Острова

Последний долг Магеллана на земле выполнен. С грохотом поднимаются якоря стоящих у причала кораблей, убираются мостки. И вдруг гавань оглашается пронзительным тонким криком: «Esperad!» – подождите! Это маленький итальянец Пигафетта. В последнее утро перед отплытием он вдруг понял, что для описания долгого плавания у него не хватит бумаги, перьев и чернил. Ведь подробный отчет ему нужно делать в двух повторах – его превосходительству королю Карлосу и его сиятельству Вилье Адану, магистру Родосского ордена. Потому он пустился бегом в портовую лавку, чтобы закупить все это, да в лавке не оказалось бумаги нужного качества, пришлось бежать в город. По велению Магеллана задержаны последние мостки, и беднягу Пигафетту под улюлюканье всей команды запихивают на борт «Тринидада». Поднимаются паруса, и флотилия под легким ветром отплывает вниз по Гвадалквивиру к выходу в море.

5

Пигафетте было весело и интересно. Ему отвели крохотную каморку на юте, рядом с каютой самого адмирала. В каморке маленький столик, чтобы вести записи, и койка, подвешенная к потолку. Ее нужно было подтягивать к потолочному брусу днем и опускать на ночь. А пока Пигафетта стоял у борта на верхней палубе. «Тринидад» с распущенными парусами шел по течению полноводной реки, за ним следовали остальные каравеллы, и на грот-парусе каждого из них красовался крест святого Яго – покровителя борьбы с маврами и прочими мусульманами. Ярко светило солнце, и люди по берегам Гвадалквивира махали руками, приветствуя эскадру. Но вот впереди открылся морской простор, и корабли, обогнув мыс Санлукар-де-Баррамеда, стали на якорную стоянку. Два дня стоянки, чтобы еще раз проверить и закрепить все снаряжение, два дня учений – расставить разноязыкую команду, чтобы каждый знал свою вахту, свой кубрик, своего лейтенанта и свое место у корабельных снастей. Строжайшей дисциплины и порядка требовал Магеллан от своих капитанов, строжайшая дисциплина – и среди команды. За малейшую заминку и промедление – линек плетью вдоль спины, за неповиновение – кандалы и темный арестантский трюм. На третий день утром – торжественная месса в церкви Сан-Лукар, вся команда от адмирала до последнего матроса, независимо от национальности и вероисповедания, приняла причастие и благословение на святые дела.

Как школьник, сбежавший со скучных уроков, носится Пигафетта по кораблю, везде сует свой нос и засыпает вопросами загорелых, продубленных ветрами и солнцем матросов. Его ласково треплют по шее суровые люди, прошедшие преисподнюю и ад, испанцы зовут его muchacho, итальянцы – ragazzo, германцы – der Junge, французы – garson. Для всех них он славный мальчишка со светлыми любопытными глазами, открывающий для себя новый мир, и суровые сердца размягчаются от этого el pequeno italiano. Ему подробно объясняют назначение частей парусного такелажа, всех этих шкотов, брамселей и крюйс-бом-брам- рей, и охотно рассказывают невероятные байки про дальние страны, где живут великаны ростом в два человеческих, и питаются они тем, что едят своих врагов. Про гигантских кракенов, живущих в морской пучине и способных перекусить корабль пополам, про морских птиц, у которых нет ног. Вон видишь, muchacho, вон он летит, альбатрос, у него совсем нет ног, альбатросам приходится жить все время в небе, и яйца самка откладывает на спине у самца. Наивный итальянец верит этим рассказам и аккуратно записывает их в свои дневники. А матросы удивляются тому, что этот малыш умеет рисовать непонятные значки на бумаге и даже читать толстые книги, которых много у малень- кого итальянца. В них рассказывается про далекие страны и моря.

