Страница 31 из 82
Достаточно показательный случай произошел 20 июня. На этот раз колчаковский «Ньюпор-23» под управлением прапорщика Муратова (перелетевшего в сентябре 1918-го от красных) встретил «Фарман-30» из 7-го разведотряда, только что сбросивший бомбу на станцию Оса. Муратов открыл огонь (экипаж «Фармана» этого даже не заметил), но тут на его самолете внезапно заглох двигатель. Летчик стал планировать, подыскивая площадку для вынужденной посадки. В это самое время заглох мотор и на «Фармане». Красвоенлетам, чтобы сесть на своей территории, нужно было пересечь Каму. Им это удалось лишь на последних метрах высоты. Место для посадки выбирать уже не приходилось, и летчик «уронил» машину на ближайшем поле, сломав шасси и правую нижнюю плоскость. Муратову повезло еще меньше: при посадке его самолет скапотировал, а сам он получил серьезные ушибы.
Совсем иначе выглядели эти воздушные бои в послевоенных мемуарах советских летчиков. К примеру, А.К. Туманский в своей книге «Полет сквозь годы» подробно описывает, как он в мае 1919-го «сбил» белогвардейский «Фарман-30», который, загоревшись, врезался в землю. Однако в Российском Государственном военном архиве лежат отчеты обо всех боевых вылетах Туманского за 1919 год. И среди них нет не только ни одной воздушной победы, но даже ни одного упоминания о встречах с самолетами противника...
С первых чисел мая, когда на Каме закончился ледоход, в боевых действиях вновь принял участие Волжский воздушный дивизион красного флота. После пополнения он состоял из 12 гидросамолетов М-9 и трех истребителей «Ньюпор-23». Летчиков же насчитывалось только 10: уже известные нам по 2-й главе Свинарев и Столярский, а также Дмитриев, Истомин, Галактионов, Шарапов, Кондаков, Козлов, Пяткевич (иногда пишут Питкевич или Петкевич). Командовал дивизионом Е.И. Куртов.
14 мая в первом же вылете случилось ЧП. Истомин и Дмитриев, возвращаясь с разведки, потеряли ориентировку и приводнились на колчаковской территории у города Елабуга. Военно-полевой суд в ту же ночь приговорил обоих к расстрелу, и приговор был сразу приведен в исполнение на островке близ Сарапула.
Впрочем, не исключено, что судьба авиаторов была совсем иной. О гибели Истомина и Дмитриева мы знаем лишь со слов механика Зенькова, летавшего на истоминском гидроплане в качестве наблюдателя. Через несколько дней он вернулся в отряд, заявив, что бежал из плена. В его рассказе вызывает сомнения то, с какой поспешностью колчаковский суд, обычно весьма щепетильный в соблюдении всяческих юридических и процессуальных норм, расправился с пленными авиаторами. Кроме того, свидетельства об этом происшествии наверняка должны были остаться в белогвардейских архивах или хотя бы – в газетах. Но нам не удалось найти ничего подобного. Зато есть данные, что колчаковцы порой намеренно распускали слухи о расстреле перебежчиков, чтобы таким образом отвести угрозу от их семей, остававшихся фактически в заложниках у красных. Так, например, «расстрелянный» белогвардейцами в 1919 году красвоенлет Иван Найденов на самом деле спокойно жил в Сибири, а в 1920-м даже возглавил один из авиаотрядов Дальневосточной республики. О подобных случаях упоминал и А.В. Сергеев в своей книге «5 лет строительства и борьбы Красного Воздушного флота».
Через месяц разбился экипаж М-9 в составе летчика З.К. Галактионов и механика В.А. Якушенко. Их гидроплан на вираже попал в мощный нисходящий поток и рухнул в воду. Но и на этом беды в гидродивизионе не кончились. 11-го июня штабной пароход «Герцен» и пароход-буксир «Копнино», подорвались на спущенной по течению плавучей мине. «Копнино» переломился пополам и затонул, а «Герцен» получил незначительные повреждения. Погибли 13 человек и еще 20 получили ранения, но авиационное имущество не пострадало.
После этого случая боекомплект и бензин для самолетов перенесли для страховки на отдельную грузовую баржу, а одной из главных задач пилотов гидродивизиона стал поиск установленных белыми плавучих мин. С воздуха они были хорошо заметны по характерным бурунам на воде. Моряки вылавливали обнаруженные мины или расстреливали их из пулеметов.
