Страница 119 из 142
Мощным движением Ярослав дораспахнул белую дверь и мигом обомлел. В прекрасной итальянской ванне, наполненной окровавленной водой, безжизненно полулежал профессор Градов.
Глава XXIX. ГОЛОВОЙ В ВОЛЧЬЕ ЛОГОВО
Ветра расточат город в пыль и песок,
И я увижу все, что сделал, и все, что не смог,
Увижу сверху самую суть, что сверкает ярче льда!
Твоя жизнь, отражаясь в зеркале глаз,
Взрывается соцветьем действий и фраз.
Отражение тебя во мне, что не блекнет никогда!
ГРОТ, «Больше, чем живы».
Заканчивались последние майские деньки, и солнце уже вовсю согревало город. Где-то позади оставалась высотка на Кудринской площади, вокруг которой, точно пчёлы вокруг улья, летали аэромобили. А Ярослав и остальные ребята с большим интересом наблюдали за редкими животными, которые ограждались толстым прозрачным барьером. Никто из проходящих мимо остальных посетителей Московского зоопарка и не предположил бы, что рядом с ним на диковинных зверей пришли смотреть не совсем обычные дети.
Маленький Коломин уставился на сумчатого волка, с лап до головы увешанного различными имплантами.
— Аркадий Константинович, а почему на многих животных так много этих железяк? — спросил Ярослав сопровождавшего их профессора.
— Видишь ли, мой юный друг, импланты в наше время — это суровая, но требуемая необходимость. Не только для животных, но также и для людей, — объяснил Градов. — Перед тобой сумчатый волк, он же тасманийский волк, он же тилацин, он же Thylacinus cynocephalus, если я не позабыл латынь из зоологии. Небольшой по размерам гость с острова Тасмания. Когда-то он населял не только её, но и всю Австралию и Новую Гвинею. Морфологически походил одновременно и на волков, и на собак, и на тигров, а детёнышей самки вынашивали в сумке, как кенгуру.
— И он полностью вымер, да? Дайте угадаю, профессор, человек его полностью истребил? — Ярославу стало очень жалко сумчатого волка. Создание скучающе разлеглось на майском солнышке и с какой-то фатальной, словно человеческой грустью уставилось в глаза мальчику.
— С наступлением человека ареал сумчатого волка сужался и сужался до Тасмании, пока не прекратился на ней же. Люди думали, что это существо способно массово вредить поголовью скота и птицы, охотясь на овец и кур. Последующие исследования показали, что челюсти его были слишком слабы, чтобы атаковать овец. Представляешь, чрезмерный человеческий страх подстегнул вымирание целого вида. — Градов тоже с сожалением внимательно глядел на редчайшего на планете зверя. — Но есть и хорошие новости. Благодаря имплантам, остальным средствам и технологиям аугментации человек смог сохранить многие вымирающие виды. Перед тобой живой и здоровый сумчатый волк, а не какое-то там чучело в Дарвиновском музее. Благодаря всем этим чипам, платам и проводам он проживёт ещё невероятно долго. Гораздо дольше, чем это было бы в дикой природе или в обычных условиях зоопарка.
— А это самец, Аркадий Константинович? Грустно ему, наверное, без подруги, тем более, когда ты остался последний на Земле из своего вида… — Ярослав помахал на прощание сумчатому волку.
— Грустно, Ярослав. И, возможно, мы даже не представляем, насколько.
Тем временем Виолетта, заскучав смотреть на животных, подначила остальных мальчишек сходить к автомату-мороженщику «Всесоюзного путника». Встав на невысокий круглый валун, словно амазонка, Виолка стала собирать с ребят деньги, чтобы всем хватило на новинку.
— Та-ак, вижу, что в продажу поступила «Сибирская вьюга». Но денег каждый из нас взял с собой по-разному, а новинка стоит дороже. Давайте соберём их и распределим так, чтобы всем хватило по порции! — вещала юная атаманка, занимаясь организацией финансов для покупки нового мороженого. — Помоги товарищу сейчас, а потом товарищ поможет тебе!
В «арктической» секции неподалёку, подзавыв, с полуискусственной льдины в воду плюхнулся толстый морж. Его собратья, оставшиеся на поверхности, радостно издали звуки одобрения.
— А я пробовал уже эту «вьюжную» серию и, если честно, она мне не очень понравилась. Не люблю я эту мяту, которую они туда всё время добавляют, — рассказал Градову Коломин.
— Если честно, я тоже, — улыбнулся профессор в ответ. — Но ты можешь взять что-нибудь другое.
— Я хотел «Летнюю дубраву», — признался Ярослав. — Только всю мелочь оставил в общежитии Института. Проспал сегодня будильник и, наверное, поспешил, когда собирался.
— Нравится же тебе этот малиновый наногель. Возьму тогда тебе и себе заодно. — Градов двинулся в сторону автомата с мороженым. Громко сказал остальным ребятам: — Ну-ка расступись, рабфак! Пока решаете, дайте нам с Ярославом взять.
— Спасибо большое, профессор, — тихо поблагодарил Коломин.
— Ну что ты, мой хороший, не стоит. Вы для меня всё на этом свете. — Градов изящно запустил руку в карман своего пиджака.
***
— Это вы были для нас всем на этом свете, — едва слышно всхлипнул Ярослав, держа в своей руке похолодевшую руку профессора. Вода в ванне оказалась едва тёплой и уже практически остыла. Градов продолжал грациозно полулежать, словно, расслабившись, немного решил вздремнуть в забирающей усталость воде. Кровь стекала с него всё реже и меньше.
Орудие убийства — простой, но чрезвычайно острый медицинский скальпель — аккуратно лежало на краю ванной. Алая тряпка висела на кране, сделанном вместе с остальными элементами ванной комнаты в стиле ретро. Похоже, Красный тряпочник вскрыл профессору вены и оставил в таком состоянии в тёплой воде, в результате чего Аркадий Константинович скончался от обильной кровопотери.
Что чувствуешь, когда теряешь наставника? А если этот наставник был не строгим учителем с тяжёлым характером и десятками требований, к которому постоянно нужно было искать индивидуальный подход, а лучшим другом? Даже правильнее говорить, отцом, ведь в детстве маленькие анализаторы, рано осиротевшие и лишившиеся родителей, нередко звали его «папой».
Человеку свойственно искусственно преуменьшать опасности, будто заметая их под ковёр. Когда под лезвие беды попадают чужие люди, всегда кажется, что она где-то там, далеко — в другом мире или даже измерении. Но когда рок атакует любимых и близких, даже самые стойкие способны дрогнуть. К этому моменту практически никак невозможно подготовиться, он сравним с ударом обухом по голове или выстрелом электрическим тазером в грудь — следствием в любом случае станет шок.
Допускал ли Ярослав, что всепроникающий Красный тряпочник сможет добраться до коллег и друзей? Конечно, допускал. Однако как теперь сжиться с этим, смириться с новой реальностью, качественным переходом на другую стадию жизни, когда событие не оказалось предотвращено, но уже наступило? Как принять то, что выкидывал из головы как мерзкую навязчивую обсессию, приводя самому себе рациональные и иррациональные аргументы низкой вероятности несчастья? Тем более, когда ты являлся человеком, вроде бы способным контролировать время и пространство. А в итоге получилось, что ты так же хрупок и уязвим, как и абсолютное большинство представителей рода человеческого?
Он бы разбил очки «Тиресия» о кафельную плитку ванной комнаты, порвал бы провода «Гормоны», утопил бы «Гермес» в едва тёплой и солоноватой от крови воде, не будь эти устройства столь прочными и надёжными. Всю систему «Зевс» готовили использовать не только на Земле, но и в космосе, под прожигающими лучами смертоносного вне планетарной атмосферы Солнца. Какого вреда будет ему от простой водички и пары бросков напряжённой человеческой рукой?
Но больше всего рвало на части изнутри ощущение того, что подлый и кровожадный преступник, посмевший покуситься уже на самое святое, всегда оказывался на шаг впереди, и наказать его или хотя бы предотвратить новые катастрофы всё ещё представлялось маловозможным. Все усилия Ярослава и его товарищей по поимке особо опасного преступника, казалось, единовременно попросту рассыпались в прах.