Горделиво раздув паруса, проходят корабли Гибралтарский пролив, и Пигафетта с восторгом видит знаменитую скалу Джабаль Тарик, взметнувшуюся высоко в небо. Могучие валы Атлантики принимают на свои гребни испанские каравеллы. Валы идут с запада, с Нового Света, пройдя тысячи миль, они, как игрушками, забавляются суденышками, плавно покачивая их на своих грудях. Они взметнутся до небес, когда задует штормовой вихрь, разгневанные наглостью мелких людишек, бросивших вызов стихии. Но светит солнце, ласковый ветерок надувает паруса, мерно, как в материнской колыбели, покачиваются корабли. Они оставляют за собой пенистый след, и дельфины, выскакивая из воды, эскортом сопровождают их. Шесть дней пути на юг, к las Islas Canaries – Канарским, или Собачьим, островам. Пигафетта все знает об этих островах. В давние времена здесь жили свирепые язычники гуанчи с огромными, многочисленными собаками, но римский папа Климент Четвертый милостиво отдал острова под владычество кастильской короны, и теперь на островах царит благостная католическая церковь. Нечестивые гуанчи истреблены вместе со своими собаками, и конус Тейде, вершина острова Тенерифе, господствует над остро- вами вечной весны и вечного мира.

Два дня стоянки на островах, последнем оплоте испанской короны в океане, трюмы кораблей загружены свежей водой и свежими фруктами, завтра – в путь в неведомые, враждебные дали. Накануне вечером в гавань Тенерифе прибывает каравелла из Севильи. Диего Барбоза шлет Магеллану послание.

«Дорогой мой зять, – пишет Диего. – Из достоверных источников мне стало известно, что против тебя готовится тайный заговор испанских капитанов. Глава заговора – Хуан де Картахена, двоюродный брат епископа Бургосского, воспользуется любым случаем, чтобы сместить и уничтожить тебя. Из других источников до меня дошло известие, что португальский король Мануэль снаряжает корабли, чтобы перехватить твою эскадру, сорвать экспедицию. Мужайся, мой любезный зять, будь осторожным и мудрым и да хранит тебя Господь».

И снова бессонная ночь. Магеллан между молотом и наковальней, между Сциллой и Харибдой, и снова он один и не с кем поделиться страшной вестью. Магеллан не может направиться по прямому пути к Южной Америке, там его ждет португальский флот, а кастильские гранды воспользуются этим, чтобы ударить в тыл, уничтожить его, ибо у них нет чести и им наплевать на достоинство испанской короны. И Магеллан решает проложить свой путь на юг, к островам Зеленого Мыса, где его никто не ждет, чтобы у экватора воспользоваться восточным пассатом.

Наутро адмирал собирает спешный совет капитанов, где излагает свой порядок для плавания. Вся флотилия идет в кильватерном строю за адмиральским флагманом, и никому не позволено нарушить этот строй. В темное время суток на флагмане зажигается смоляной факел, именуемый фаролем, и каждый в строю должен зажечь такой факел, дабы сохранить строй. Помимо фароля на флагмане могут зажигаться другие световые сигналы – фитили. Один фитиль значит уменьшить ход, два фитиля значат поворот, три фитиля значат надвигающийся шквал, четыре фитиля – стоп, спустить паруса. Каждый из кораблей должен зажигать такие же фитили на своем борту. Каждый вечер до наступления темноты все капитаны должны на шлюпках являться на адмиральский корабль, приветствовать Магеллана как капитан-генерала, представлять свой рапорт о состоянии вверенного им судна и получать указания на грядущую ночь.

Картахена скрипел зубами. Что позволяет себе безродный португалец? Он, знатный идальго, должен кланяться и унижаться? Он, Картахена, дождется просчета или ошибки Магеллана и поквитается с ним.

Такой случай представился скоро. Вместо того чтобы идти к берегам Бразилии, Магеллан день за днем прокладывал путь на юг вдоль берегов Африки. Он предатель! Он ведет испанскую флотилию в лапы к португальцам, чтобы продаться им! На ближайшем совете капитанов Карта- хена потребовал от Магеллана ответа: при подготовке экспедиции был проложен курс через Атлантику к берегам Южной Америки. Почему Вы, сеньор Магеллан, изменили курс и почему Вы принимаете такие решения без совета с уважаемыми сеньорами капитанами? Это был вызов. Три капитана-испанца против двух португальцев. Даже три против одного. Капитан «Сантьяго» Жуан Серрано, португалец, но он уже давно служит испанской короне и в межнациональных конфликтах сохраняет нейтралитет. Магеллан не может уступить. Каждый шаг назад – это поражение, и он принимает вызов. Он достает из шкафа толстый рулон рукописей.