Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 40 из 61

Они поднялись наверх. Минули переднюю, по которой взад и вперед ходила худенькая старушка, и вошли в небольшую комнату.

Шехназ закрыла дверь.

— Рада вас видеть, тетушка Мухсине!

— Это правда то, что я слышала? — сердито спросила старуха.

«Она, наверное, имеет в виду мой разговор в Сиркеджи с Тайяре и Демпсеем», — подумала Шехназ.

— Что вы слышали, тетушка?

— Ты проболталась приятелям моего сына?

Так, значит, Адем не бросил ее, не убежал? Он приехал наконец!

Шехназ вдруг покраснела до корней волос.

— Я ничего не говорила. Я только спросила у них, где Адем.

— Хорошо… Ну, а как узнала полиция?

— Полиция? — удивилась Шехназ. — Кто же сказал?

— Не знаю, кто сказал! Если ты не заткнешь свой рот и будешь болтать, то так и знай — загремит не только мой сын, но и ты вместе с ним!

Шехназ вспомнила разговор с молодым адвокатом. Может, это он сообщил полиции? А ведь говорил, что не выдаст, что все останется между ними. А если надо будет — защитит. В кабинете были и другие люди. Они тоже говорили, что не дадут ее в обиду.

— Почему не пришел Адем?

— Думал, что полиция устроила здесь засаду.

— Засаду? — Шехназ схватила старуху за руки. — Ты что говоришь, тетушка?

— То, что слышишь!

— Но ведь я тогда ничего не сказала адвокату!

— Адвокату?.. О чем же вы с ним говорили?

— Вот слово в слово! Спрашивает: «Где Адем?» Я ответила: «Не знаю… Бросил меня и убежал». А он: «Весь квартал заявляет, что автомобиль куплен на деньги твоего мужа». Тут уж я не вытерпела: «Откуда им знать, ведь они не пили с ним вместе». Потом он сказал: «Хорошо, ну, а что ты будешь делать, если Адем сюда не вернется?» А я…

Шехназ осеклась, вспомнив свой ответ адвокату: «А я тогда все расскажу и засажу его в тюрьму!»

— Ну? — старуха не спускала с нее глаз.

— Я сказала: «Дай бог ему счастья!»

— Не ври, ишь, покраснела как рак! Если выдала его — сама тоже погоришь. Надеешься, выручит твой адвокат? Все они мошенники. Выудят у человека, что им нужно, и до свидания. Там как хочешь! Аллах свидетель, и ты поболтаешься по тюрьмам, я больше в это дело не вмешиваюсь!

— А за это здорово накажут? — наивно спросила Шехназ.

— Да уж будь спокойна, не поздоровится.

Шехназ тяжело вздохнула, опустила взгляд в землю. Мрачные мысли охватили ее. Теперь она понимала, что выболтала адвокату слишком много, сказала то, чего совсем не нужно было говорить. И потом… Этот разговор происходил в присутствии каких-то посторонних людей, сидевших в его кабинете. А что, если это были переодетые сыщики? В глазах у нее потемнело. Вдруг Адема арестуют? А потом он скажет: «Я не один совершил это преступление. Она тоже кое-что знает!»

Шехназ дрожала от страха.

Старуха не сводила с нее пристального взгляда. Она чувствовала, что Шехназ наговорила много лишнего.

— Погубишь свою молодость в тюрьмах, — причитала тетушка Мухсине. — Я не хочу вмешиваться в это дело. Но попадете вы оба — и Адем и ты! Мы должны знать, что ты сказала адвокату, чтобы найти выход. Говори, не бойся!

Шехназ подняла голову, взглянула на старуху. А что, если и в самом деле сказать ей правду?

— Говори, не бойся. Раз уже беда случилась, что тут поделаешь? Утаишь — еще хуже будет. Ну, конечно, эти пройдохи у тебя все хитростью выудили! Скажи… Ведь Адем должен знать. А то он как слепой, бедняга!

— Что он сделает? Уедет?



— Вот уж этого я не знаю: уедет или останется.

— Возьмет меня с собой?

— Бежать собираешься? Значит, ты рассказала им?..

Шехназ растерялась. Она почувствовала, что не может больше терпеть этой пытки. Она все еще держала руки старухи в своих. Ее руки сразу стали потными. Шехназ заплакала.

