Страница 35 из 64
— А как Сальми-хатун? — Мол, не забыли накормить?
— Сыта. И довольна.
Всю ночь ворочался в постели. «А ведь Сальми-хатун рядом!» — шепнул, это уж точно, дьявол. Но ему было невдомек, что Юсифа одолевают иные думы: «Если это сон, то лучше не спать, если явь, то что делать завтра?»
А утром чуть свет ему объявили о приезде послов из Москвы, от царя Федора Иоанновича. Соскочил с трона, главный евнух аж отпрянул от неожиданности, приоткрыл дверь и увидел чужестранцев. И те по короне догадались и были изумлены. «Приму после полудня!» — сказал шах через главного евнуха, а те, это были князь Борятинский, дворянин Чичерин и дьяк Тюхин, оскорбились и, выразив шаху через толмача неудовольствие («И ты думаешь, — это Кайтмазов, — я пропущу? Чтоб только что прибывший наместник Барятинский…» «Но у меня не «Ба», а «Бо»!), покинули дворец. Каким-то неутраченным восточным чутьем толмач-татарин уловил, что это именно евнух вел с ними переговоры, но промолчал, дабы не сердить князя Борятинского.
Вскоре во дворец прискакал Ази-Хосров и, подавляя в душе страх перед троном, мягко упрекнул Юсиф-шаха, что с послами из Москвы так обращаться нельзя, и рассказал о своих переговорах с русским падишахом.
— Твой падишах и твой Шах-Аббас кровопийцы! — заметил растерянному Ази-Хосрову шах. — И затевали вы подлое дело, и ты, и твой шах, и царь московский!
И Юсиф велел позвать того, кто одет проще, это был дьяк Тюхин, и толмача.
— Новое оскорбление! — хотел возразить Ази-Хосров, но сдержался.
Юсиф говорил с толмачом и по-арабски, и на фарси, и па их татарском, и по-тюркски, и по-турецки, увлекся языковыми сходствами и расхождениями, Ази-Хосров злился, а Юсиф посмеивался. Толмач порой забывал, что перед ним шах, а дьяк Тюхин был восхищен образованностью Шах-Аббаса. «Шах-Юсиф!» — поправил его толмач и стал что-то говорить на их языке быстро-быстро, от чего лицо Тюхина то краснело, то бледнело: «Ну и дела! Отрекся добровольно!.. В пользу седельника!.. Такого сроду еще не бывало, а у них не мыслимо даже!..»
А князь, кому доверяли и царь, и Годунов, вскоре, от удивления, возможно, и помер в Персии, а Чичерин… «Помилуйте, — негодовали в Москве, — вы же дворянин! Как могли поверить бредням дьяка?!» А толмачу определили вывих ума и со службы прогнали.
От даров Юсиф-шах хотел было отказаться, да раздумал, взял меха, вспомнив почему-то Сальми-хатун. Тюхин вдруг перестал улыбаться и сказал о целях посольства. При этом дьяк слово в слово изложил грамоту, присланную царем; она хранилась у князя, и только ему велено было вручить лично шаху:
«…Величеству твоему слово наше таково: наши гости из наших земель в твои земли ездят, нашим и вашим людям от этого большие выгоды есть. Но гости наши били нам челом — в твоих землях великие насилия терпят. В Ардебиле и Реште, а также в Тавризе и других твоих городах, оценив их товары, возьмут, а потом отдадут половину…»
И еще говорил дьяк, что с оружия пошлину берут.
— Но они, — не сдержался Ази-Хосров, понимая, что чин у него повыше, тот — дьяк, а он в ранге посла, — как выйдут из таможни, я этим занимался, мой шах, продают оружие.
Шах велел передать толмачу, что немедленно издаст указ, чтоб строго наказали ардебильскою, рештского и других ханов.
— Вы мне составьте такой фирман, Ази-Хосров!
— Шах, — шепнул ему на ухо Ази-Хосров, — надо и нам свои упреки высказать, задета честь трона.
— Напишешь, как они, в грамоте пошлем. — Надоело пустячными делами заниматься; страна ждет его новых указов!.. И, поручив посланников Ази-Хосрову, «ты будешь моим министром иностранных дел!», он простился с толмачом и дьяком.
Не спит и Фатали: что бы я сделал? Царь отказался и вызвал тебя: «Возьми вожжи, вот тебе конь, вот тебе седло, а вот моя плеть». Разложил перед собой лист, расчертил его, кружочки — должности, соединения — связи, с чего начать?
