Страница 113 из 120
— Наши стреляют, — заметил Асылгиреев.
Прошло немного времени. Выстрелы прекратились.
По улице, вздымая пыль, проехали еще две грузовые машины. Опять послышались выстрелы двух автоматов. Солдаты, спрыгнувшие с грузовых машин, залегли. И тут же появились солдаты с носилками…
— Наших работа, — проговорил Степанов.
Прибывшие немцы, прячась и пригибаясь, перебежали на околицу деревни и рассыпались цепью лицом к лесу.
— Боятся, как бы мы не пришли на помощь, — проворчал Степанов.
Один из немцев подбежал к закрытой двери. Очевидно, он что-то кричал: подняв руки, усердно замахал ими, но тут же свалился. Его оттащили в сторону.
У Степанова помрачнело лицо. Положение товарищей безвыходное. Как им помочь? Идти втроем против вытянувшейся по околице цепи вражеских солдат? Побить их, сколько удастся, и вместе с товарищами погибнуть на поле боя? Да, это самое простое решение. Но…
Степанов помнил наказ Камиля, суровые его слова предостерегали от необдуманного решения.
А может быть, дело затянется до ночи? Немцам не скоро удастся выбить наших из этого дома. Если мы ночью откроем огонь… Немцы могут принять нас за отряд, поднялась бы паника…
И вдруг бинокль выпал из рук Степанова:
— Глядите, что они делают! Хотят поджечь…
В руках у гитлеровцев появились бутылки с зажигательной смесью. И через несколько минут дом, где были заперты Камиль с товарищами, загорелся. Огонь пополз по стенам, быстро пробираясь к окнам, к крыше. Вскоре весь дом был охвачен пламенем. К небу потянулась темно-бурая полоса дыма.
Выстрелы из горящего дома участились. Возле дома взорвалось несколько гранат. Затем наступила тишина. И все услышали три коротких очереди — условный сигнал Камиля.
Степанов тяжело вздохнул.
Прощайте, друзья!
7
Немцы предлагали Камилю сдаться. И по-своему, и на ломаном русском языке кричали:
— Рус! Сдавайся!
— Бросай оружие! Выходи!
Разведчики не отвечали. Они продолжали стрелять и успели свалить еще нескольких немцев.
Это привело остальных в ярость. Они начали обстреливать дом со всех сторон. Кричали со злобой:
— Партизан капут!
— Приняли нас за партизан, — отметил Камиль. — Это неплохо. Не будут разыскивать оставшихся в лесу товарищей.
И чтобы убедить немцев, что они действительно партизаны, выкрикнул несколько раз:
— Партизаны не сдаются! Смерть фашистам!
В это время Василенко с Беляевым подстрелили еще двух солдат, залегших в бурьяне. Немцы стреляли в окна, но пули не брали разведчиков, целившихся сквозь щели в крыше. Наконец гитлеровцы поняли, что стрелять нет смысла.
— Сдавайтесь! — крикнули они. — Иначе будем поджигать!
— Пожар! — кричали они по-русски.
Поняв, что дом подожгли, Камиль обнял товарищей.
— Настали последние минуты, друзья, — тихо сказал он, — Мы должны умереть достойно, как умирают советские воины. Пусть эти минуты не опозорят наших имен…
Они продолжали стрелять и тогда, когда в щелях показалось пламя и чердак стал наполняться дымом.
— Рус! Сдавайся! Сгоришь!
Ни один из разведчиков не был русским по национальности. Однако все они ответили как русские люди:
— Русские не сдаются!
Дым сгущался, по стропилам побежало пламя. Разведчики спустились вниз.
— Партизан! Дурак! Сдавайся!.. — слышалось с улицы.
Василенко громовым голосом ответил:
— Да здравствует Родина! Ура!
В сенях, полных дыма, невозможно было оставаться. Зашли в комнату и закрыли дверь. В окнах играло пламя, глухой гул огня усиливался.
— Даю последний сигнал, — сказал Камиль.
И, направив автомат в окно, дал подряд три очереди.
— Прощайте, друзья!.. Прощайте все! — мысленно он прощался с Родиной, с Санией, с детьми…
Беляев открыл дверь, из сеней ринулось в комнату пламя. На миг он остановился и, закрыв лицо рукавом, вышел в сени. Сквозь клубившийся дым видно было, как он полез по лестнице на чердак. И тут сверху раздался его громкий голос:
— Вот вам, фашисты!
