Преступник

— Когда же?

— Вот переедем в другой дом, тогда…

— Сегодня самое подходящее время. Сына он выгнал? И не знает, что я здесь. Мальчишка мог забраться ночью в дом и ограбить отца. Ведь он говорил, что отомстит вам!

— А через пару месяцев мы с тобой укатим отсюда. На своем автомобиле!

— Старику уже за пятьдесят. Какая ему разница? Что в тюрьме, что на воле. А мы?.. Так как?

— Я спрячусь. Ты устрой все как надо, уложи спать дурака, а потом…

— Я уйду потихоньку. Кто узнает, что я был здесь? Старик много задолжал мяснику и бакалейщику. И вдруг расплатился! Каждый вечер берет вино, мясо… Ну, конечно, казенные деньги тратит. А там какая разница: несколько сотен или несколько тысяч?

— Это так, — пробормотала Шехназ.

— Конечно, так. Не будем терять времени. Иди вниз, уведи его в комнату и закрой дверь, а я улизну.

Шехназ спустилась на кухню, остановилась в дверях чуланчика. В темноте ничего не было видно. Когда глаза привыкли, она подошла к Ихсану-эфенди, обняла его.

— Что ты здесь делаешь?

Старик всхлипнул.

— Ты как ребенок, Ихсан-эфенди. Клянусь аллахом, как ребенок. Ну зачем тогда ты его прогнал? И потом — куда он денется? Завтра найдешь!

Ихсан-эфенди встал, прижался к ней.

— Ты меня осуждаешь, Шехназ? Да? Но что я могу сделать? У меня душа извелась. Ты еще не знаешь, золотко, что такое любовь к детям! Все внутри у меня горит, я готов убить себя.

Шехназ коснулась губами его морщинистой щеки.

— Ну успокойся, пойдем наверх.

Ихсан-эфенди не слышал.

— Я видел его во сне… Всего в крови… Мой мальчик, мой Джевдет!..

— Тебе вредно так волноваться. Смотри, заболеешь.

— А что будет? Что будет, Шехназ? Если и умру, что тут страшного? Хоть избавлюсь от прозвища «рогоносец»!

Шехназ вздрогнула.

— Ты что, Ихсан-эфенди?

— Ты слышала, о чем говорят в квартале?

— Пусть у них глаза полопаются! Ты этому веришь?

— Нет, детка, не верю. Я не сомневаюсь в твоей чистоте, но…

— Что?

— Недаром говорят: «Грех не беда, да молва не хороша».

— А ты не слушай. Пойдем; пойдем спать…

Буря усилилась, порывы ветра сотрясали дом.

Адем на четвереньках пробрался через переднюю, тихо спустился по лестнице и выскользнул на улицу.

11

Джевдет проснулся. Кости спал рядом, примостившись на краю тахты.

Джевдет вздохнул. Как он просил Джеврие ничего не говорить Кости! И все-таки не послушалась, проболталась! «Пойдем сегодня к нам, — предложил тогда Кости, — мать тебя хочет видеть!»

Он знал, что не вернется домой. Где будет жить? Ему безразлично. В крайнем случае пристроится в «Перили Конаке». Джиннов и ведьм, скорпионов и сороконожек он не боится. Раньше один поднимался на верхний этаж, куда никто не ходил. Ребята, даже Эрол и Айла, удивлялись его храбрости.

Всю ночь свирепствовала буря. Джевдет прислушивался к завыванию ветра. Ах, как страшно гудит и стонет теперь огромный «Перили Конак»!

Он долго не мог уснуть, но не потому, что боялся. Он думал об отце, мачехе, шофере Адеме и представлял, как отомстит им, когда станет Храбрым Томсоном. А когда сон одолел его, он услышал голос матери: «Как бы то ни было, он твой отец. Ты не можешь идти наперекор его воле. Не должен был уходить из дому…»

И все же он поступил правильно. Вот только одно. В чуланчике — подушка, одеяло, простыня. Все, что осталось ему от матери! Эти вещи бросать нельзя!

Кости тоже проснулся. Он сел на постели, улыбнулся, обнажив белые как жемчуг зубы.

— Что нового? Ты хорошо спал?

Джевдет не мог сказать правду.

— Хорошо!

— Живи у нас. Вот будет здорово!

— Я?

— Конечно, ты.

— Почему?

— Мать говорит, что очень тебя любит.

— Я тоже вас всех люблю.

— Оставайся у нас навсегда, ладно?

