Страница 13 из 18
Оба посла главных стран Антанты смотрели на происходящее с ужасом и недоумением. Прямо у них на глазах рушились труды многих предшественников, стремившихся превратить Россию в послушное полуколониальное государство, источник дешевого сырья, хлеба и пушечного мяса. Теперь, после неудачи переворота, с провалом этой политики надо было смириться хотя бы на какое-то время и принять тот неоспоримый факт, что, по крайней мере, на этой войне, Россия будет преследовать только свои интересы. Господам послам еще предстояло осознать глубину той пропасти, в которую предстояло упасть их странам.
Русский царь принял послов холодно, и хуже всего было то, что он находился в своем кабинете не один. Человек, составлявший ему компанию, не мог быть никем иным, как Артанским князем Сергием из рода Сергиев, пришельцем из иных времен, с легкостью поставившим на рога весь европейский политИк.
– Господа послы, – сказал император всероссийский, – считаю необходимым поставить вас в известность о том, что Российская империя в одностороннем порядке разрывает англо-русский и франко-русский союзы. После того, что вчера было учинено с вашей прямой подачи, Мы вам больше ничего не должны. Теперь наши союзники – это Великое Княжество Артания, Сербия и Болгария, и более никого. В том, что это случилось, вы должны винить только себя. С кайзером Вильгельмом Мы, напротив, намереваемся искать мира и нормализации отношений. Продолжение войны не принесет добра ни монархам, ни народам наших стран.
– Ставлю вас в известность, – сказал Артанский князь, – что поведение ваших государств в канун этой войны, а также в деле с попыткой государственного переворота в Российской империи, было измерено, взвешено и признано негодным. В качестве Бича Божьего в самом ближайшем будущем я предложу кайзеру Вильгельму стать моим вассалом, и если он согласится, то мы вместе обдерем мясо с ваших боков до самых костей. Никому не нравятся беспринципные мерзавцы, наносящие удар в спину союзнику, и Всемогущий Господь в этом правиле не исключение.
– Но вы же сами отказались немедленно наступать на Берлин и тем самым выполнять свой союзнический долг! – вскричал Морис Палеолог. – В таких условиях мое правительство было просто вынуждено предпринять экстраординарные меры для того, чтобы изменить ваше вызывающее поведение.
– Да, отказались, – ответил император Николай, – ибо сие не соответствовало нашим интересам. Российская империя вступила в эту войну только для того, чтобы спасти от уничтожения братскую ей Сербию, поэтому на германском направлении после ликвидации Восточно-Прусского балкона ее позиция была сугубо оборонительной, а на Австро-Венгерском направлении – исключительно наступательной. Наша главная цель – разгром государства Габсбургов и ликвидация угрозы существованию Сербии и Черногории. Вступление в войну Османской империи тоже было придумано не нами, но раз уж так получилось, то у нас появилась цель номер два, чтобы по итогам этой войны Босфор и Дарданеллы отошли под власть России. А кайзер Вильгельм мог и подождать своей очереди за номером три, но ждать не пожелали уже вы. Ну что ж, какой мерой вы мерили, такой и отмерится вам – что посеяли, то и пожнете. Россия была, есть и будет Великой державой, а ваши государства в ближайшее время ждет исчезновение с карты мира и полное забвение. Так и передайте в свои столицы. Больше на эту тему Нам сказать нечего, так что идите отсюда вон, потому что Мы не хотим вас больше видеть.
– Вы оба еще об этом пожалеете! – не удержавшись, прошипел направившийся к выходу Джордж Бьюкенен.
– Дурацкое это занятие – грозить Бичу Божьему, – вздохнул Николай.
– Лондон в руинах, флот на дне, королевская семья в плену, депутаты и министры либо мертвы, либо прячутся по разным укромным норам, чтобы не попасть под карающий удар – вот таким теперь будет будущее вашей Британии, – добавил Артанский князь, демонстрируя призрачные нимб, крылья и великокняжеское корзно. – А простых Джонов и Мэри, так уж и быть, я расселю по всей Руси Великой по одной семье на деревню, чтобы и смертоубийства лишнего не допустить, и окончательно стереть вашу безумную нацию с лица земли. Моих полномочий младшего архангела для этого вполне достаточно.
