Страница 47 из 60
Я повернулся, порылся в ящике, нашел протеиновый батончик и снял обертку.
— Круто, — сказал я, откусывая батончик. — Все лучшее — жертвенному борову.
— Агнцу, — поправила Нэша.
— Что?
— Жертвенному агнцу, Микки. В жертву приносят ягненка. Свиньи — нечистые животные. Их не посвящают богам. Их просто едят.
Я вздохнул.
— Какая разница, если и те, и другие все равно умрут.
Нэша честно попыталась. С тех пор, как мы впервые поцеловались, она, вероятно, знала, что рано или поздно ей придется смотреть, как я умираю, но когда спустя восемь лет с нашего знакомства это все-таки произошло, мне кажется, она просто растерялась. Не знала, что делать, что чувствовать. Она так и простояла все четыре часа у окна, болтая со мной. Она говорила о том, как выглядит планета на обзорных экранах. О том, какой болван Аркадий. Пересказывала сюжет сериала о семье неприлично богатых придурков на Мидгарде, который когда-то смотрела.
Она говорила о том, чем мы с ней займемся, когда все закончится и я снова выйду из бака.
Я тоже пытался держаться, потому что пыталась она: я не хотел, чтобы из-за меня Нэше было еще тяжелее, чем сейчас. Однако через пару часов мне и самому сделалось нехорошо. Сначала я все списал на психосоматику: решил, что симптомы заражения неизвестным вирусом не могут проявиться настолько быстро, так не бывает. Вскоре, впрочем, стало ясно, что у меня и вправду поднялась температура. Аркадий вернулся задать несколько вопросов о моем самочувствии. Я сказал, что, по ощущениям, похоже на раннюю стадию гриппа. Он кивнул и снова ушел. Через три часа начался кашель. Через три с половиной часа я уже харкал кровью. Нэша к тому времени почти перестала со мной говорить, но по-прежнему не уходила и смотрела на меня через окно, прижав ладонь к стеклу рядом с лицом.
На отметке в четыре часа мне удалось набрать в грудь ровно столько воздуха, чтобы хватило выдохнуть: «Уходи». Я не хотел, чтобы Нэша видела, чем кончится дело.
Но она не сдвинулась с места. Когда все сомнения в происходящем отпали, Нэша, буквально выкручивая руки Аркадию, настояла на том, чтобы он выдал ей костюм биологической защиты и разрешил войти ко мне в изолятор. Сначала я пытался уговорить ее уйти. Но когда все стало настолько плохо, что в приступе кашля я сломал ребро и начал выплевывать куски легких, она взяла меня за руку, другой прижала мою голову к своему животу и говорила, говорила со мной, не переставая. То, что она сделала тогда, было так ужасно и так прекрасно, что, проживи я еще хоть тысячу лет, никогда не перестану быть ей благодарным.
После этого я прожил еще около часа. На будущее: если у вас будет выбор, каким образом уйти из жизни, постарайтесь избежать легочного кровотечения. Думаю, что обладаю экспертным мнением по этому вопросу. Не тот способ, которым стоит воспользоваться.
Я очнулся голый и весь в слизи, растянувшись на полу рядом с переносной цистерной, которую также спустили в посадочном модуле.
— С ума сойти, — проворчал я, выкашляв остатки жидкости из уже не кровоточащих легких. — Неужели даже кровати не заслужил?
Берк, мой дорогой друг из медцентра, швырнул мне полотенце.
— Вы были в дерьме с головы до ног, — сказал он. — Не хотелось стирать простыни.
Я кое-как, насколько сумел, стер липкую дрянь с тела и влез в выданный доктором серый комбинезон.
— Поешьте как следует, — посоветовал он. — Даю вам сутки, чтобы отдохнуть, а затем продолжим.
— Жесть, — сказала Нэша. — Это была жесть.
Я взглянул на нее. Мы сидели друг напротив друга за столом в общей гостиной. Она боялась посмотреть мне в глаза.
— Да, — согласился я, — не без этого. Спасибо, что оставалась со мной до конца.
Она уставилась в потолок, потом перевела взгляд на собственные руки — в общем, смотрела куда угодно, лишь бы не на меня.
— Микки… — начала она.
Я ждал продолжения, но довольно быстро понял, что его не будет, и тогда решил помочь Нэше соскочить с крючка, на который она сама себя поймала.
— Больше такого не делай, не надо, — попросил я. — Никому не следует смотреть, как тот, кого он…
— Любит, — подсказала она.