Джевдет подозрительно посмотрел на него. Может быть, Джеврие ему что-нибудь сказала? Ох, и попадет ей тогда! Пусть лучше не попадается на глаза. Ведь надо же! Он так ее просил, а она проболталась!

— Вот было бы хорошо, Джевдет! — продолжал Кости с волнением. — По вечерам будем вместе читать книги и допоздна говорить об Америке… Здорово! Правда?

— Да здорово, но меня отец не отпустит…

Кости чуть было не сказал: «А что тебе отец? Ведь он выгнал тебя из дому!» В этот момент в комнату заглянула мать Кости.

— О-о-о, калимерасис[45]!

— Калимера, — с улыбкой ответил Кости.

— Есть хотите?

— Еще как!

— Сестра начнет готовить завтрак, а ты, Кости, вставай, сходи за брынзой!

Кости в синих трусах и в майке вскочил с кровати, натянул узкие брюки, которые очень нравились Джевдету, надел рубашку, засучил рукава до локтя и быстро спустился по лестнице.

— Хлеба тоже купи! — крикнула мать вдогонку. Она подошла к Джевдету, присела на край тахты, ласково погладила по голове.

— Ты хорошо спал, сынок?

— Спасибо, хорошо.

— Оставайся у нас совсем, а?

— У вас? — спросил он удивленно.

— Конечно. Будете с Кости как братья — вместе жить, вместе ходить на работу…

— А отец? Он не согласится.

— Как не согласится? Ведь он же тебя прогнал? У Джевдета потемнело в глазах. Значит, Джеврие все рассказала Кости, тот — своей матери.

— Не знаю, — он покраснел до ушей.

— Кости нам все рассказал, сынок. Чего ты стыдишься? Раз взрослому не стыдно, что его рисуют на стенах, тебе-то что до него?

Джевдет вскочил с тахты.

— Это неправда! Никто не рисовал моего отца! Он надел брюки, рубашку. Какой стыд, какой позор!

Маленькая женщина встала перед ним.

— Ты куда?

— Никуда.

— Я не отпущу тебя! Куда ты?

— В уборную, — отрезал он.

— Ну, хорошо, иди.

Он бросил лоток и спустился вниз. Уходя, Кости оставил дверь открытой. Джевдет тихонько вышел. Облака рассеялись, светило солнце, но все еще дул холодный ветер, гоняя желтые осенние листья.

Джевдет сжимал кулаки. Пойти в квартал, найти Джеврие, набить ей морду. Как он ее предупреждал, и все-таки проболталась! Кости тоже грош цена. Больше дружить он с ним не будет. Ни за что!

У Галатского моста он сел на катер, доехал до Джибали. За одну ночь квартал стал для него чужим!

Он прошел мимо кофейни. Старики, собиравшиеся здесь по утрам, казалось, смотрели на него с жалостью. И потом… На стене «Перили Конака» не было ни рисунка, ни надписи!

— То-то! — пробормотал он. — Теперь боятся…

Он посмотрел на родной дом и нахмурился. Хоть убей, но туда он не вернется.

У «Перили Конака» он свернул к бараку старой Пембе. Он забыл и отца, и мачеху, и шофера Адема, и Кости, и его мать! В этот момент он думал только о Джеврие! Если даже бабка дома, он все равно отлупит девчонку. Он же ее предупреждал!

Джевдет быстро спустился к бараку, постучал кулаком в дверь.

Никто не ответил.

Снова постучал. Посмотрел через трещину в двери: в комнатке никого не было. Барак и маленький дворик были пусты. Может быть, они уехали?

У него защемило сердце.

К бараку шла старая цыганка.

— Открой мне дверь, сынок!

Подойдя, она протянула ключ.

— Разве ты здесь живешь? — спросил он.

— Здесь.

— А где Джеврие?

— Ох, уехали!

— Куда?

— Далеко. Приехал их дядя или еще там кто-то… и увез.

— В Другой город уехали?

— В другой.

Чуть не плача, Джевдет доплелся до «Перили Конака», залез в окно, лег на пол лицом вниз и затрясся в рыданиях. Кто знает, может быть, он ее никогда больше не увидит!

Незаметно он заснул. Во сне видел Джеврие. Большие усатые люди закрыли ей рот своими грубыми руками и увезли. Задыхаясь, он бежал за ними, но не догнал. Ему хотелось кричать, звать на помощь, но голос пропал.

Внезапно Джевдет проснулся. Он продрог на сыром полу и сильно проголодался.

45

Калимерасис! (новогреч.) — Доброе утро!