Снаружи одна за другой взорвались гранаты.
На чердаке с треском рухнула крыша. Сени пылали. И в избе уже нельзя было стоять. Камиль лег на пол, вздохнул всей грудью и, став на колени, крикнул:
— Не радуйся, фашист! Мы сгорим. Но…
В этот момент откуда-то снизу послышался знакомый мальчишеский голос:
— Камиль-абый…
Камиль вздрогнул и прислушался. «Что это? Неужели я начал бредить?»
Знакомый звонкий голос повторил чисто по-татарски:
— Камиль-абый! Это я.
— Павлик?!
Камиль бросился к печи. За печью он увидел открытый вход в подполье. Из темноты высовывалась курчавая голова Павлика.
— Василенко! Беляев! Сюда! — И он нырнул в подполье. — Павка, милый, как ты попал сюда? Сгоришь ведь!
— Не сгорим, Камиль-абый!
Разведчики оказались в подполье. При свете огня, падавшем через какую-то щель, они видели, что стены подполья сделаны из толстых бревен, стоймя поставленных в плотный ряд. Два из них были отодвинуты внутрь стены, и за ними зияла темнота. Павлик пролез туда, за ним Камиль, Василенко… В полной тьме, нащупывая ногами каменные ступеньки, спустились вниз. Впереди открылась низкая железная дверь, за ней мелькнул тусклый огонек свечи…
Теперь Камиль понял, что они спасены. И вдруг, как бы очнувшись, в ужасе крикнул:
— Где Беляев? Яков!..
Он метнулся назад. Однако даже не смог открыть только что закрывшуюся дверь. Над головой послышался грохот.
— Павлик, там наш…
Павлик понял, в чем дело. Он помог Камилю открыть дверь. Все трое бросились к щели. Но там бушевали пламя и дым. Павлик свалился обратно в подполье. Камиль, задыхаясь от дыма, кричал: «Яков!
Яков!» Отклика не было. Шумел огонь, получивший новую пищу. Было поздно, они не могли выйти из своего убежища. Крыша и потолок провалились, заполнив горящим хламом подполье.
Разведчики вернулись в подземную комнату, где их ждал Павлик. Потрясенные потерей, они не могли вымолвить ни слова.
Мальчик налил из черного чайника в жестяную кружку воды. Оба жадно выпили.
Помолчав, Камиль заговорил:
— Эх, Павлик, Павлик! Почему ты не пришел чуть-чуть пораньше? Потеряли мы товарища…
— Не знал ведь я, Камиль-абый! — оправдывался Павлик. — Слышу, началась стрельба, а кто стреляет — не знаю. Кабы знать…
8
Камиль долго не мог прийти в себя. Он мрачно смотрел на огонек свечи и молчал.
Потом перевел взгляд на стоящего перед ним Павлика, словно видел его впервые. Мальчик заметно подрос и очень похудел. Одет он был в выцветшую военную рубашку с чужого плеча, заправленную в черные брюки. Вместо пояса в два ряда намотана веревка. Должно быть, не веревка, а длинный кнут: деревянная рукоятка висит сбоку, как кортик. Голубые глаза мальчика смотрят виновато.
А в чем он виноват?
Сидя у кирпичной стены на низенькой деревянной скамеечке, Камиль притянул к себе Павлика.
— Павка, сынок мой, скажи: как ты попал сюда? Что это за подземелье? Бомбоубежище, что ли?..
— Здесь была кладовая…
Павлик рассказал слышанную когда-то от отца историю этого каменного подполья.
Кроме деревянной скамеечки, у стены стоит топчан, на нем матрац из мешковины, набитый соломой. Такая же подушка. На кирпичном полу рассыпана соломенная труха. Рядом с чайником на цельном кирпиче свечка. Вот и вся обстановка убежища.
Оказывается партизаны тщательно скрывали это убежище от немцев. Здесь прятали отнятое у врага оружие и прятались сами.
Зимой в подвале жили несколько бежавших из лагеря офицеров. Однажды ночью партизаны пробрались этим подземельем в дом и без шума перебили всех до единого фашистов. После этого немцы забили окна железными решетками. Но сколько ни искали, не могли открыть тайну опасного для них дома. Наконец забросили его…
— Не пойму, как вы сюда попали? — сказал Павлик.
— А сам-то ты как попал сюда? — поинтересовался Камиль.