— Что мне было делать? Адем обещал вернуться через три дня. Прошло больше недели, а его нет и нет. Дьявол меня попутал… Я не знала, что адвокаты и полиция — заодно. Если б знала, разве бы сказала?

Старуха добилась того, что ей было нужно. Она встала, быстро повязала на голову платок и, даже не обернувшись, пошла к выходу.

Шехназ кинулась за ней и, став в дверях, загородила дорогу.

— Тетушка, тетушка… — взмолилась она, бросившись старухе на шею. — Что бы там ни было, пусть он придет и заберет меня. Мы убежим вместе. Ты знаешь, я без него жить не могу! Скажи, чтобы пришел этой ночью. Я буду его ждать. Хорошо, тетушка? Скажи! Если я умру, то только вместе с ним! Так и скажи!

Старуха что-то пробормотала в ответ и, вырвавшись из ее рук, вышла из дому.

Добравшись до своего дома, мать Адема распахнула ворота и оставила их открытыми.

Тучи заволокли небо. Сразу как-то стемнело. Повалил снег. Большие тяжелые хлопья плавно опускались на землю. Было тихо, безветренно.

Старуха засыпала в мангал уголь. С минуты на минуту она ждала прихода сына. Не теряя времени, он должен куда-нибудь скрыться и даже ей не говорить о своем убежище.

Старуха, нервничая, раздувала мангал. Уголь сгорел, на колоснике осталась кучка золы. Адем давно уже должен был прийти, но его все не было. Старуха снова засыпала уголь в мангал и пошла в комнату. Как раз в это время вошел Адем.

— Какие новости, мать?

Одним духом, взволнованно она рассказала ему о том, что узнала.

Адем слушал ее, не перебивая, затаив дыхание.

— …Говорит, вздумает бежать, пусть возьмет меня с собой, — закончила мать.

Но у Адема созрел другой план, который казался ему наиболее подходящим. Он вспомнил, что хозяйкой дома, в котором жила сейчас Шехназ, была глухая, подслеповатая старуха, в прошлом содержательница публичного дома.

Адем вытащил из кармана завернутые в платок деньги и, отсчитав несколько бумажек, сунул матери. Глаза старухи наполнились слезами.

— Да поможет тебе аллах, сынок!

Адем поцеловал ей руку.

— Прости! Может, не придется свидеться!

— Да поможет тебе аллах, сынок! — повторила старуха. — Да избавит он тебя от бед и несчастий! А к этой потаскухе не ходи.

Адем надел темно-синий кожушок и вышел из дому.

Снег повалил сильнее. В воздухе кружились большие хлопья. Вокруг было бело. В такое время ни возле «Перили Конака», ни возле кофейни никого не бывает. И только в сильно запотевших окнах кофейни дрожали неясные тени людей.

Адем вышел на главную улицу. Сквозь пелену снега смутно вырисовывался акведук Боздоган. По мере того как он приближался, очертания акведука становились яснее. Наконец он прошел между его громадными колоннами и на остановке «Сарачхане» вскочил в трамвай, шедший в Эдирнекапы. Им овладел какой-то непонятный гнетущий страх.

Его пугало, если кто-нибудь смотрел на него. Страх этот был настолько силен, что он чуть не спрыгнул с трамвая на ходу. Но передумал — было еще светло, и идти в такой ранний час по улице рискованно.

Он сошел у мечети Атикали.

Здесь его никто не знал, и все же ему казалось, что он вот-вот с кем-либо встретится.

Он завернул в какую-то битком набитую кофейню. Не слыша криков игравших в нарды, прошел к столику в дальнем углу, пододвинул скамейку и сел.

Да, он совершил ошибку, сказав, что вернется через три дня, а сам не показывался целую неделю. Теперь он это понимал. По крайней мере надо было хоть письмо послать. В этом не было ничего опасного. Шехназ спокойно ждала бы его. Ведь она проболталась его товарищам и адвокату только потому, что ничего не знала о нем. Так или иначе, а, как говорят, «стрела уже вылетела из лука — не поймаешь». Но он не из тех, что попадаются!

«Надо уничтожить улики! — подумал Адем. — Я тут ни при чем. Пусть пеняет на свою глупость. Человек задержался на пару дней. И уже разболтала!»

Шехназ думала о том же. Ну зачем она только помчалась в Сиркеджи к друзьям Адема, болтала что взбредет в голову! И зачем, зачем она откровенничала с адвокатом и теми, кто был с ним?