Страница 27 из 89
– Милая, ну мне же не десять лет, – рассмеялся Ромка, вытирая лицо футболкой. – Он давно к этому привык.
Юля кинула на меня предупреждающий взгляд, в котором читалась фраза "Ну я же говорила". М-да, дело дрянь. Видимо, мне самой придется звонить декану и отпрашивать Ромку на вечеринку... Это ведь я несу ответственность за его моральный облик, правильно?
Парни почти собрали оборудование, и мы с Юлькой пошли переодеваться. Туалеты к тому времени опустели: люди разошлись, зато вещей осталось видимо-невидимо. Уборщицы в понедельник утром найдут много всего интересного.
Я все еще ломала голову над задачей, которую поставил передо мной декан, но решение, к счастью, нашлось само. Мы с Юлькой и участниками рок-группы выходили из университета шумной толпой, предвкушая продолжение Осеннего бала – неформальное, и оттого еще более захватывающее. В руках у музыкантов откуда ни возьмись появились две бутылки пива, которые они передавали друг другу, совершенно пренебрегая гигиеническими нормами. Ярослава напевала себе под нос гимн молодой разбитной молодежи. Мы с Гардениной вспоминали самые комичные костюмы с сегодняшнего вечера и хохотали.
В холле нам неожиданно повстречался Верстовский. Но неожиданно ли?.. Меня начинали мучить подозрения, что отец Романа нас попросту преследует, выслеживая каждый шаг дорогого сыночка и потом выскакивая в самый неподходящий момент, словно черт из табакерки. Или это судьба-злодейка сталкивает нас снова и снова?Декан уже разоблачился в простого смертного. Снял клыки, перчатки и сменил готический плащ рокового мужчины на классическое пальто. А вампирские шмотки, скорее всего, перекочевали в минималистичный рюкзак за спиной. Хм, декан носит вещи в рюкзаке? Вот уже точно неожиданно. Воображение приписывало ему таскать учебники и научные труды в... дипломате.
– Рома? – Вениамин Эдуардович не смог оставить наше эффектное появление в холле без внимания. Он наставил на сына зонтик-трость, словно указку. – Ты едешь домой?
Яся заткнулась, оборвав пение на трагичной и высокой ноте. Мы с Юлей перестали смеяться, спешно натянув скорбно-задумчивые мины, а парни стыдливо попрятали початые бутылки за спину. Оставалось только радоваться, что на этот раз с алкоголем застукали не меня.
– Пап, привет! Мы решили заехать к Федоровой на вечеринку, так что я задержусь.
– Федорова в шаге от отчисления. Куда ей закатывать вечеринки? – декан обвел нашу компанию порицающим взглядом. Ручка зонтика тихо хрустнула в его руке. Само собой, он не пришел в восторг от такого заявления. И Ромка тоже хорош: ладно бы, попросил, так нет – вывалил голый факт и принимай его, родитель, как считаешь нужным.
– Не волнуйся, па, все будет хорошо. Девчонки за мной присмотрят. Так? – юный Верстовский, обаятельно улыбаясь, стиснул нас с Юлей в дружеских объятиях.
Мы с Гардениной усиленно закивали. Хитро же он перевел стрелки!
– Я на это надеюсь, – декан посмотрел на меня. После отвернулся и вышел из здания, крутанув массивную деревянную дверь.
– Фух, пронесло, – Ромка расхохотался и чмокнул нас с подругой поочередно в щеки. – Разрешение на пьянку официально получено!
Я не улыбнулась. Меня придавило ответственностью и прощальным взглядом декана.
Пока мы веселились на балу, в Москве наступила самая настоящая осень. Бабье лето сдуло холодом – сильные порывы ветра, несущие дыхание зимы и мелкую морось, унесли остатки тепла, которыми с нами так щедро делился октябрь. Последний месяц осени устанавливал новые законы жестко и решительно, словно показывая – поблажек от меня ждать не стоит. В права вступал ноябрь.
Мы вывалили из проходной и успели заметить, как Эдуардович садится в красивый блестящий автомобиль, такой же черный и непроглядный, как и его душа.
– А откуда у твоего отца такая классная машина, Ром? Мне всегда казалось, что преподаватели – люди бедные, – сказала Яся, натягивая на голову белую шапочку.
– Особенно, преподаватели литературного, – хмыкнула Юлька.