Я невольно улыбнулся. К тому времени мы были вместе уже восемь лет, но это слово прозвучало впервые.
— Не нужно больше наблюдать, как я умираю. Одного раза достаточно.
— Нет, — уперлась она. — Я буду с тобой. Ужасно умирать, пусть даже временно, когда рядом нет никого, кроме этого противного Аркадия.
Я потянулся к ней через стол. Мы переплели пальцы.
— Все равно кто-то должен там находиться, — подытожила она. — Надо ведь следить, чтобы ты не сбежал.
Так случилось, что прошла почти неделя, прежде чем меня снова отправили в изолятор. Большую часть этого времени я провел с Нэшей. Иногда мы разговаривали, несколько раз играли в карты — она захватила с собой колоду с «Драккара», — но чаще просто обнимались. Больше заняться было нечем.
Четыре дня спустя Берк зашел в крошечный, отгороженный занавеской закуток, где я спал, заставил меня закатать рукав и сделал полдюжины инъекций иглами толщиной с обрезок водопроводной трубы. На половине процедуры пришлось поменять руку, потому что на левом плече уже наливался багровый кровоподтек. Когда я спросил о содержимом шприцов, Берк заявил, глядя мне в глаза, что не обязан объяснять подопытной морской свинке ход эксперимента. Я снова задал тот же вопрос, и он, хоть и закатив демонстративно глаза, все же ответил:
— Первые два укола — иммуностимуляторы. Остальные четыре — вакцины против микроорганизмов, убивших ваше предыдущее воплощение. Мы дадим бактериям два дня, чтобы они подействовали, а затем попробуем еще раз.
— Отлично, — сказал я. — Как думаете, на этот раз у меня появится шанс выжить?
Доктор посмотрел на меня, пожал плечами и отвернулся.
— Никогда заранее не угадаешь, — бросил он, а затем добавил, уже выходя за качнувшуюся за ним занавеску: — Но вряд ли.
Я не помню, что произошло с Микки-4. Знаю, что он скончался на руках у Нэши, как и Третий, потому что меня потом заставили посмотреть запись с камеры видеонаблюдения. Но сам я ничего не помню, потому что первым делом, когда задраили дверь изолятора, Четвертый отсоединил провода сканирующего шлема и снял его.
— Ну здрасьте, — нахмурился Аркадий. — Вы что делаете?
Микки-4 закатил глаза.
— А на что похоже?
— Наденьте шлем обратно, — велел Аркадий. — Вы нарушаете протокол.
Четвертый помотал головой:
— Извините, Аркадий. Если прививки подействуют, мы сможем сделать полную запись, как только вы меня выпустите отсюда. А если нет…
— А если нет, тогда мы потеряем ценные данные!
Микки снова возвел глаза к потолку.
— Какие ценные данные? Что за чушь вы городите? Мне не задали ни единого вопроса о том, что случилось с Третьим.
— Нам известно, что случилось с вашим последним клоном, Барнс. Он умер от обильного легочного кровотечения. Не о чем было расспрашивать. Но как быть, если с вами произойдет что-то более… интересное?
Четвертый смотрел на него сквозь маленькое окошко не меньше десяти секунд, а потом расхохотался.
— Интересное? — спросил он, отсмеявшись. — Интересное, значит? Вот что я тебе скажу, засранец. Если со мной здесь случится что-нибудь интересное, я обязательно дам тебе знать. Справедливо?
— Барнс! — рявкнул Аркадий. — Наденьте шлем. Немедленно.
Четвертый скрестил руки на груди и ухмыльнулся.
— Кстати, эти защитные костюмы такие ненадежные, — заметил он. — Стоит слегка зацепить — глядь, уже и дырка. Подумай об этом, а потом зайди сюда и попробуй меня заставить надеть чертов шлем.
Как потом выяснилось, с Четвертым не произошло ничего особо интересного. Он продержался намного дольше Третьего, более суток, прежде чем у него начали проявляться первые симптомы. Зато потом микроб, убивший его, начал действовать стремительно. Сначала он полностью очистил желудочно-кишечный тракт: Микки-4 полоскало с обоих концов неудержимыми кровавыми потоками. Когда в ЖКТ не осталось жидкостей, начали отказывать печень и почки. Через тридцать два часа у клона развился сепсис, через тридцать шесть часов он потерял сознание. К сороковому часу Четвертый был мертв.