Страница 8 из 117
В закуток Завьяловой ввалился невовремя — женщина переодевалась в далеко не самую стандартную форму стюардессы, сшитую по эскизам Кнопки. Услышав мои извинения, фыркнула, без какой-либо спешки натянула и застегнула белую рубашку в стиле «милитари», спросила, чем может мне помочь, и деловито вытащила из шкафчика галстук.
— Можешь натягивать что-нибудь полегче: ближайшие пять часов мы планируем дрыхнуть без задних ног. Далее, завтракать будем в восемь по Очаровательному времени, по возможности, плотно. И последнее: в Париж мы летим
— Режим?
Я прислушался к себе, убедился, что неприятное предчувствие никуда не делось, и решил, что стоит перестраховаться:
— До нашего отъезда — желтый. После — оранжевый.
Стюардесса, уже вернувшая галстук на место и начавшая расстегивать рубашку, мгновенно подобралась и шагнула вправо, к оружейному шкафчику:
— Поняла. Подготовлюсь. И построю парней.
В серьезности двух последних утверждениях я нисколько не сомневался, поэтому удовлетворенно кивнул, развернулся на месте, качнулся вперед и остановился, услышав слово «Постой» и почувствовав в эмофоне Завьяловой непривычное напряжение.
— Удели мне еще пару минут, пожалуйста! — попросила она.
Я пожал плечами, присел на откидное сидение и повел рукой, предлагая начинать.
Женщина расфокусировала взгляд, собралась с мыслями и решительно уставилась в глаза:
— Как ты наверняка просчитал, нас к тебе приставили. Но гнать поганой метлой
Я переключился в «режим харизмы» по самому минимуму, «одним глазом» заглянул в «лабиринт» и мысленно хмыкнул: на месте стандартного хаотичного переплетения нитей обнаружилось всего две! Та, которая уходила от меня в будущее, не восхищала ни диаметром, ни особо ярким свечением, зато вторая, тянущаяся параллельно ей, впечатляла и тем, и другим!
— Это ведь не все, правда? — оценив картинку и сделав напрашивавшиеся выводы, спросил я.
— Не все… — подтвердила она. — Я хочу стать своей. Для тебя и твоих близких. Хочу так же сильно, как быть с Тимуром. А все это никак не вяжется с работой на чужого дядю. Даже с такими шикарными условиями, как мои.
— Быть? — эхом повторил я, уловив легкую «шероховатость» именно в этом слове.
— Выйти за него замуж. Если, конечно, возьмет… — не задумавшись ни на мгновение, ответила Александра. — И когда-нибудь нарожать детей. А если не возьмет, то любить, пока не надоем.
— Не врешь… — отметил я. Вслух. Просто потому, что захотелось.
— Не вру… — спокойно повторила она. И сочла необходимым объяснить, почему вросла душой именно в этого парня: — Он спокойный, надежный, без грязи в душе. Живет теми, кто дорог. Способен на настоящие чувства, а не на современный суррогат. А для меня это свет в окошке, и я готова лечь костьми, но помочь Карсанову добиться поставленных целей.
— Что ж, верю. И готов ввести тебя в ближний круг. Но это дорога в один конец. Устраивает?
Зима едва заметно прищурилась и выдвинула забавное условие:
— Я успела разобраться в твоем характере и знаю, что нюанс, который сейчас озвучу, лишний. Но привычка оговаривать принципиальные условия заранее — неотъемлемая часть моего характера. В общем, я — женщина Тимура. И буду
— Не будь этого нюанса, я бы тебя не взял… — честно сказал я и еще раз оглядел воспрянувшую духом Завьялову с ног до головы. Правда, на этот раз обратил внимание на мелкие изъяны кожи, сеточку тоненьких морщинок вокруг глаз и шрам от огнестрельного ранения на правой трапеции. Затем вспомнил, как она обычно выкладывается на тренировках, и шарахнул «харизмой» по полной программе. А когда убедился, что количество и «светимость» нитей не изменились, удовлетворенно кивнул:
— Что ж, ты в ближнем кругу, который девчонкам нравится называть словом «Клан». Поэтому после возвращения домой мы с тобой поговорим еще раз, причем
…За время моего отсутствия во втором салоне Анька с Людой успели опустить и сдвинуть все шесть кресел, накидать на получившееся ложе пяток подушек и «зарядить» держатели для стаканов и бутылок стратегическими запасами минералки. Неслабо поработали и над антуражем: убавили яркость скрытых светильников, погрузив помещение в приятный полумрак, включили тихую музыку и живописно раскидали по всем горизонтальным поверхностям и ковровому покрытию элементы кружевного нижнего белья. И пусть в миг моего появления лежали, целомудренно накрывшись каждая своей простыней, полыхали настолько безумным желанием, что мне сразу же поплохело.
Сдаваться на милость победительниц, даже не потрепыхавшись, было неинтересно, так что я подошел к трусикам, свисающим с телевизора, и с интересом оглядел прозрачную заднюю часть:
— Миленько! А почему они тут, а не на чьей-нибудь попке?
— Так ты ж у нас, блин, эстет, и предпочитаешь любоваться голым телом! — съязвила Мадонна. — А белье реально красивое, и его хочется показать хоть как-нибудь…
Росянка, которую накрыло желанием значительно серьезнее, обошлась без лирики: уставилась мне в глаза взглядом, полным предвкушения, откинула в сторону уже ненужную тряпку и чертовски медленно развела аппетитные бедра.
— «А поговорить?» — пошутил я, с трудом удерживая крышу, висящую на последнем гвозде.
— Милый, ты Чайковского читал? — сообразив, какой анекдот я цитирую, спросила оторва и, не дожидаясь положенного ответа, приказала: — Тогда в койку!
— А я бы сначала полюбовалась стриптизом… — заявила Люда, еще не успевшая привыкнуть к вернувшемуся зрению и продолжающая наслаждаться возможностью видеть окружающий мир.