Время одуванчиков

Но никакие молитвы даже на минуту не могли отвлечь от тупой боли. Господи, да как же все это получилось? Ее покрывал липкий вонючий пот, колени ломило, пальцы скрючивало. Минуты казались часами, а ночь – бесконечной. В углу тихо шипел телевизор. Мириады черных и белых точек бомбардировали экран изнутри, сливаясь в причудливые картины. У Янки не было сил его выключить.

С рассветом она поняла, что не выдержит. Но в то же время ей было безумно жаль, что эти три дня страданий могут оказаться напрасными. И тогда само собой пришло решение. Надо уехать из города, уехать туда, где она никого не знает, где точно не найдет наркотики. Надо отсидеться в лесу. Тем более, что лес она любила, не боялась ходить одна еще со студенческих времен и даже умела разводить огонь.

Сразу стало легче. Навязчивые мысли отступили, и вдруг оказалось, что боль вполне терпимая, она как бы отошла на задний план. Янка встала с постели, набрала горячую ванну и долго лежала в ней, чувствуя, как в воде перестало тянуть колени и выворачивать суставы. Потом долго сушила полотенцем длинные волосы и собирала рюкзачок. Сделала несколько бутербродов, взяла пакетик сушек, в пластиковую бутылку из-под «Херши» набрала воды. Аккуратно положила в рюкзак небольшое легкое синтетическое одеяло, шерстяные носки и еще несколько вещей.

Она посмотрела на себя в зеркало. Расклешенные джинсы, американская солдатская куртка, разноцветная шелковая повязка на лбу – классический прикид из семидесятых. Время, которое Янка любила всей душой. Пинк Флойд, Дженис Джоплин, Лед Зеппелин – их музыка давала ей особый драйв, странное настроение, позволяющее идти сквозь реальность, не касаясь ее. Жаль, красный плеер с любимыми кассетами давно был отдан за пару «чеков» с белым порошком.

Солнце уже светило вовсю, но город еще не проснулся. Янка шла по пустым улицам, с наслаждением вдыхая свежий утренний воздух. Яркие краски северной весны поднимали настроение. Ослепительно зеленая листва, изумрудная трава, старинные желтые дома, бездонное голубое небо. Янка любила свой город, и центральный проспект, по которому шла, казался дорогой в другой мир. Ненастная серость последних недель растворилась без следа, и Янка чувствовала, как ее наполняет тихая радость. Она знала, что все будет хорошо, она соскочит.

Янка прошла через идеально круглую площадь Гагарина, поднялась по широкой гранитной лестнице к зданию вокзала, на котором красовались большие белые буквы Petroskoi. Она решила сесть на ближайший поезд и мельком глянула расписание. Через двадцать минут должен отходить пригородный на Медвежью Гору, но у нее не хватало денег на билет. Янка решила, что главное попасть в поезд, а там видно будет, поэтому взяла билет до Мянсельги.

Вагон оказался полупустым, поэтому Янка удобно устроилась на деревянном сиденье и стала смотреть в окно. Понемногу пригороды сменились деревнями, а потом началась сплошная стена леса. Поезд, неспешно постукивая колесами, проплывал среди остроконечных елей, белых берез и редких сосен. Иногда за деревьями проблескивала зеркальная гладь небольших озер с заболоченными берегами, а временами мелькали ручейки и маленькие речушки. Когда поезд проезжал над ними по железным мостам, менялся ритм и звук движения.

Пассажиры понемногу прибывали. На каждом полустаночке в вагон подсаживались все новые люди, и уже становилось тесновато. В Кондопоге рядом с Янкой расположились два забавных деда. Они были похожи как близнецы – оба белые, бородатые, носы картошкой. Только один был в очках, а второй с выцветшими голубыми глазами. И тот, что без очков, продолжил какой-то начатый раньше разговор.

– Я тебе говорю, по преданию, на тех землях когда-то жили совсем другие люди. Необыкновенно сильные и красивые. Стройные как копье. И что интересно, даже не то чтобы светловолосые, а скорее, золотые. У них было свое, особенное знание. И своя особенная вера. Она не позволяла им убивать людей. На них напали люди с запада, но золотоволосые не стали с ними воевать. Они вышли к ним навстречу и сказали: «Берите все, что вам нужно, мы научим вас, чему хотите, но не воюйте».