Услышав эти слова, Морис Палеолог втянул голову в плечи и поспешил поскорее выйти из царского кабинета, пока и про Францию не сказали чего-то подобного. Но этот вопрос заинтересовал уже русского императора. Когда послы вышли, он спросил:
– Сергей Сергеевич, а что вы намерены делать с Францией? Ведь понятно же, что при любом исходе войны эта республиканская страна так и останется возмутителем общего европейского спокойствия.
– Понимаете, Николай Александрович, – ответил Серегин, – в переводе с латыни слово «республика» означает «общее дело», но это проще произнести, чем претворить в жизнь. Но если такое удастся, то мощь получается неимоверная. Именно на этом запале французские революционные армии лупили и в хвост, и в гриву своих соседей по Европе. Потом, когда запал начал иссякать, республика легла под одного вождя и оделась в оболочку Империи. Помните, как это было? Чтобы разогнать Совет Пятисот, Бонапартию не потребовалось ни пушечных, ни ружейных залпов – было достаточно одного барабанного боя. Остатки той былой революционной роскоши дожили во французской армии до Бородинской битвы и почти в полном составе влились в ряды моих Верных, а что касается прочей Франции, то общим делом для всего французского народа тамошнее государство более не было никогда. Тамошние деятели отстроили себе самую омерзительную из всех возможных политических систем, именуемую олигархией, то есть властью денежных мешков, и выборность депутатов Национального Собрания и прочих должностных лиц в сущности этого режима ничего не меняет. Для народа подобный выбор между различными сортами дерьма оборачивается форменным издевательством…
– Так вы настаиваете на важности роли народа в государстве? – спросил Николай
– Да, я на этом настаиваю, – ответил Артанский князь. – Монарх должен быть един со своим народом, ведь он – та твердь, на которую опирается государство. Назвав себя хозяином земли русской, вы низвели императора всероссийского с уровня царя-батюшки до банального тирана-диктатора, удерживающего власть только при помощи вооруженной силы, что и предопределило все дальнейшие российские неустройства. Впрочем, и во Франции никакого единства между власть имущими и народом не существует. А у меня с этой страной особые отношения – конечно, не такие, как с Россией, которая для меня превыше всего, и не такие, как с Германией, потому что среди моих Верных достаточно много людей тевтонского, то есть немецкого происхождения, но все равно особые. Заключая с Бонапартием мирное соглашение, я обещал императору французов, что буду с заботой и вниманием относиться к его народу. Заметьте, не к французскому государству, потому что оно может быть весьма разным, и тем более не к заносчивым и глупым политиканам, а именно к народу этой страны. Впрочем, я пока еще ничего конкретного не решил…
– Но все же, Сергей Сергеевич, должны же у вас быть хоть какие-то планы в отношении этой страны? – спросил Николай. – Франция сейчас выглядит как республиканская заноза среди окружающих ее обычных монархий. Ольга говорит, что если ничего не изменить, то эта зараза захватит все Европу. И тогда наша цивилизация окончательно погибнет, ибо будет уничтожено все, что составляло ее основу: верность монарху, вера в Бога, личная честь и любовь к ближнему. Останется один лишь меркантильный расчет, и именно он будет править всем человечеством.
– Ваша дочь права, – ответил Серегин. – А мне сейчас ясно только одно: нынешнюю, так называемую республиканскую, элиту Франции после войны необходимо судить за разжигание войны и повесить высоко и коротко. Эти люди так долго шли к своему успеху, что я не могу отказать им в таком удовольствии. Но стоит ли восстанавливать из руин само французское государство, я пока не знаю. Ни один рецепт из поваренной книги Старших Братьев не подходит тут окончательным образом. Если разорить эту клоаку дотла, а потом пустить все на самотек, как это было в мире полковника Половцева, то на месте Третьей республики возникнет Четвертая, голодная, злая и еще более жаждущая реванша. Еще одна война – и демографический потенциал французской нации, подорванный во времена первой и второй империй, будет окончательно уничтожен. Ведь общеизвестный же факт, что за время революционных и наполеоновских войн средний рост французских мужчин уменьшился почти на пядь. Лучшие из лучших полегли в бесцельных войнах, и вместо них изрядно размножились разные посредственности. Через сорок лет после Бородинской битвы они создали у себя имитацию былого величия из искусно построенных театральных декораций, назначили императором талантливого мистификатора, после чего вся эта халабуда, яркая и шумная, как цыганский ансамбль песни и пляски, рухнула под ударом прусских армий.