Страница 32 из 82
Но судьба до поры хранила красноармейских вождей. Чапаев был вскользь ранен в голову пулей, выпущенной с «Ньюпора». Фрунзе же досталось сильнее: пудовая авиабомба, сброшенная с «Фармана», взорвалась прямо возле него. Лошадь под командармом была убита, а сам он получил тяжелую контузию взрывной волной. По словам очевидцев, Фрунзе не сразу пришел в себя, изо рта, носа и ушей у него текла кровь, но он отказался ложиться в госпиталь и продолжил руководить операцией. Лишь через день, когда победный для красных исход сражения стал очевиден, Фрунзе согласился на госпитализацию.
До наступления темноты колчаковские аэропланы еще несколько раз появлялась над рекой и сбрасывали бомбы, безуспешно пытаясь уничтожить наводимый красными понтонный мост. Однако эти налеты замедлили темпы работ, и переправа резервной 31-й дивизии началась только ночью. Вот одно из донесений колчаковского летчика за этот день: «В д[еревне] Красный Яр у переправы на восточной окраине стоят 2 противоаэропланных орудия, а в середине деревни с южной ее стороны еще 2 орудия, которые все время обстреливали самолет; у переправы скопище обозов в количестве до 500 – 600 повозок, кавалерии до 3 эскадронов и толпа красных до 300 – 400 человек куда сброшены 3 пудовые осколочные бомбы. Разрывы настолько удачные, что ясно были видны разбегавшаяся конница и пешие, туда же было выпущено из пулемета 160 патронов. Появление самолета производит на красных паническое впечатление, т.к. огонь открывают по самолету еще за 10 – 15 верст, в момент же сбрасывания бомб взвод у переправы огонь прекратил».
Несмотря на мажорный тон донесения, налеты белогвардейских аэропланов не могли радикально изменить ситуацию. Численность советских войск на восточном берегу реки неуклонно росла.
На следующий день ожесточенные бои завязались у села Вотякеево, где колчаковские части попытались контратакой опрокинуть чапаевцев в реку. Но пятерка советских самолетов, получив целеуказание с земли, сбросила на белогвардейцев до 200 кг бомб, что в немалой степени помогло красным удержаться и расширить плацдарм.
Чтобы не допустить повторения вражеских авиаударов, трое советских истребителей получили задание: «охранять переправы наших войск от налетов неприятельских самолетов у Красного Яра». «Ньюпоры» со звездами на крыльях, сменяя друг друга, в течение всего светового дня патрулировали в небе, но колчаковские аэропланы над Красным Яром больше не появлялись. Еще утром, поняв, что битва проиграна, командование приказало белым летчикам улетать с фронта.
Вечером 9 июня передовые части 25-й дивизии с севера вступили в Уфу, а подразделения 31-й дивизии перерезали железную дорогу Уфа – Златоуст, единственную транспортную ветку, связывавшую уфимскую группировку белых войск с тылом. Под угрозой окружения белогвардейцы начали поспешно отходить на восток.
Уфимская операция завершилась. Она была очень редким в Гражданской войне примером успешного взаимодействия авиации с наступающими пехотными частями при форсировании водной преграды. Советские авиаторы работали в эти дни на пределе возможностей, совершив 113 боевых вылетов (всего с конца апреля – 318). Особенно отличились экипажи двух «Сопвичей» (летчики Савин и Томашевский), отмеченные в телеграмме Фрунзе и представленные к орденам Красного знамени. Белогвардейцев же опять подвела малочисленность авиасил. Неизвестно, в чью сторону склонилась бы чаша весов, имей они под Уфой не пять, а 15 – 20 более-менее современных аэропланов...
На крайнем юге восточного фронта армия Уральского казачьего войска под командованием генерала Дутова в конце апреля развернула наступление на северо-запад и через несколько дней полностью блокировала город Уральск. Взять его с ходу казаки не смогли, но и Красная Армия, связанная упорными боями с колчаковцами, была не в состоянии прийти на помощь окруженному гарнизону. Началась длительная осада. Для связи с Уральском и доставки защитникам города самых необходимых грузов красные выделили 26-й разведотряд, размещенный близ станции Алтата, что в 240 километрах к западу от Уральска. Четыре самолета этого отряда в течение 70 дней, пока длилось противостояние, совершали регулярные полеты над вражеской территорией в осажденный город.
Летчики Степанов, Артамонов и Лабренц возили медикаменты, боеприпасы, но самым важным «стратегическим ресурсом», в котором защитники города испытывали наибольшую нужду, была... махорка. Командование гарнизона отмечало в донесениях, что, если самолет прилетал без курева, то это вызывало в войсках ропот недовольства. Особенно злило бойцов, когда вместо мешков с драгоценной махоркой «ероплан» привозил очередного агитатора-пропагандиста из центра.
Но, несмотря на эти трудности, гарнизон продолжал стойко обороняться. Ситуация осложнилась к середине июня, когда на аэродроме 26-го отряда закончились последние литры «казанки». Выход из положения нашел председатель местной ЧК Семен Штыб. Он приказал своим сотрудникам произвести повальные обыски в городе и окрестностях, изымая у населения любую горючую жидкость. Вскоре на аэродром стали поступать бидоны с керосином, бутыли со спиртом и самогоном, аптечные склянки с эфиром и даже – флаконы одеколона. Опытный механик-моторист В. Порай многократно смешивал эти жидкости в разных пропорциях, пока не получил нечто такое, на чем заработал неприхотливый двигатель «Фармана».
Полеты в Уральск возобновились. Правда, риск сесть на вынужденную за линией фронта был еще выше, чем при использовании казанской смеси. Казаки Южного Урала крайне враждебно относились к большевикам, и случись красным летчикам попасть к ним в руки, их участь была бы трагичной. Но, несмотря на то, что отказы двигателей в воздухе из-за некачественного горючего происходили неоднократно, всякий раз авиаторам удавалось нормально сесть, прочистить карбюраторы и вновь взлететь, прежде чем их обнаруживали казачьи разъезды. Отсутствие у казаков авиации и зенитной артиллерии также играло на руку экипажам 26-го отряда.
11 июля осада Уральска была снята. Чапаевская дивизия с боем прорвалась в город и без передышки устремилась дальше на юг в направлении Лбищенска.
Кроме 26-го, на Южном Урале, под Оренбургом, летом 1919 года действовал 25-й авиаотряд в составе трех самолетов – «Румплера», «Ньюпора» и «Сопвича» (летчики: С. Никитин, Е. Стоман и В. Матвеев). 6-го июня «Сопвич» Никитина был подбит огнем с земли и совершил аварийную посадку на окраине города. А Стоман в июле получил орден Красного знамени за успешный поиск и установление связи с заблудившейся в казахских степях 3-й кавалерийской бригадой.
На центральном участке фронта Красная Армия, не давая противнику опомниться, развивала стремительное наступление. К середине июля части 5-й армии под командованием Тухачевского отбросили колчаковцев за Уральский хребет. Белая авиация этих боях не участвовала, а красная участвовала лишь символически. Белогвардейцам просто не на чем было летать, да и красные аэропланы после Уфы нуждались в ремонте. Кроме того, из-за повсеместно разрушенных мостов и железных дорог авиачасти не поспевали за быстро наступающей армией. Только один «Бикодрон» из 29-го отряда (тот самый, с которого бросали булыжники) регулярно летал в период боев над Уралом. При этом его полеты носили скорее агитационный и демонстративный характер с целью воодушевления собственных войск. Каждый взлет и посадка этой крупной двухмоторной машины сопровождались торжественными звуками «Интернационала» в исполнении духового оркестра...