Подруга вообще любила шутить на тему голодных писателей, которые живут и пишут на чистом энтузиазме. Говорила, нам уже пора начинать сушить сухари на будущее – пока что нас кормят родители, но вот отзвучит последний звонок последнего курса, и здравствуй, взрослая самостоятельная жизнь... Я же либо оптимистка, либо просто-напросто дура – надеюсь, что хоть на бутерброд с маслом своим литературным трудом заработать смогу.
– Не знаю. Она просто есть, и все. Я не лезу к нему в карман. – Рома пожал плечами и повыше поднял воротник черной стеганой куртки, глядя прямо перед собой. Его левая ладонь, которой он держал меня, слегка напряглась. Может, поэтому, а может из-за туманности фразы мне показалось, что он чего-то недоговаривает.
– Подожди. – Я остановилась, как вкопанная. До меня только сейчас начало доходить то, о чем они говорят. – Ром, у вас есть машина? Но ты же все время ездишь на электричке...
Девчонки тоже остановились и посмотрели на нас. При этом на Романа они посмотрели удивленно, а на меня – будто бы с жалостью. Да я и сама ощутила себя невероятно жалкой в этот момент.
– Потому что машина не моя, а папина.
– Да какая разница. Вы вместе живете, проводите будни в одном и том же универе... Просто ездил бы с ним! – воскликнула я. Промозглый ветер проникал через расстегнутую куртку и лапал меня ледяными ручищами, от которых по телу разбегались волны холода, но мне было все равно.
– Это вовсе не "просто", Марго, – Рома тоже повысил голос и выдернул свою руку из моей. – Не говори того, о чем не имеешь понятия.
Он догнал ушедших вперед парней, а мне стало больно, холодно и мерзко. Я застегнула куртку и накинула капюшон, намотала поверх шарф в три оборота. Юля ободряюще взяла меня за руку, но это особо не помогло. Яся молчала и старалась не смотреть в мою сторону, но было очевидно, что она думает о том же самом, о чем и мы с Гардениной. Я – девушка Ромки, с которой тот не считает необходимым быть откровенным. Придумала себе вселенскую любовь, хотя не знаю о нем практически ничего...
Нужно было сдержаться и прояснить этот момент наедине, а не при свидетелях – к тому же, таких потенциально опасных, как новая солистка – но я просто не смогла сдержаться. Он столько раз опаздывал на занятия или не появлялся вовсе, списывая это на неудобное расписание электричек, хотя мог бы приезжать стабильно вовремя...
А я перлась в универ даже тогда, когда огребала от декана по полной! Потому что в универе был шанс увидеть Ромку...
Вот и случилась наша первая ссора. Всю дорогу до дома Федоровой мы с Верстовским старательно избегали друг друга. В метро встали поодаль: я с Гардениной, он все также с друзьям. Чуть позже к ним присоединилась Яся. Они что-то бурно обсуждали, а потом начали вместе петь. Ромка смеялся, он совсем не выглядел обиженным или расстроенным. И смотрел на вокалистку с задорным восторгом... Он и на меня так смотрел частенько, и мне почему-то казалось, что этот взгляд был... индивидуальным, что ли? Именно моим. Что это я вызываю в нем огонь и восторг.
А оказалось, это был обычный взгляд веселого Ромы. Он мог смотреть ТАК на кого угодно, лишь бы настроение было подходящим.
– Вы обязательно помиритесь, – ни с того ни с сего брякнула Юлька. – Даже не вздумай ехать домой!
– Еще чего! Вечер только начинается, какой домой? – с чувством заявила я. Хотя на самом деле во рту разлилась горечь.
13.2. Афтепати у Федоровой
Через сорок минут дороги мы оказались на месте. Главная тусовщица Ливера (по версии Юльки) жила в обычной панельной девятиэтажке в спальном районе Москвы. Мы шли от метро около десяти минут, ненавязчиво радуясь, что идем большой компанией, а не поодиночке: по пути нам встречались сплошь неухоженные дворы, разбитые лавочки и алкоголики, зовущие разделить вечер с ними.
Затем нас встретил темный подъезд и замызганная кабинка лифта, с натужным скрипением ползущая вверх по шахте. На подъезде к нужному нам, пятому этажу стало шумно. На лестничной площадке стоял сигаретный чад.