Страница 56 из 72
Закончила скупо, бесцветным голосом:
— Дальше было совсем плохо… Фалант заплатил пиратам, чтобы они сыновей поймали и привезли к нему. Потом он их ослепил. Жена умерла от горя.
Галикарнасцы не знали, что сказать.
— Ну и зверюга, — наконец выдавил из себя Паниасид. — Так вот почему он так лютовал — мстил Мнесифилу.
— Кто его в Сарды пустит? — удивился Геродот.
— У него там свои погреба, — объяснила Агесия. — Артаферн ему даже присвоил почетное звание оросанга — человека, оказавшего услуги персидскому государству. Вот на подаренных землях и развернулся…
За островом Кинарос ветер забаловал — то задует с севера, то с запада. Навклер с матросом то и дело поворачивали парус, чтобы судно не рыскало. Остров Лебинтос стали обходить по южному краю, сохранив плавность хода. Навклер попросил галикарнасцев проверить, все ли амфоры целы после маневра.
Агесия стояла на носу, держась за форштевень. Ветер трепал волосы, играл подолом хитона. Подставляя лицо теплым порывам, она тихо радовалась тому, что впервые за много дней способна чувствовать что-то хорошее.
И улыбалась деревянной фигурке Нереиды с облезлой краской на лице.
Скирон налетел с неожиданной силой, стоило лембу обогнуть острый восточный мыс острова. От толчка судно накренилось на правый борт почти по самый планширь.
Потеряв равновесие, Агесия взмахнула руками. Попыталась снова ухватиться за брус, но пальцы схватили пустоту. С криком она полетела в воду.
— Человек за бортом! — заорал кормчий.
Паниасид сразу все понял. Прыгая по тюкам, он перебрался на корму. Агесия отстала от лемба на бросок камня. Голова островитянки то исчезала, то появлялась среди волн.
Не раздумывая галикарнасец бросился в воду, поплыл резкими саженками. Море плескало лазурь в лицо. Чайки метались над водой. Страха не было, но душу рвала тревога: "Только бы успеть!"
В глазах островитянки застыл испуг. Паниасид протянул руку. Агесия повисла у спасителя на плече, едва не утянув его под воду. Освободившись от захвата, он перевернул ее на спину.
Успел успокоить:
— Все будет хорошо!
Потом поплыл к лембу, загребая свободной рукой и поддерживая голову Агесии на поверхности. Корабль со свернутым парусом покачивался неподалеку.
Матрос бросил в воду канат. Паниасид снизу помогал островитянке подняться на борт. Геродот ухватил ее за руки. Вскоре спасенная и спаситель без сил лежали на палубном настиле, жадно хватая ртом воздух.
Посмотрев друг на друга, одновременно рассмеялись. Агесия сжала ладонь Паниасида пальцами, он мягко ответил. Парус снова натянулся. Лемб, как и раньше, рассекал волны, направляясь к Галикарнасу…
Вечерело.
В желтом мареве над малиновым горизонтом завис белый шар. Море дышало ровно и спокойно, намаявшись за день под ударами Скирона. Даже чайки кричали устало, словно ветер забрал у них последние силы.
Лемб бросил якорь возле одного из необитаемых островков Южных Спорад для ночевки. Геродот спал, надвинув пегас на глаза. Паниасид и Агесия сидели рядом, прислонившись спиной к форштевню.
Агесия перестала дрожать. Еще днем она переоделась в сухой хитон, а на плечи накинула пеплос цвета виноградных листьев. Теперь случившееся виделось ей в комичном свете.
Говорила с улыбкой, будто о ком-то другом:
— Я даже подумать ничего не успела. Плеск! Холод! Это после жары-то — и сразу в воду… Вынырнула, а лемб уже уходит. А я и не знаю — видели меня или нет. Вот тут и запаниковала. Провожаю корабль взглядом, и мне кажется, что вместе с ним уплывает моя надежда на спасение. Потом увидела, как кто-то спрыгнул. Я сразу подумала, что это ты.
— Почему?
— Не знаю. Чутье… Или мне хотелось, чтобы это был ты.
Агесия внимательно посмотрела в лицо Паниасиду, словно пытаясь прочесть его мысли.
Теперь улыбнулся он:
— Я тоже не успел ничего подумать. Вернее, когда в трюме был и услышал крик кормчего, то сразу понял — это ты. А когда выскочил на палубу, уже ничего не думал, просто смотрел в воду, чтобы тебя увидеть.
