Красный тряпочник

Через несколько секунд в динамике послышался добрый, но слегка тяжеловатый женский голос.

— Ой, Ярослав, привет. Как же я люблю, когда подросшие мои детки не забывают старуху Измайлову, — отозвалась одна из лучших сотрудников Градова и один самых талантливых биофизиков в стране.

— Нина, привет! Опять перерабатываешь? — в какой-то момент Коломин резко крутанул баранку руля. — А чего проф, всё — излечился от трудоголизма?

— Шумновато у тебя там, милок, да и ты какой-то весь на взводе, что случилось? — учёная почувствовала сильную тревогу Ярослава. — Аркадий что-то третий день от низкого давления мучается, ничего не соображал, бродил по Институту, как сонная муха. Поэтому сам пораньше ушёл, хотел в ванне полежать, да и нам того же посоветовал. Ну вот все почти уже разъехались достаточно давно, одна я тут, как пчела, всё в делах и делах. С аспиранткой сегодня сидела, сейчас вот опять над нашей известной системой сижу колдую.

— Значит, к себе домой он поехал, правильно, Нин? — уточнил ещё раз Ярослав.

— Конечно, милок, где ж ему ещё быть? Не молод наш Константиныч по Москве в такое время разгуливать… Слышу, занят слишком ты сильно. Ну давай старуху свою не забывай и при случае поведай, что там за заботы у тебя такие были. Если можно, конечно, будет, — сердечно распрощалась Измайлова.

Сейчас Ярослав стал дозваниваться уже до квартиры профессора Градова. Подобно немногим оставшимся коренным москвичам, Аркадий Константинович проживал в центре столицы, в переулке Огородная Слобода. То был тихий уютный квартальчик рядом с усадьбой Высоцких и посольством Швейцарии, и располагался он совсем недалеко от многолюдных Чистых прудов.

Проезжая по постоянно оживлённому Сущёвскому валу (это вам не Ленинградские улицы, стабильно постепенно засыпавшие после десяти вечера!), Коломин рискованно развернул «Метеор» на виртуальной трасе и устремился в противоположную сторону, дающую выход на более короткий путь. Каково было его удивление, когда через две соседние правые полосы пронёсся чёрный КАМАЗ «Гаммы».

— Мерзавцы. Совсем уже нюх потеряли. Рассекают по Москве, как у себя дома. Ну ничего, вами я займусь после. Но кровушки я вам-таки попорчу, — не прекращая попытки дозвониться до профессора, Ярослав одновременно переключил рацию на другую чистоту. Зачеканил громовым голосом: — Внимание всем! Говорит «Орион-один», приоритет высший. Повторяю: говорит «Орион-один», приоритет высший. В настоящий момент по ТТК, по Сущёвскому валу, в сторону Савёловского вокзала двигается чёрный военный КАМАЗ, базовая модель — сорок три, десять. Военный аэромобильный номер СССР — девятнадцать, восемьдесят пять, Григорий, Дмитрий. Повторюсь: аэромобильный номер — девятнадцать, восемьдесят пять, Григорий, Дмитрий. КАМАЗ находится в угоне, находящаяся в нём организованная преступная группа причастна к незаконной ликвидации банды Жмыхаря, незаконной ликвидации Яузской ОПГ, убийству членов ВОХР «Норильского никеля» в Лосином острове, убийству журналиста издания «Независимое техно» Степана Папанина в Реутове, убийству членов ВОХР ВПО «Красные ракеты» в Курьяново и разграблению конвоя данного предприятия, а также к убийству Андрея Иванова на Нижегородской. По независящим от меня причинам продолжать преследование не могу. Противник вооружён, включая автоматы «Вал» и винтовки «Винторез», и очень опасен. Помимо плана «Перехват» настоятельно рекомендую применить протокол «Цербер», схема… внутриведомственная. С этими подонками на рожон не лезьте, парни!

— «Орион-один», на связи Узел реагирования Свердловского района. Принято, выдвигаемся немедленно, — мигом откликнулись на другой стороне.

«Да, возможно, сейчас я подставляю чьих-то мужей и отцов под нож. Но “Гамме” спокойного жития давать нельзя!» — оставался убеждённым Ярослав.

