Преступник

Джеврие пошла домой. Как бы там ни было, она не должна больше молчать. И вечером, когда Джевдет-аби вернется, она ему все расскажет.

Джевдет и Кости исколесили весь Стамбул. Сначала они съездили к лавочнику-еврею, вернули долги и взяли новый товар.

Жара спа́ла. В начале сентября на небе уже появляются беспокойные облака, большие деревья сгибаются под сильным ветром, на дорогах поднимаются тучи пыли.

После полудня неожиданно полил сильный дождь. Мальчиков он застал у Ениджами[43]. Укрывшись под аркой мечети, они смотрели на косые струи, хлеставшие по крыше рынка. Каждый думал о своем. Кости вспомнил фильм «Великий музыкант», который они смотрели накануне.

— А если бы он не украл? — вдруг спросил Кости.

Джевдет удивленно обернулся.

— Если бы не украл? Что?

— Скрипку, — улыбнулся Кости. — Я о вчерашнем кино.

— Ну, стал бы, наверное, бродягой.

— Какой фильм! А?

— Как раз для тебя!

— Я не спал целую ночь, все думал. Конечно, воровать — никуда не годится, но ведь у него был большой талант. Он украл скрипку. Ну и что же? Что значит одна скрипка для такого большого магазина!

— Конечно. Ничего особенного.

— Пусть даже штук десять украл бы, и то ничего.

— По-моему, такое только в Америке и может быть.

— Да, ты прав, — откликнулся Кости.

— Знаешь, почему у нас нельзя стать Храбрым Томсоном? — спросил Джевдет.

Кости замялся:

— Нет.

Джевдет снисходительно взглянул на друга. Чего тут не знать? Ведь это Америка! Огромные дома в сто, двести, даже триста этажей, змеи, проглатывающие волов, прерии, храбрые техасские ковбои — это и есть Америка! Пройдет еще несколько лет, и они в Америке. А там каждый исполняет свои желания.

— Да здравствует Америка! — воскликнул Джевдет.

— Почему? — удивился Кости.

— Как почему? Вот дурак! Ведь там ты станешь великим тенором!

Великим тенором! Вот это да! У Кости загорелись глаза.

— Да здравствует Америка!

— Тебе, как Жано, будет шестнадцать лет, а мне, как Янику, — четырнадцать или пятнадцать. В картине мальчик украл скрипку, а мы украдем мотоцикл. Он все равно без пользы стоит у одного большого дома.

— Мотоцикл — это тебе не скрипка.

— Какая разница?

— Скрипку легко спрятать, а мотоцикл?

— Ты слушай!..

— Ну ладно, говори!..

— Ты сядешь за руль, а я…

— Как это я сяду — я даже не умею править!

— Подумаешь… Научимся!

— А потом?

— Сначала поедем в наш квартал, захватим с собой Джеврие…

— На мотоцикле туда нельзя. Я вас подожду где-нибудь.

— Хорошо. Я пойду за ней один.

— А куда мы ее посадим?

— Да, верно… Постой, мы украдем мотоцикл с такой штукой… Ну, с коляской!

— Идет, а потом?

— Потом все трое садимся… «тах, тах, тах…» И в Галату[44]. Сядем на корабль.

— С мотоциклом?

— Конечно.

— А пустят?

— Не пустят, но мы заранее подружимся с кем-нибудь из моряков… Ну, с таким, как…

— Хозяин винной лавки в нашем квартале.

— Хотя бы. Знаешь… С трубкой во рту, в полосатой майке, с рыжей бородой, с огромными усами. Наш друг-матрос ночью будет нести вахту. Мы подкатим… Он будет нас ждать и тихонько поднимет краном на палубу!

— Кран ведь очень шумит.

— Ну и что?

— А сторожа?

— Слушай, мы и с ними заранее сможем договориться. А нет, так приедем как раз к отплытию. Нас поднимут на борт вместе с другими, это не трудно сделать…

Дождь внезапно прекратился.

Темные тучи рассеялись, показалось голубое небо. Яркое, горячее солнце снова залило купола Ениджами. Мальчики вышли из-под арки, укрывавшей их от дождя, и медленно побрели к площади Еминёню.

— Главное — в Америку! Ехать в Америку!..

Зловеще заскрежетали тормоза. В двух шагах от Джевдета вырос красный «форд».

Шофер выругался, машина умчалась. Джевдет вспомнил Адема и с ненавистью посмотрел ей вслед. Кости потянул его за руку:

— Пойдем.

