Меня зовут Шон

— Я не устала. Я пытаюсь поговорить с тобой, а ты просто… избегаешь меня.

По удивленному выражению ее глаз я поняла, что она сама понятия не имела, что ведет себя именно так. Себе-то она казалась прекрасной, благожелательной, щедрой матерью.

— Я не избегаю. Что ты хочешь мне сказать? Что тебе нужны собственные деньги? Ты всегда можешь вернуться на работу после родов. Ездить в город.

Но вернуться я не могла, о чем мама и не догадывалась. Придется искать новую работу, объясняться на собеседовании, с чего это я бросила неплохое место, а потом, скрестив пальцы, надеяться на приличную рекомендацию от прежней начальницы, Дафны, которая наверняка наслышана о той истории со мной и Дэмьеном. Как-то ухитряться работать с младенцем на руках.

— Наверное…

Хотя, стоит мне это предложить, Ник посмотрит на меня с обычным печально-озадаченным видом: мы же переехали сюда ради тебя!»

— …Мне очень одиноко. Вокруг нет абсолютно ничего. Насчет этого ты была права. И поехать куда-нибудь днем я не могу. Мне нужна своя машина, но Ник говорит, что это плохо для экологии.

К тому же у нас появилась новая соседка, решившая разрушить мою жизнь. Когда я уезжала, Нора, как всегда, дежурила у окна своей гостиной. Странно, что раньше меня это не пугало.

Мама кивнула:

— Да, эта дилемма мучает всех нас, сельских жителей. Дорогая, ты уверена, что это не просто депрессия?

— Родов еще не было. Она случается после.

Мама задумалась. Ее взгляд перескакивал с предмета на предмет — ей совершенно не хотелось вмешиваться. Она вообще предпочитала, чтобы люди платили ей за решение их семейных проблем. Но я все-таки ее дочь и так расстроена…

— Уверена, Ник искренне заботится о тебе. Вы прошли вместе такой долгий путь, верно? Тебя что-то действительно беспокоит? Он что-то натворил?

Она имела в виду, не бил ли он меня? Нет, разумеется. Он просто ставил под сомнение любое мое действие. Просто говорил, что я схожу с ума, когда мне внезапно становилось невыносимо жарко в прохладной спальне, или звучала музыка, которую никто не включал, или мне не удавалось открыть входную дверь, чтобы выйти. Ему просто не нравилось, когда я выхожу из дома. Да и с чего бы ему это нравилось? Я врала Нику насчет Дэмьена, о чем он, скорее всего, знает. И продолжаю врать На его деньги я разыскивала мужчину, с которым ему же изменяла, а теперь, узнав о смерти своего любовника и о том, кто такая Нора, отчаянно пытаюсь отыскать выход из безвыходной ситуации. Наверное, если смотреть на все это глазами Ника, нельзя не признать его правоту. И я испугалась, что мать встанет на его сторону, когда узнает, что я натворила. Это было невыносимо. Я приехала сюда в поисках союзника перед приближающейся бурей, если решу уйти от Ника, если пойду на конфликт с Норой и окажусь выброшенной на улицу за измену. Но теперь я поняла, что от матери помощи будет не больше, чем от Клодии, и сказала:

— Нет. Вовсе нет. Вероятно, мне трудно дался переезд.

Она вздохнула с облегчением.

— Вот и хорошо, милая. Ты просто пока не привыкла к загородной жизни. Когда родится ребенок, ты сможешь вступить в какой-нибудь клуб молодых матерей или что-нибудь в этом роде. Или пойти на курсы — Найджелу очень нравятся занятия по переплетному делу.

Похоже, до нее так и не дошло, что у меня нет машины. Я задумалась.

— Мам, если вдруг возникнет нужда, можно будет немного пожить у тебя? Только я и ребенок.

Ее молчание немного затянулось.

— Ну дорогая, конечно, можно! Только твоя комната сейчас завалена всяким хламом, там все мои швейные принадлежности и листовки в защиту зеленых насаждений нашей деревни. Придется многое перетаскивать. Но если тебе будет нужно, приезжай, мы все уладим!

Проще говоря — нет.

— Спасибо, — пробормотала я. — Посмотрим ту скандинавскую драму?

Убийство в скудно освещенных декорациях — как раз под настроение.

