Преступник

Надзиратель еще несколько раз произнес его имя и замолк. Значит, правда: ему не разрешат ни с кем видеться.

Беспомощно опустив руки, Джевдет бросился на постель и уткнулся лицом в одеяло.

Через некоторое время он услышал скрежет открываемого замка. Вскочил на ноги. Что это? Может быть, его все-таки поведут на свидание?

Дверь отворилась. На пороге стоял самый злой надзиратель — не случайно он был приставлен к одиночкам.

— А ну, выходи!

Джевдет вышел и последовал за надзирателем. Они миновали несколько коридоров, поднялись по лестнице и оказались у кабинета начальника тюрьмы. Джевдет догадался об этом по табличке, висевшей над дверью.

Он вошел… и не поверил своим глазам: рядом с каким-то незнакомым молодым человеком стояли Хасан, Кости и Джеврие! Джеврие бросилась навстречу и обняла его. Подбежали Кости и Хасан.

Начальник тюрьмы уже знал историю Джевдета. Поэтому он тоже был взволнован и молча переглядывался с адвокатом.

— Послушай, — прервал наступившую тишину начальник тюрьмы, — господин адвокат готов вести твое дело. Он пришел сюда, чтобы получить твое согласие. Что ты на это скажешь?

Джевдет поднял заплаканные глаза на адвоката и снова потупился.

— Это правда, что ты не брал денег из портфеля отца?

Джевдет вздрогнул. А вдруг отца заключат в тюрьму?

— Нет… — ответил он. — Я украл их и сжег!

— Неправда, господин начальник, неправда! — с жаром заговорил Хасан. — Он боится, что его отца снова посадят в тюрьму. А отец уже…

Хасан осекся.

«Зачем скрывать? — подумал начальник тюрьмы. — Теперь уже все равно».

— Отец твой умер, — сказал он. — Говори правду, сынок, и ты спасешь себя!

Что он говорит? Отец умер? Широко раскрыв глаза, Джевдет растерянно озирался по сторонам. Сделав несколько шагов к письменному столу, за которым сидел начальник тюрьмы, он остановился.

— Мой отец умер?

В комнате воцарилась тишина.

— Господин начальник, вы сказали, что мой отец умер? — снова спросил Джевдет.

Делать было нечего, и начальник тюрьмы повторил:

— Да, умер!

Все закружилось перед глазами Джевдета: стены, люди. Пытаясь удержаться на ногах, он схватился за край стола, потом медленно опустился на скамейку.

— Принеси воды! — крикнул начальник стоявшему у дверей надзирателю.

Джевдет никого не замечал вокруг себя: ни Хасана, ни Кости, ни Джеврие, ни адвоката. Его не радовала даже так неожиданно появившаяся возможность освобождения из тюрьмы. Отец, которого он, как ему казалось, совсем не любил, улыбаясь, смотрел сейчас на него из-за овальных стекол очков, словно хотел сказать: «Если бы я был жив, разве я не пришел бы к тебе, сынок?»

Джевдет машинально подписался под какими-то бумагами, взял свертки с едой, которые ему принесли, и вышел вслед за надзирателем.

Начальник тюрьмы отменил наказание, Джевдет вернулся в общую камеру. Мальчики были удивлены. И больше всех — Козявка. Ведь Джевдета посадили в одиночку на целую неделю!

Вскоре надзиратель принес постель и швырнул ее на середину камеры.

Джевдет бросил свертки с едой на пол и, опустившись на корточки возле стены, закрыл лицо руками. Сейчас он думал только об отце. С болью в душе вспоминал, как вызывающе он вел себя по отношению к нему после того, как в доме появилась мачеха. И ведь отец ни разу не наказал его!..

Джевдет почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Это был маленький воришка — тот самый, что как-то звал во сне мать. Он ласково улыбался.

— Я постелил тебе постель, Джевдет-аби. Иди ложись!

Постель и в самом деле была разобрана.

Джевдет поднялся и, забыв про валявшиеся на полу свертки, упал на тюфяк.

Мальчуган перетащил свертки к постели Джевдета.

— Что, голова болит, Джевдет-аби? У меня есть аспирин.

Джевдет сел. Он вспомнил, как его самого защищал Хасан. Да, он больше не даст в обиду этого парнишку, которого Козявка бьет ни за что ни про что, заставляет играть в карты, курить гашиш.