Джевдет сжал кулаки.

— Всех шоферов надо перевешать!

Мальчики молча спустились к берегу. У причала катер как раз ожидал двух пассажиров. Они сели. Катер медленно поплыл по грязной воде.

Кости тихонько толкнул друга.

— Ну, а дальше что?

— О чем ты? — рассеянно спросил Джевдет.

— Мотоцикл поднят… Мы уже на палубе корабля…

— Потом поговорим…

Но Кости не слышал его.

— Знаешь, что меня беспокоит?.. — печально проговорил он. — Что будет с ними?..

— С кем?

— С матерью и сестрой?..

— А что?

— Они ведь меня очень любят.

— Да… — вздохнул Джевдет. — А обо мне никто не заплачет.

— Почему?

— У меня никого нет… Кому я нужен? — Он вытер рукавом набежавшие слезы. — Но так даже лучше… Я тоже ни о ком не буду горевать!

Кости не ответил: к горлу подкатил ком. У него-то были близкие люди. Если он уедет в Америку, они будут сильно опечалены. У матери и так зрение плохое. От слез она совсем может ослепнуть.

Катер приближался к берегу.

— Скажи, от слез люди слепнут? — с тревогой спросил Кости.

Джевдет думал о трактире «Зеленая обезьяна», улица Х, 13… Вот они — враги патрона Тома Микса… Разбойники с платками на шее… Сидят на высоких табуретках, потягивают вино. Входит Храбрый Томсон…

— Что ты сказал? — не понял он вопроса Кости.

— Можно ослепнуть от слез?..

— Отстань!..

— Чего ты злишься?

Джевдет молчал.

Катер причалил. Мальчики с лотками на шее выскочили на берег и исчезли в одной из узеньких, темных и сырых улочек Галаты.

Вечером, проходя в раздумье мимо «Перили Кона ка», Джевдет услышал голос Джеврие:

— Джевдет-аби!

Он остановился; подбежала босоногая Джеврие, взяла его за руку. При свете луны ее личико казалось бледным и печальным.

Она выпустила руку Джевдета.

— Я хочу тебе сказать, но…

Джевдет нахмурился.

— Только, чур, не сердиться!

— Ладно. Ну говори!

Джеврие оглянулась.

Он потряс ее за плечи.

— Говори же!

— Ты рассердишься!

— Почему?

— Поклянись, что не будешь сердиться.

— Ну, клянусь!.. Рассказывай!

— Нет, поклянись своей матерью!

— Поклясться матерью?..

Джеврие схватила его за руку:

— Вот видишь? Не хочешь, значит рассердишься…

— Не рассержусь, Джеврие, — вздохнул он. — Вот увидишь, не рассержусь! Говори…

— Поклянись!..

— Я не умею, правда!

Джеврие тоже не умела клясться и не стала настаивать.

— Эрол… — она запнулась.

Джевдет сразу представил себе Эрола, сына зубного врача, — рыжие волосы, зеленые глаза.

— Что он еще?

— На стене…

— Ну?

— Твоего отца…

Он все понял. Подбежал к «Перили Конаку». В сумерках неясно белел новый рисунок. Под ним была надпись: «Отец Джевдета!»

Ему вдруг показалось, что он летит куда-то вниз, в пропасть. Закружилась голова, зарябило в глазах. Значит, так! Это его отец — рогоносец! Джеврие снова взяла его за руку.

— Я не хотела тебе говорить, но…

— Нарисовал Эрол. А кто написал?

— Тоже он.

— Кто был с ним? Айла, Кайхан?

— Айла, Кайхан и остальные…

— Что они говорили?

— Плохие слова. Даже сказать стыдно.

Джеврие испугалась: рука Джевдета задрожала.

Что с ним? Он очень рассердился? Ну зачем только она сказала? Вот дура!

— Ты обещал не сердиться, Джевдет-аби!

— …

— Слышишь, Джевдет-аби?

— …

— Ну зачем я только сказала!

— …

— О чем ты думаешь?

— …

— Джевдет-аби! Джевдет-аби!

— …

Она потрясла его за руку.

— Я боюсь! Мне страшно!

— …

— Я боюсь, Джевдет-аби! Боюсь!

Джевдет выдернул руку и проговорил сдавленным голосом:

— Ну, иди домой!

— Почему, Джевдет-аби?

— Говорю тебе, иди домой!

43

Ениджами — мечеть в старом Стамбуле.

44

Галата — портовый район Стамбула.