Дед в очках отмахнулся.

– Да ну, дураки какие-то. Если они не готовы к отпору, значит, их сомнут и уничтожат. Скорее всего, те люди были слабыми и никчемными, если не могли за себя постоять.

Рассказчик прервал его жестом руки.

– Погоди. Вот слушай. Да, те, кто на них напал, тоже так думали. Вместо того чтобы стать добрее, они, наоборот, проникались злобой от этих слов. Начали убивать золотоволосых. Мечами, топорами, ножами. Вырезали всех мужчин, – а добрые даже не сопротивлялись, только руками закрывались. В общем, даже детей всех убили, а золотоволосых женщин забрали себе. Но остался в живых один древний старик. А так было, что всеми знаниями владели только мужчины. Научил-рассказал он молодым девушкам и седым старухам свое знание. Каждой сказал одну мудрость. И велел своим детям тайные знания эти передавать. После этого умер, он был очень старым.

Дед немного помолчал, как бы придавая вес своим словам, и продолжил:

– Дурную кровь пришельцев переборола материнская кровь золотоволосых людей. А из женщин кто-то сумел передать тайное знание, а кто-то и забыл. Но могло знание и по крови передаваться. А пришельцы новорожденных младенцев забирали у матерей, отбирали мальчиков. Но женщины спрятали одного мальчика и успели ему рассказать, что смогли. А старик сказал перед смертью: «Когда все знания соберутся у одного мужчины, тогда мы избавимся от врагов и наступит хорошая жизнь!» И вот посейчас ходят потомки золотоволосых по нашей земле и собирают свое тайное знание. А вот когда соберут, тогда и наступит конец этого света и будет другой.

Дед в очках захихикал.

– Да ну тебя, Николаич, я думал ты какую-то действительно серьезную историю мне рассказываешь, а ты сказочку тут задвинул.

Николаич возразил:

– Это не сказка, это наша карельская древняя легенда. Ты же знаешь, наши земли граничат с землей вепсов, поэтому тут все переплелось. Тут очень много смыслов в этом рассказе, очень много. Но я тебе их объяснять не буду, ты их все равно не поймешь, – и хитро прищурился.

Дед в очках еще больше развеселился.

– А я с бутылочкой к тебе вечером загляну, хочешь не хочешь, а все у тебя выведаю.

Николаич довольно улыбнулся.

– Ладно, так и быть, заходи. Я тебе еще кое-что расскажу. Кстати, ты знал, что если подняться на гору Тарно, которая рядом с горой Лысухой, и загадать желание, то оно обязательно сбудется?

– Слышал, конечно, но сам не пробовал. А ты?

Николаич многозначительно кивнул.

– Было дело. Как-нибудь расскажу.

Янка тоже слышала про эту гору, и она вдруг поняла, что обязательно попробует подняться на нее. Тем более, что поезд шел в ту сторону, и Янка точно знала, какое желание загадает.

3. Светлицкий

Самолет мягко коснулся бетонной полосы и покатился, постепенно снижая скорость. Голос стюардессы жизнерадостно зажурчал в динамиках:

– Уважаемые пассажиры! Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Санкт-Петербург…

Минут через пятнадцать Светлицкий уже входил в здание аэропорта Пулково, которое в обиходе называли «Пять стаканов». Почти сразу же к нему проворно подбежал молодой человек в модном двубортном пиджаке с золотыми пуговицами и заулыбался.

– Здравствуйте, Андрей Сергеевич! Как долетели? Давайте вашу сумку. Другого багажа у вас нет? Получать ничего не нужно? Тогда пойдемте, я машину на стоянке оставил.

– Костя, не тарахти так, у меня что-то голова раскалывается.

– Так может таблетку дать? У меня в машине есть…

Андрей Сергеевич только рукой махнул.

– Не надо. Давай докладывай, что нового за эти дни.

Костя мигом стал серьезным и, понизив голос, сказал:

– В Епифани убили вашего знакомого, Берсенева.

– Знаю, – кивнул он. – Еще что?

Костя открыл заднюю дверь темно-синего «Кадиллака» и подождал, пока Андрей Сергеевич устроится на светлом кожаном сиденье, потом обошел машину и сел за руль. Завел мотор и, поймав в салонном зеркале взгляд своего пассажира, сообщил: