Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 120

— Тут можно провести целую дивизию, и никто не услышит.

Это говорит комиссар Павленко.

Группа бойцов идет за ним с оружием и мешками за спиной, а вокруг полная тишина.

Комиссар с автоматом в руке идет впереди. За ним боец с кожухом пулемета на плече. Не отставая от него, несет станок «максимки» другой красноармеец.

А за ними еще около двадцати бойцов. Многие забинтованы. Некоторые идут прихрамывая и опираясь на винтовки. Позади кого-то несут на носилках, устроенных из винтовок и плащ-палатки. Замыкает шествие лейтенант.

Где-то позади, далеко-далеко, еще слышится стрельба. Но сюда грохот войны доносится приглушенно. Точно где-то взбивают подушки…

И вдруг из-за еловых стволов звонкий голос:

— Стой!

Павленко остановился. Замерла идущая за ним группа. Дозорный заметил двух солдат, тесно прижавшихся друг к другу. Оба в красноармейской форме. Один хромает, — видимо, ранен.

К ним подходит Павленко, вглядывается:

— Ибрагимов, ты?

— Товарищ комиссар…

Камиль не договорил. Обессилев, всей тяжестью повис на плече товарища. Подошедшие красноармейцы положили его на устланную мхом землю.

— А вы кто? — оглядел комиссар другого бойца.

— Беляев Яков! — вытянулся боец.

В группе его узнали:

— Ведь это наш Яков! Из третьего батальона!

— Почему отстали от батальона? — спросил комиссар.

Беляев подробно рассказал о том, как в бою, прикрывая отступающий полк, оказался один.

— Конечно, можно было выйти из-под огня противника и присоединиться к своим, — простодушно сказал он, — но я побоялся… Ведь приказа не было. Приказ-то, он, может, и был, только до меня не смогли довести. У меня позиция замечательная была. Меня не видать было, — наверно, забыли… Вот так. Приказа не было, поэтому я и побоялся оставить свою позицию.

— А остаться на вражеской стороне не побоялись?

Яков почувствовал, что комиссар задал вопрос неспроста, и улыбнулся.

— О чем разговор, товарищ комиссар? — сказал он, — Зачем я останусь на вражеской стороне? Я не такой.

— Узнаете этих товарищей?

— Вместе ехали.

Комиссар повернулся к бойцам отряда:

— Знаете этого бойца?

— Знаем, в пути познакомились, — усмехнулся один из бойцов. — Он все за дисциплину ратовал. Службист!

— А как оказался с вами Ибрагимов?

Беляев доложил, как, отрезанный от своих, он пробирался лесом, как заметил двух красноармейцев, выходивших к опушке. Он повернул к ним, но увидел двух немецких солдат и притаился. Один из красноармейцев с поднятыми руками пошел сдаваться, а другой выстрелил ему в спину. И Яков, не раздумывая, открыл огонь в сторону немецких солдат. Один из них сразу свалился, а другой закричал: «Партизан!» — и, прячась за можжевеловые кусты, убежал. Яков подошел к раненому бойцу. Это был Камиль.

— Надо бы помощь ему оказать, товарищ комиссар, у него тяжелое ранение.

— Хорошо, товарищ Беляев, — сказал комиссар, — поможем!

Сделали еще одни носилки и продолжали группой выбираться из окружения. Густой лес скрывал их.

Но вот лес стал редеть, все чаще стали попадаться березы и осины. Наконец открылась просторная поляна. Полоса еще не убранной ржи спускалась к маленькой речке. Две деревни виднелись на том берегу.

Отряд остановился в лесу. Раненых уложили на землю. Павленко развернул карту и подозвал Беляева.

— Садитесь, — предложил комиссар. — Зрение у вас хорошее, товарищ Беляев?

— Хорошо вижу, товарищ комиссар, трахомой не болел.

— Трахомой? — спросил удивленно комиссар. — А вы откуда?

— Из Чувашии. С трахомой в наших краях еще до сих пор не покончено.

— Так вы чуваш? А вас не отличишь от русского.

— И по-татарски говорить могу, товарищ комиссар.

Комиссар некоторое время помолчал, обдумывая что-то.

— Хорошо, — сказал он наконец, — смотрите сюда…

Они склонились над картой.

Через час Беляев, взяв с собой красноармейца, вышел в разведку. Им было поручено проверить деревни у речки, расспросить колхозников и найти надежных людей, чтобы пристроить у них раненых.





2

На берегу речки рос густой ольховник и разведчики решили через него пробраться к ближней деревне. Из предосторожности сделали круг по опушке леса. Там их никто не видел. В то же время ведущая в деревню дорога и заречные деревенские дома были у них перед глазами.

Речка оказалась неглубокой. Со звоном она бежала между замшелыми камнями, и почти в любом месте ее можно было перейти, не замочив ног.

Разведчики молча пробрались по тропинкам, вытоптанным стадом в ольховнике, и вышли на дорогу, которая буквально через сотню метров терялась в невысокой роще.

Беляев вдруг заметил двух мальчуганов, вышедших из рощи. Словно почувствовав, что за ними наблюдают, они остановились и тут же, повернув с дороги, пошли по опушке леса.

— Почему они пошли туда? — прошептал Беляев, — Видно, боятся ходить по открытой местности, как и мы с тобой… Пойдем-ка назад, перережем им дорогу.

Разведчики повернули назад и засели в кустах.

Мальчики не заставили долго ждать. Шедшему впереди мальцу с рыжими лохматыми волосами, в синей рубашке, заправленной в широкие брюки, было не больше десяти лет. Другому можно было дать двенадцать. Его рубашка, показавшаяся издали белой, оказалась полинявшей солдатской гимнастеркой. И на голове у него была побелевшая от солнца пилотка.

Они прошли через ольховник к реке, попили воды, умылись. Младший спросил:

— Павка, когда пойдем туда?

— Все! Больше туда не пойдем.

— Почему?

— Так. — Старший взял корзину, поставленную на камни, и строгим голосом предупредил товарища — Ты смотай, Петушок, не болтай об этом.

— Ясно!

— Пусть и мать ничего не знает. Ну, пошли!

Мальчики поднялись. Ждать больше было нельзя, и Беляев, чтобы не испугать ребят, как можно мягче окликнул:

— Павлик!

Мальчики замерли на месте. Оба широко раскрытыми глазами смотрели на разведчиков.

— Откуда идете, ребята? — спросил Беляев.

— Ходили по грибы, — ответил Павлик и посмотрел на товарища так, будто хотел сказать: «Ты помалкивай, отвечать буду я».

— Далеко ходили?

— Не-ет, тут, поблизости…

— А где же грибы?

В корзине Павлика лежали лишь три подосиновика.

— А ты, Петушок? Где твои грибы?

— Мы собирали в одну корзину, — поторопился ответить за него Павлик.

«В этом мальчике что-то есть», — подумал Беляев про себя. Но сделал вид, что верит его словам.

— Вы из какой деревни?

— Из Сосновки.

По карте Беляев знал названия обеих деревень, но, решив проверить, как ответят мальчики, показал рукой на Подлесную.

— Вот из этой?

— Нет, это Подлесная. Сосновка другая — вон та.

— Разве? В этих деревнях нет немцев?

— Нет, пока не показывались.

— Отец дома?

— А кто вы такие? Зачем вам мой отец?

«Нет, Павлик не такой уж наивный, как мне показалось вначале, — подумал снова Беляев. — С ним можно говорить серьезно».

3

Беляев не ошибся.

Павлик как-то прочел в газете, что оставшиеся в тылу вражеских войск советские люди начали партизанскую войну.

Для Павлика звание партизана, знакомое ему по литературе о гражданской войне, было священным. Ему казалось, что партизаны больше никогда не возродятся, и то, что партизанское движение ожило теперь, в наши дни, всколыхнуло душу мальчика. Сообщения о партизанах появлялись все чаще, и район их действий неотвратимо приближался к родным местам.

Павлик уже не раз слышал о том, что такие же, как он, мальчуганы участвовали в боях, проявили геройство, помогали партизанам. Он понял, что, если захочет, тоже может стать партизаном.

Если захочет… Конечно, он хочет, но ведь одного хотения мало! Чтобы стать настоящим партизаном, надо быть храбрым, ничего не бояться. Надо пройти закалку, проверить себя. Какой ты будешь партизан, если, например, боишься темноты?..