— Хорошо, — сказал Джевдет, — а ну-ка, тащи свой аспирин!

Шустрый мальчик кинулся к своей постели, достал из кармана старого пиджака порошки, принес Джевдету.

— Хочешь, вскипячу чаю, Джевдет-аби?

— Вскипяти, Хюсейн. Возьми мой чайник, налей воды и тащи сюда.

— Хочешь, я сам поставлю его на печку?

— Давай.

Мальчуган выбежал из камеры.

Джевдет искоса взглянул на Козявку, гревшегося на корточках около печки. Взгляды их встретились. Козявка отвел глаза в сторону. У него был жалкий, запуганный вид. Разбитый нос распух, под глазами черные круги.

К нему подошел один из дружков, потряс за плечо:

— Вставай, перебросимся разок-другой в картишки!

Козявка сидел задумавшись и даже не взглянул на него.

— Да встань же, чудак! — повторил тот.

Козявка не двигался.

— Набили морду, опомнился! Ха!

Маленький воришка принес чайник, поставил на печку. Глаза его радостно блестели: Козявка, тот самый Козявка, который так часто бил его и которого он так боялся, сейчас сам попал в беду!

Подойдя к Джевдету, он присел на край постели.

— Молодец, Джевдет-аби! Если бы не ты, он бил бы нас!

— Как ты сказал?

— Да, бил… Отнимал деньги, заставлял курить гашиш…

К ним подходили и другие мальчики. Вскоре вся камера собралась около постели Джевдета. Козявка уже не был прежним Козявкой. Ему было тяжело видеть, как его прежние друзья перекинулись на сторону Джевдета.

Он осторожно встал и вышел из камеры. Расхаживая взад и вперед по коридору, он думал только о Джевдете. Если бы он знал, что тот так силен, то не полез бы драться. А эти… словно сговорились. Да потом еще и на смех подняли! И сейчас не дают покоя.

Вдруг Козявка увидел валявшийся у стены окурок. «Почти целый! — обрадовался он. — Курить хочется до смерти! Надо бы поднять, но как?»

На глаза ему попался мальчуган — один из тех, кого он постоянно изводил. Мальчишка был в лохмотьях, босой.

— А ну-ка, подними окурок и принеси мне!

Мальчик вместо обычного «Сейчас, Мустафа-аби!» только пожал плечами: «Еще чего вздумал!» — и пошел дальше.

Козявка проводил его злым взглядом. Значит, авторитет его совсем подорван? Теперь и соплякам слова не смей сказать.

Он боялся, что окурок могут поднять раньше него. Но сам поднимать его не хотел. Заложив руки за спину, долго прохаживался взад и вперед. Потом решил: была не была! — нагнулся и схватил окурок.

Он понимал, что это было недостойно его, но отныне ему, видимо, придется жить так. Никто не беспокоился о нем. Он жил только на то, что удавалось выжать из обитателей детской камеры. А с тех пор как ему досталось от Джевдета, малыши с ним не считались. Сами-то они не осмелились бы смеяться, да старшие смеются!

К Козявке подошел Кадри — один из старших.

— Твой «друг» собрал около себя ребят, чаек попивают!

Козявка понял, кого имел в виду Кадри, но все же спросил:

— Какой это мой «друг»?

— Какой? Да тот, что тебе морду набил!

— Пошел ты к…

— Ах, ты еще и лаяться! Я вот скажу Джевдету!

Козявка удалился, спасаясь от насмешливой улыбки Кадри. Прикурив, он снова стал прогуливаться по коридору.

Надо было как-то избавиться от этого Джевдета, но как? По правде говоря, выход был: придраться к чему-нибудь, свалить и как следует поколотить! Но вот беда: один он с ним не справится. Козявка хорошо помнил, какие у того тяжелые кулаки… Ведь если бы тогда не подоспели надзиратели, Джевдет мог и убить его. Лучше всего — садануть ножом ночью, когда он будет спать!

Глаза у него заблестели. Решено, так он и сделает. В полночь, когда все будут спать, он вынет из «зулы» нож, подкрадется потихоньку к его постели и всадит ему в самое сердце… И пока придет доктор… то да се, будет уже поздно, Джевдет отдаст концы. Ну, а дадут за это лет пять — не больше! Подумаешь! Ведь он и так сидит. Да и зачем выходить на свободу! Отец его видеть не хочет. Матери у него нет, она давно умерла. Ни брата, ни дядьки, ни тетки…