В конце июля, двигаясь вдоль реки одновременно с наступающими красными частями, флотилия прибыла в Пермь. Взятие этого города ознаменовало завершение боевых действий в камском бассейне. Вскоре флотилия получила приказ перебазироваться обратно на Волгу, под Царицын.
Белогвардейцы на Каме тоже обладали гидроавиацией, хотя и весьма малочисленной. Известно, что на Красноярской гидростанции в мае 1919 года был сформирован 1-й колчаковский гидроавиаотряд в составе четырех пилотов: командира – старшего лейтенанта В.М. Марченко, а также поручика В.П. Антоненко, прапорщиков Осколкова и Подсевалова. Отряд летал на четырех летающих лодках М-9, захваченных год назад чехословаками в Самаре.
Отряд в начале июня отбыл на фронт в район Перми. Там он пополнился еще двумя самолетами, на которых по ошибке за линией фронта Истомин и Дмитриев. До конца месяца белые летчики совершили 32 боевых вылета на разведку, а в начале июля эвакуировались по воздуху из Перми в Екатеринбург. Баржу-гидроавиатранспорт «Данилиха» с закрытым деревянным ангаром для четырех самолетов, служившую плавучей базой дивизиона, пришлось бросить. По воспоминаниям красвоенлета Столярского, она была захвачена красными.
Посмотрим теперь, что происходило в это время на южном участке фронта. Части Красной Армии, продолжая теснить неприятеля, еще в конце мая вышли к реке Белая. От того, удастся ли белогвардейцам удержать этот рубеж со столь символичным для них названием, зависел исход всей восточной кампании. Задача была исключительно сложной, ведь здесь, в районе Уфы, красные сосредоточили свои лучшие силы, причем не только наземные, но и воздушные. На западном берегу реки базировались 11-й, 25-й, 28-й, 29-й, 30-й и 39-й разведотряды РККВФ, вооруженные, в основном, последними модификациями «Ньюпоров» и «Сопвичами». Правда, во всех этих отрядах насчитывалось только 15 боеспособных машин, но использовались они с максимальной отдачей. С колчаковской стороны действовало всего шесть старых самолетов: «Ньюпор-11», два «Морана-Парасоля», два «Фармана-30» и «Вуазен».
Операция по форсированию Белой началась 7 июня. Части Красной Армии стали переправляться через реку на лодках и понтонах одновременно в двух местах, к югу и северу от Уфы. За день до этого для осуществления непосредственной воздушной поддержки наземных войск в район переправы, на полевой аэродром близ станции Чишма, прилетели пять аэропланов из 11-го, 30-го и 39-го авиаотрядов с летчиками Савиным, Томашевским, Коваленко, Кравцовым и Казенновым. Их можно назвать импровизированной сводной «мини-авиагруппой», хотя ее создание и не было официально оформлено.
Кроме того, чтобы «морально помочь нашим бойцам на переправе» боевой вылет совершил «Бикодрон» – единственный исправный самолет, оставшийся к тому моменту в 29-м отряде. Этот вылет примечателен тем, что, из-за полного отсутствия в отряде авиабомб, экипаж в составе летчика Соколова и летнаба Гесслера нагрузил машину четырьмя пудами... камней и обломков рельсов! Проносясь над врагами, Гесслер швырял на них булыжники и рельсы, достигнув, по его словам, немалого психологического эффекта.
На южном участке белогвардейцам удалось отразить нападение, но зато севернее, у деревни Красный Яр передовые отряды 25-й чапаевской дивизии сумели захватить небольшой плацдарм на восточном берегу. Дальнейшему продвижению препятствовал меткий фланговый огонь колчаковской батареи, державшей под прицелом весь плацдарм и участок реки, по которому переправлялись красноармейцы.
Рано утром 8 июня «Сопвичи» 11-го разведотряда по личному приказу командарма Фрунзе сбросили 100 кг бомб на вражеские артиллерийские позиции. В результате батарея прекратила стрельбу, и это позволило активизировать переброску войск на восточный берег. В ответ колчаковские аэропланы забросали бомбами и обстреляли из пулеметов части 25-й дивизии, скопившиеся в ожидании переправы на западном берегу. При этом им едва не удалось уничтожить обоих советских военачальников, В.И. Чапаева и М.В. Фрунзе, непосредственно руководивших операцией.