Телефон профессорской квартиры всё так же продолжал молчать. Коломин свернул с Сущёвского вала на Октябрьскую лицу. Здесь транспортный поток чуточку сбавился. Миновав Театр, Музей и Центральный дом Советской армии, Ярослав промчался мимо Суворовской площади по Самотёчной улице и стал приближаться уже к Садовой-Самотёчной улице. Здесь он недолго разворачивался и поехал по Садовому кольцу по часовой стрелке. Пронеслись за окном НИИ имени Н.В. Склифосовского слева, сталинская высотка у Красных ворот и Главный центр управления Министерства путей сообщения чуть впереди. Ярослав попал на Мясницкую улицу, из которой, повернув в Малый Харитоньевский переулок, он мог достичь уже непосредственно Огородной слободы.

От стен тихого переулка то и дело отражались световые блики мигалок, принадлежащих экстренных службам. Кто-то иногда переговаривался по мегафону. Ярослав увидел несколько милицейских «Жигулей», РАФ «скорой помощи» и… чёрную «Волгу» Боровикова. А Антон Владимирович-то что здесь забыл? Коломин припарковал «Метеор» неподалёку, так как путь преградили милицейские ленты и аэромобиль стражей правопорядка.

— Товарищ, разворачивайтесь, разворачивайтесь! Не видите временные знаки? — к скоростной машине подошёл один из милиционеров и посвятил Ярославу фонариком в лицо. Виновато погасил электроприбор: — А, это вы товарищ капитан. Виноват…

— А чего случилось-то? Что за сыр-бор? — задав вопрос, Коломин вышел из «Метеора» и захлопнул за собой дверцу. Однако милиционер, не расслышав, быстро куда-то отошёл по своим срочным делам.

Возле подъезда два следователя опрашивали какого-то интеллигентного вида пожилого человека в очках, кепке и изящном пальто. Коломин узнал в нём соседа Градова, талантливого скрипача и тоже коренного жителя Москвы. Скрипач, эмоционально артикулируя, что-то конкретно пытался донести следователям, но те переповторяли одни и те же вопросы под разными смысловыми углами и оттенками. Судмедэксперт, чуть не налетев на Ярослава, раскрыл дверь подъезда, ведущего внутрь бывшего доходного дома. За ним, механически гундося, полетел робот-помощник. На первом лестничном марше Коломин сразу узнал двух коллег из Экспериментального отдела. При помощи шагоскопа и следоанализатора они старались осмотреть каждый метр полов и стен подъезда.

Ярослав также вошёл в подъезд и при помощи перил и лестницы оригинальной конструкции двинулся наверх. Оттуда тоже раздавались голоса, происходила какая-то суета. Коломин быстро преодолел расстояние до четвёртого этажа, где проживал профессор. Из дверей других этажей время от времени высовывались другие жильцы с напряжёнными или испуганными взглядами.

Дверь в квартиру Градова оказалась приоткрыта, и из-за неё продолжали доноситься голоса. Рядом со входом стоял Перов и, покуривая сигарету, как-то рассеянно переключал то прозрачный режим своих очков, то непрозрачный — серебристый. Он взглянул на Ярослава одновременно затравленно и оберегающе.

— Товарищ майор, и вы здесь? Да что происходит-то, в конце концов?! — воскликнул Коломин. Перов молчал кивнул на вход в жилище профессора.

Не успел Коломин отворить дверь, как на пороге возник Боров, вроде бы собираясь уходить. Сначала он не заметил Ярослава, но, подняв глаза, мигом узнал подчинённого.

— Ярослав, — напряжённо выдавил из себя Боровиков. — Мне… очень жаль. Но ты должен сам это увидеть.

— Что увидеть?! Что?! — до Коломина стало поздно доходить, что случилось нечто ужасное. Он протиснулся между грузным Антоном Владимировичем и каким-то комодом, стрелой влетел в прихожую. Повсюду в квартире, обставленной со вкусом, горел яркий потолочный свет. Ярослав случайно взглянул на себя, отражённого в зеркале пригардеробного комода из вишни, и чуть ли не вздрогнул. Глаза его лезли из орбит, а волосы едва ли не вставали дыбом.

Нонна, жена профессора, навзрыд плакала в гостиной. Пасечник заботливо предлагал ей выпить стакан воды. Рядом стоял криминальный психолог. Робот — помощник криминалиста раздражающе сканировал предметы окружающей обстановки. Путь в гостиную преградил Рено, сложив руки под мышками.

— Здравствуй, друг, — печально выдал коллега из себя. — Не сюда, в ванную.

Со стеклянными глазами, чувствуя, как на сердце натягивается острейшая пианинная струна, Ярослав, будто покинувшая тело душа, окаменевшими ногами двинулся в сторону ванной комнаты. Двое сослуживцев покорно расступились, бессловесно выражая глубокое сожаление. Из-за приоткрытой двери спешно вышел фотограф, уступая место Коломину.