Агесия нашла его руку, снова сжала, как тогда — на палубе после спасения.
Паниасид просто смотрел на закат, ощущая бедром тепло островитянки.
Она тихо продолжила:
— Ты знаешь, меня уже дважды спасали. И каждый раз ты был рядом. Наверное, мне тебя Артемида послала. Она — домашняя богиня моей семьи. Ее статуэтка передавалась из поколения в поколение. Получается, что не зря я ее просила…
— О чем?
Агесия отвернулась.
— Неважно.
Но руку не убрала, только снова нежно пожала его ладошку.
Паниасид нахмурился. Ничего не поделаешь, придется сказать, раз уж без этого не обойтись.
Выдохнул:
— Я женат, у меня есть сын.
Помолчав, Агесия спросила:
— Ты ее любишь?
— Да. Очень. И сильно скучаю.
— Как ее зовут?
— Иола.
— Красивое имя.
Агесия медленно отстранилась.
Сказала, кусая губы:
— Ты уже совсем близко. Я буду молиться за вас Артемиде… Мы ведь останемся друзьями?
— Конечно!
Паниасиду казалось, что все просто. Есть он и семья, а есть бедная девочка, потерявшая все. Как порядочный человек он просто обязан ей помочь.
Галикарнасец уверенно заявил:
— Вы с Иолой точно поладите. Будешь жить у нас. Нам в хозяйстве пара рук не помешает. Друзей у меня много. Кстати, холостых…
Паниасид с хитринкой взглянул на Агесию.
Она грустно улыбнулась.
Запахнув на груди пеплос, сказала:
— Спасибо тебе за все. Извини, я устала. Хочу отдохнуть.
Вскоре оба спали, убаюканные звуками моря…
В тихой бухте Аморгоса покачивался керкур.
Лодка из обтянутых кожей жердей замерла на песке — словно туша тюленя. Пламя костра освещало выброшенный приливом мусор. Пахло жареной рыбой.
Двое пиратов передавали друг другу вертел с кусками палтуса. Запивали кислым молодым вином. Ножи находились под рукой — место пустынное, но нужно быть готовыми ко всему.
— Как думаешь — догоним? — спросил Батт. — Они наверняка заночуют на Калимносе. Оттуда до Галикарнаса день плаванья.
Гринн поправил повязку на предплечье, потом поковырял в зубах щепкой:
— Нельзя. У Калимноса патрулирует афинская флотилия. Мы же не знаем, сколько гоплитов на лембе. Любое столкновение привлечет внимание. Придется искать их в Галкарнасе. Кстати, тебе лицо Паниасида не показалось знакомым?
Батт кивнул:
— Ага… Вроде бы в Коринфе мы с ним схлестнулись.
— Точно! — Гринн схватился за нож, потом с силой воткнул лезвие в песок. — Он тогда полез на нас с кулаками. Гнесиоха тоже он убил. Ну, теперь я работу доделаю. У меня это личное…
— Ладно, ладно, не сомневаюсь. — Батт попытался успокоить подельника, похлопав его по плечу. — Мы знаем, что Паниасид — переговорщик Кимона. Так что рано или поздно он сам объявится. А где он — там и Геродот.
Синекожий облизал вертел:
— Надо еще пожарить. Нам по куску, остальное — на корабль.
Когда темень стала непроглядной, лодка причалила к керкуру. На полубаке замаячил светлячок лампы. Вскоре команда пиратского корабля приступила к еде.
Мрачная башня галикарнасского десмотириона высилась сразу за воротами на Миласы.
Редко кто выходил оттуда на своих двух. Многих выносили ногами вперед на тюремное кладбище. Горожане с утра до вечера толпились возле алтаря Зевса Карийского, моля бога о милости к близким.
Сначала, как и в Афинах, здесь содержались должники. Но после поражения при Микале Ксеркс сбросил маску радетеля своих подданных. Сатрапы получили приказ на политические чистки. Эллинов и карийцев начали сажать за малейшее подозрение в заговоре или неблагонадежности.
Павсаний и Геродот отправились к башне на следующий день после возвращения в Галикарнас. Когда железные ворота-катаракта с лязгом поднялись, они прошли во внутренний двор.
Отстояв очередь к начальнику тюрьмы, посетители предъявили разрешение на свидание из городской магистратуры. Паниасид внес плату за содержание обоих узников. Потом они вернулись на тюремный двор.