Фатали изучал всю жизнь, как, вспыхнув, погасла французская революция.
Как будто недавно слуга внес свечи, а уже в который раз Фатали берет ножницы и снимает нагар, чистит и чистит свечи, пока они вовсе не сгорят. Как с мечетью? Деньги? Суд? Но кто отречется от своих преимуществ? Сначала как бы он сам, Фатали, а потом как если бы Юсиф, который уснуть не может, все думает, как ему управлять страной.
А страна затаилась: что готовит им новый шах?
Ты, презренный ремесленник, отлично знающий, как шить седла, получил власть, что же дальше-то? Как изжить рабье?
Вошли в тронный зал дряхлые и согбенные. Всех Юсиф знает: видел их врозь и вместе. То кто-то проедет в окружении свиты телохранителей и приближенных, и тогда устрашающие крики извещают об их вступлении на шахскую площадь — уйди с дороги, не то раздавят копыта, подковой распорют брюхо.
Видеть-то их Юсиф видел, да разглядеть как следует не мог: глаза не выдерживали! Лучи солнца, столь щедрого здесь, играли, отражаясь на золоте орденов, ловили грани бриллиантов, многократно изламываясь Шах одаривал подданных высокими чинами, звонкими титулами, наградами в виде круглой броши на ленте или звезды, сделанной из платины, с золотым полумесяцем, а вокруг — бриллианты… Неведомо как повернется колесо фортуны в этом вероломном государстве. Отколупывай в черный день чистые, как детская слеза, бриллианты и выходи на узкие улочки восточного базара, крытого чем попало, дабы была тень и не жгло нещадно солнце.
— Кто за дверью толпится?
— А это, — шепчет на ухо шаху, — их собственные астрологи.
— И долго вы будете толпиться у трона?
— Но мы еще в силе.
— Я обеспечу вашу старость, из казны получите щедрые дары, хотя изрядно обогатились за годы правления.
— А наше знание?
— И писарей к вам приставлю. И расскажете о своем бесценном опыте!
Заерзали на креслах.
— Что вы так забеспокоились? Ах, уже устали? А у меня к вам столько важных и неотложных государственных дел.
Но такая мольба в глазах чинов: как не пожалеть их, не пойти им навстречу?
Собрать бы народ на площади, выйти с этими вождями и при всех низложить их. Но кого на их места?
Пятеро друзей. А кто еще? Еще Ази-Хосров.
Армия. Пешие. Конные. Артиллерия. Оружейные склады. Секретная служба. Шахская полиция. Сношения с иностранными державами.
Сверху донизу менять, чистить, обновлять!
Сколько надо чистить!
Итак: через Ази-Хосрова вызвать всех посланников, пусть немедленно извещают свои страны о восшествии на престол нового шаха; а англичане уже послали срочную депешу в южный порт, чтоб немедленно доставили Елизавете: как быть? Добровольно отрекся в пользу седельника! И другие успели — испанский, султанский, и эти, кого ои принимал, уже в пути, только неожиданно скончался их главный, князь, — предлагается всем мир, никаких козней и притязаний!
А часы и дни уходят.
Пусть грузины подыщут себе правителя. И армяне. Пусть и Азербайджан… Может, им опытных персов? Самим, правда, людей негде взять, чтоб заменить, где уж о помощи думать?
И уже идут гонцы к Юсиф-шаху: у грузин правитель есть, но армян пока не удалось собрать.
А что азербайджанцы?
— Спорят! Вопит Билбил-хан бакинский, дерет глотку Феил-хан ширванский, жаждет крови Кан-хан карабахский!..
— Ясно!.. — «Придется, — подумал Юсиф, — отложить». А тут новая неожиданность: племена взбунтовались.
Мир и автономию шах им пожаловал? Так и поверил Асадулла-хан: посланец шаха убит.
Вот и покажи, Курбан-бек — он ведь назначил одного из друзей главнокомандующим, — свое воинское искусство! Что тот говорил воинам, как он их воодушевлял, о том Юсиф не ведает: но враг вторгся в их земли… Курбан-беку не верилось, как же сумел он? Но шахские войска оттеснили бунтовщиков, при этом отличилась конница, ворвались в стан Асадулла-хана, пленили его и вынудили подписать условия мирного содружества.
Заявили о непокорности грузины, узнав о мятеже, но и здесь обошлось мирным договором.
— Стоп-стоп-стоп!.. Может, еще о Польше?