного неба. Начальница застыла с раскрытым ртом. В состоянии то ли злобного экстаза, то ли в высшей степени возмущения. Остальные последовали ее примеру.

Если бы мне сейчас представилась возможность экранизировать пьесу Н. В. Гоголя «Ревизор», я точно знаю, как ставить заключительную Немую сцену перед явлением Ревизора. И тут я понял, что «в профессии святого, как и в профессии вора, самое главное – вовремя смыться», – что мы и сделали. Уже перед тем, как нырнуть в лифт, я услышал рев раненой буйволицы.

Не знаю, как там наверху. Не сталкивался с ними. А среднее звено все на одно лицо. Как будто выбирают из одной колоды. Везде одно и то же. Клиповое, попсовое сознание торжествует. Попса правит бал. Она стоит, как серая, бетонная стена. И об этот волнорез разбиваются волны мало-мальски свежей мысли, творчества, элементарного профессионализма.

Бывшие клипмейкеры становятся модными режиссерами. Смотришь очередной боевик – полуторачасовой видеоклип. За внешней виртуозной формой, которой они, нужно сказать, достаточно хорошо овладели, – пустота, ни единой мысли. И винить его не за что. Он на этом вырос, на клиповой стихии, на клиповой стилистике, на клиповом сознании. Такое впечатление, как будто начинают на пустом месте, как будто не было великой школы советского документального кино: Дзиги Вертова, Льва Кулешова, Романа Кармена, Арановича, Лисаковича, Марины Голдовской, я уж не говорю о Йорисе Ивенсе, Ляморисе, Аньес Варда, Крисе Маркере.

В совдеповские времена, в условиях жесткого тоталитарного режима, режиссеров на телевидение набирали по конкурсу. Я сам пришел на Центральное телевидение, выдержав жесточайший конкурс пятьдесят человек на место. Проходили лучшие из лучших. Режиссеров выращивали. Сначала – ассистент-режиссер. Через три года – режиссер третьей категории. Еще через три – второй. Первую категорию получали только лауреаты всесоюзных фестивалей телевизионных программ. А уж высшую – победители международных конкурсов. И еще одна важная вещь была на ЦТ, которой бы не грех следовать. На ЦТ никогда не прерывалась связь времен. Кадровая политика проводилась такая, что всегда были в коллективе в равной пропорции опытные, грамотные, высокопрофессиональные ветераны, их не выбрасывали за ненадобностью, кроме них были крепкие молодые профессионалы и полная сил зеленая молодежь. Зрелые профессионалы учились у ветеранов и передавали свои знания и опыт начинающим телевизионщикам. Так было и в редакции научно-образовательных и учебных программ, где долгие годы я работал. По признанию ЮНЕСКО наше научно-популярное и образовательное телевидение считалось лучшим в мире. В 1996 году Борис Ельцин одним росчерком пера ликвидировал его. Триста человек, высоких профессионалов, штучный товар, как теперь говорят, в одночасье были выброшены на улицу. А канал, как шубу с барского плеча, Ельцин сбросил на руки очередному олигарху в награду за удачно проведенную предвыборную кампанию. Ломать не строить. На развалинах известно что вырастает в первую очередь. Для того чтобы выросло что-то путное, нужно долго обрабатывать почву.

Это так, лирические отступления, к слову пришлось. А что касается отвергнутого фильма, то с ним произошла любопытная метаморфоза. Прошел год. Я уже давно работал на другом проекте, в хорошем творческом коллективе. Работал над документальной трилогией о трагической и героической судьбе Белоруссии в годы Великой Отечественной войны. Мы объехали всю республику, встречались с удивительными людьми, поистине героями с невероятной судьбой. Я уже сидел на монтаже фильма. Вдруг раздается телефонный звонок.

– Вилен Семенович? Это вас беспокоит шеф-редактор Игорь Романов. Ко мне перешел ваш незавершенный фильм. Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить его к эфиру?

Я с трудом вспомнил, о каком фильме идет речь. В свое время я заставил себя забыть о нем и забыл.

– Все зависит от ваших замечаний, – ответил я, памятуя о трагикомической сдаче.

– У меня нет замечаний, – ответил шеф-редактор. – Фильм сбалансирован, с четкой драматургией, ни убавить, ни прибавить.

– В таком случае, – ответил я, – мне достаточно двух смен озвучания.

На том и порешили. Впоследствии мы с ним встречались. Молодой парень, выпускник ВГИКа, с хорошей профессиональной подготовкой. Что тут скажешь? Хорошо, что такие люди все-таки появляются на наших телеканалах. Но, увы, пока они – как капля здравого смысла и профессионализма в море попсы. Пока еще попса правит бал.

17. Кадры решают все!

Когда-то в достопамятные времена великий вождь и учитель товарищ Сталин произнес крылатую фразу: «Кадры решают все». Я в этом убедился на распределении.

В наши времена, в прошлом столетии, во времена моей студенческой юности учеба в университете заканчивалась распределением. Я шел на распределение спокойно. На меня лежала заявка из литературно-драматической редакции Центрального телевидения. Каково же было мое удивление, когда начальник отдела кадров Гостелерадио товарищ Л. предложил мне Брянск. Я ему возразил, что вот, мол, на мое имя лежит официальное приглашение из литературно-драматической редакции ЦТ. «Молодой человек, – весьма уверенно и строго заявил товарищ Л., – вы никогда не будете работать на Центральном телевидении». Я заявил, что в Брянск не поеду. Я свободный человек. На что Л. ответил: «Вот и продолжайте свой свободный полет, но за 101-м километром». Так я и долетел в своем свободном полете аж до Алма-Аты. Но все-таки Л. ошибся. Через десять лет я прошел, правда, по жесточайшему конкурсу, на ЦТ. И здесь начальник отдела кадров был бессилен. Это в то тоталитарное время. Сейчас, увы, этот принцип не работает.

Прошло много лет. Тоталитарный режим рухнул. В его разрушении и я принимал посильное участие, за что и получил орден за подписью Ельцина. Благодарность за содеянное не заставила себя долго ждать. В 1996 году, когда «ушли» Попцова, началась зачистка территории от его команды. Я тоже покинул РТР, но только после того, как выиграл суд, и уже по своей воле, когда меня позвал Аркадий Вайнер создавать нравственно-правовой телеканал «Дарьял-ТВ». Мы его создали, и мне за него не стыдно. Он несколько лет занимал нравственную нишу в российском телеэфире. Потом Вайнер продал его шведскому холдингу. С новым руководством канала мне стало не по пути, и я и оттуда ушел и стал сотрудничать с Управлением по производству документальных фильмов РТР. Все шло неплохо. Мои фильмы, такие как «Диктатор Крыма», «Диалоги с Колчаком», получали высокую оценку руководства ВГТРК и телезрителей. Рейтинги их были довольно высокие. Все шло хорошо, пока я не встретился однажды на «Ленинградке» в здании администрации РТР на Ленинградском проспекте с начальником отдела кадров, с которым я когда-то судился за восстановление на работе. Он один остался от прежнего руководства, с кем я когда-то судился. И тем не менее после встречи с ним все как отрезало. Мои сценарии стали отклоняться с дежурной формулировкой «не наш формат». До встречи с ним был успех и тот формат, после встречи – не тот. И тут я понял, что ничего не изменилось в этом далеко не лучшем из миров. Сейчас, как и в достопамятные времена, «кадры решают все!»