Страница 80 из 234
(Идея совместного литовско-татарского похода на Москву была отложена на неопределенное время, но не забыта. К ней вернутся уже в 1472 году, когда в роли инициатора союза придется выступать уже не королю Казимиру, а самому Ахмату. Но на сей раз уже Казимир будет долго водить хана за нос, а в итоге оставит его один на один с московскими пушками на берегу Оки возле сожженного татарами городка Алексина. Та же ситуация повторится и в 1480 году во время знаменитого «стояния на Угре».)
Отказ Ахмата соединиться с королем против Москвы в 1469–1470 годах фактически означал смертный приговор Новгороду. Теперь для Иван III задача состояла лишь в том, чтобы не допустить промаха и аккуратно довести дело до конца…
Литовский князь Михаил Александрович с огромной свитой торжественно въехал в Новгород в воскресенье 11 ноября 1470 года — через три дня после кончины архиепископа Ионы (8 ноября) (38, 148; 170, 187). Не желая обострять отношения с Иваном III, новгородцы, приняв Гедиминовича, сохранили лояльность и к московским наместникам, находившимся на Городище. Еще один враждебный Москве служилый князь, живший тогда в Новгороде, — Василий Васильевич Гребенка Шуйский — отправлен был с отрядом на Северную Двину, где можно было ожидать враждебных действий московских сил.
Спустя неделю, 18 ноября 1470 года, новгородцы узнали имя нового владыки. (Летописи противоречат друг другу в датах этих событий. Однако очевидны два обстоятельства: въезд князя в Новгород и избрание нового владыки должны были происходить в воскресенье; избрание нового владыки произошло не ранее чем через 9 дней после кончины прежнего.) Им стал протодьякон и ризничий умершего владыки Ионы, монах Вяжищского монастыря близ Новгорода Феофил. По обычаю при избрании нового владыки на престол Софийского собора возлагали три жребия с именами кандидатов. Все трое принадлежали к ближайшему окружению архиепископа Ионы. Первый из них, Варсонофий, был его духовником, второй, Пимен, — ключником, а третий, Феофил, — ризничим. Жребий выпал Феофилу…
Нареченный владыка Феофил не принадлежал к «литовской» партии. Он собирался по старой традиции отправиться в сопровождении бояр в Москву на поставление к митрополиту Филиппу. Предварительно из Новгорода отправлено было в Москву посольство во главе с Никитой Ларионовым для получения от Ивана III так называемой «опаса» — особой грамоты, гарантирующей безопасность всех членов новгородской делегации на Московской земле. Иван с честью принял посла и дал согласие на обычный порядок утверждения нового архиепископа. При этом великий князь велел передать Новгороду следующее: «Что отчина моя Великыи Новъгород (курсив наш. — Н. Б. ) прислали ко мне бити челом о том, что взял Бог отца их, а нашего богомолца архиепископа Иону, а избрали себе по своему обычаю по жребием, священноинока Феофила, и яз их, князь великы, жалую, и того нареченного Феофила и велю ему быти к себе на Москву и ко отцу своему Филиппу митрополиту стати на архиепископью Новагорода и Пскова без всякых зацепок, но по прежнему обычаю, как было при отце моем великом князе Василье и при деде и при прадеде моем и при преже бывших всех великых князей, их же род есмы, Володимерьских и Новагорода Великого и всеа Руси» (31, 284).
Этот вежливый по форме, но грозный по содержанию ответ вызвал взрыв возмущения у сторонников «литовской» партии в Новгороде. Им не понравилось, что московский князь называл Новгород своей «вотчиной», то есть неотъемлемым, передаваемым по наследству владением. При этом он подчеркивал, что не только избрание самими новгородцами кандидата на владычную кафедру, но и его утверждение московским митрополитом, является исконным, не подлежащим сомнению обычаем. Великий князь велит нареченному владыке Феофилу безотлагательно, «без всякых зацепок» явиться к митрополиту для поставления на новгородскую кафедру.
В это время «литовская» партия усилилась еще одним влиятельным приверженцем. Потерпевший неудачу при жеребьевке владычный ключник Пимен объявил, что готов стать архиепископом «из литовской руки». Он соглашался поехать в Литву к митрополиту Григорию и получить от него поставление на новгородскую кафедру. Однако такое предложение было слишком смелым. Решившись на отступничество, новгородцы дали бы Ивану III хороший повод для начала большой войны. Не дремала и «московская» партия. Стали распространяться слухи о том, что Пимен самовольно расточает оставшуюся на его попечении владычную казну, оплачивает церковным серебром расходы на подкуп новых сторонников для «литовской» партии. В итоге Пимен был схвачен, избит и брошен в темницу. С него пытками взыскали тысячу рублей штрафа. Другой слух касался Марфы Борецкой. Рассказывали, будто она собирается выйти замуж за одного литовского пана, «а мыслячи привести его к собе в Великий Новъгород, да с ним хотячи владети от короля всею Новгородскою землею» (38, 151).
Весной 1471 года волнение новгородцев еще более усилилось. Из Пскова прибыло посольство с довольно странным предложением. Псковичи сообщали, что великий князь «поднимает» их на Новгород. Не желая кровопролития, они предлагали новгородцам выступить в роли посредников в их распре с Иваном III. Псковичи готовы были отправить в Москву для соответствующих переговоров свою делегацию. Однако прежде хотели получить у Новгорода разрешение на проезд этой делегации через новгородские земли.
Псковичам явно не хотелось втягиваться в конфликт между Москвой и Новгородом. Как раз в это время обостряются их пограничные споры с Литвой. В начале 1470 года, как мы помним, псковские воеводы встречались с королем Казимиром, лично приехавшим в Полоцк. Осенью того же года псковичи безуспешно вели переговоры с уполномоченными королем литовскими «панами». В марте 1471 года псковское посольство с жалобой на упрямых «панов» явилось к Казимиру в Вильно. Во время приема король обронил фразу, которая повергла псковичей в смятение: «Коли паки мои панове а с вами на границы никакове управе не учинили, ино яз паки сам хочю быти на тех границах, да того досмотрю своима очима» (41, 179). Король ясно дал понять, что у него есть хороший повод для вторжения в псковские земли. Ну а подлинной причиной вторжения могло стать участие Пскова в московско-новгородской войне.