На следующий день я пустилась в обратный путь; Я проиграла по всем статьям. Мама четко дала понять — теперь это и есть моя жизнь: сидеть за толстыми стеклами и дверями с кодовым замком и нянчить ребенка, добиваясь расположения Ника. Если это вообще возможно. Поезда тащились еле-еле, и до дома я добралась только после пяти. Домик Норы снова стоял тихий и темный, и это меня тревожило. Прежде она никуда не отлучалась, а теперь вечно в отъезде. Неужели узнала, что мне известно, кто она? И снова всплыл вопрос, почти не выходивший у меня из головы с тех самых пор, как я выяснила правду. Какого хрена ей нужно?

Дома, естественно, обнаружился Ник, заготовивший очередную порцию претензий. Он сидел за кухонным столом, обложившись фотографиями Поппета, и распечатывал новое объявление. Еще одно напоминание о неприятности, случившейся по моей вине.

— Извини, — я слишком устала для того, чтобы оправдываться. — Просто… задержалась в дороге. И зашла в магазин.

Ник встал и принял у меня сумку с покупками. Бродя по проходам супермаркета, я поймала себя на мысли о том, что могу и не успеть доесть грано-лу без сахара и банку арахисового масла. Если сбегу раньше. Но куда мне деваться? Точно не к матери. Ник хлопнул дверцей шкафчика.

— Разве я о многом прошу? Я работаю целыми днями и хочу, чтобы к моему возвращению в доме было тепло и уютно и ужин стоял на столе.

Я удивленно уставилась на него:

— Ты вернулся домой до пяти! Хочешь сказать, что ты собирался поужинать в такую рань?

Снова хлопок дверцей.

— Мне нужна жена, которая будет меня ждать.

— А я чем занимаюсь? И где мне еще быть? Я к маме ездила.

Ник стоял спиной ко мне, упираясь руками в стол. Я почувствовала, что он, ощутив, что ведет себя слишком неразумно даже по тем меркам, по каким мы жили в последнее время, пытается сменить тактику.

— Просто беспокоюсь за тебя. Ты беременна, а дорога была долгая.

— Это же ты завез меня сюда! — Я вытащила остатки покупок: пачку лапши, банку семян чиа, которые считались полезной для меня едой, и сунула их в шкафчик. Ник потом все равно расставит их так, как ему нравится.

Он поморщился:

— Пожалуйста, не говори так, Сьюзи! — предупреждение, что я зашла слишком далеко. — Мы сегодня вообще будем ужинать? Я голоден. Думаю, и ребенок тоже.

Я выждала несколько секунд, пока не пришла уверенность, что смогу заговорить, не сорвавшись на крик. Не самое подходящее время, чтобы разбивать собственную жизнь вдребезги. Сначала нужно выяснить, что задумала Нора.

— Конечно. Я собиралась приготовить болонье-зе, но, если тебе не терпится, могу быстро пожарить что-нибудь в воке.

— Болоньезе — это хорошо, — смягчился он.

Еще один кризис миновал.

— Тогда сейчас приготовлю. Может, пока присядешь, пива попьешь?

Когда я забеременела, он переключился с вина на пиво — бутылочка на одного, — подчеркивая, что я способна приложиться к открытой бутылке, хотя мне не позволены и пары алкоголя.

— Хорошо, — проходя мимо, он слегка похлопал меня по животу — единственному месту, до которого теперь дотрагивался. — Кстати, как мама?

Я терпеть не могла, когда он так ее называл. Это моя мать, а не его.

— Как всегда. По уши в делах всяких деревенских комитетов и ждет не дождется развивающих лекций во время круиза.

Он поджал губы:

— Надеюсь, ты сказала ей, что мы рассчитываем на некоторую поддержку, когда появится малыш? Бабушка должна нести свою долю обязанностей. Обе бабушки!

Я представила себе лицо матери, впервые услышавшей об обязанностях бабушки. И ни одного дедушки на горизонте. Ни с той стороны, ни с другой.

Видно, в обеих наших матерях было что-то. сводившее мужчин в могилу до срока.

Нарезая овощи и выкладывая на сковородку фарш, от розоватых завитков которого мне становилось дурно — слишком уж они напоминали мозг, я посмотрела на другую сторону улицы. В доме Норы все еще не зажегся свет, и шторы по-прежнему подняты. Она уехала. Но куда?