Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 121

Стража начала перешёптываться и каждый из них изменился в лице. Клирики как один прощупывали своё магическое оружие, проверяя на месте ли оно. Каждый более или менее осведомлённый разумный готовился дать отпор чему-то ужасному, непостижимому и до мозга костей неприемлемому. Одним словом: они ожидали то, к чему ненависть впитали с материнским молоком и колыбельными песнями.

В принципе: всё как обычно.

Вскоре все из колонны прошли процедуру и строем направились на выход. Но остановились и своими телами закрыли двери, перекрывая путь к отходу любому. Особенно струсившему ксату, решившемуся покинуть церковь так и не пройдя дознание. Десятки пар глаз смотрели на меня. В их в глубине горел огонь ненависти на топливе из чистейшего адреналина. Они смотрели и ждали моих действий.

Я медленно встал, наигранно упираясь на посох, и направился к возвышению со столом, кристаллом и священником.

Одетый в белоснежную робу с тёмно-зелёным подолом и красной накидкой, беловолосый служитель церкви устало смотрел в зал. На толпу, забаррикадировавшую своими телами двери главного входа. На других служителей, стоявших под витражами, готовыми накинуться и разорвать ксата как голодные псы. Он смотрел и на меня, медленно идущего к неизбежному.

Я всё это время смотрел лишь на одно — на идеальный пробор его причёски. Настолько идеальный, что делил ровно напополам его густую шевелюру. Блондинистые волосы, двумя идентичными друг другу водопадами спадали по бокам и заканчивались, едва касаясь ушей. Лишь два вопроса роились в моей голове в эти тяжёлые для всех минуты: сколько он тратит времени, каждое утро делая причёску, и сколько лет жизни ему пришлось потратить, пока он нашёл эту чёткую линию разграничения. Хотя, этими вопросами я задавался не в первый раз.

— От лица Всеобщей Церкви, вместилища света богов и их благодати я, трихтих Хубар, приветствую вас, — произнёс священник, когда я поднялся на пьедестал.

— И сойдут слова благоденствия и да познаем мы наш путь.

Я ответил стандартной фразой, которую произносят служители церкви, решив исповедаться. Это не осталось без внимания и все ещё больше занервничали.

— Приложите ладонь к кристаллу и приготовьтесь ответить на мои слова пред взором богов.

Я сделал так, как было сказано и моя рука прилипла к магическому устройству. Руны, украшавшие его постамент, засветились бледным белым цветом. Процесс начался.

— Назови себя! — трихтих крикнул на весь зал так, что витражи задрожали.

— Кта’сат по имени Лик’Тулкис, магос Настрайской магической академии, исследователь скверны! — проорал я в ответ, чтобы все точно слышали меня.

Цвет кристалл остался неизменным.

— С какой целью ты пришёл в обитель богов?

— Лично доложить о рождении ребёнка скверны в деревне, где я проживаю и узнать точную дату, когда его нужно будет привезти на освидетельствование!

Кристалл подтвердил мои слова, не поменяв цвет.

— Ты приспешник драконов?





— Нет!

— Ты дракон? — проорал что есть сил Хубар.

— Нет! — проорал я в ответ.

Время застыло. Воздух застыл. Всё и вся застыло. Хоть я и стоял лицом к кристаллу и спиной к залу, но всё равно чувствовал, даже отчётливо слышал биение десятков сердец — страх сковал незримыми цепями сознание каждого в церкви.

— Вы сами всё видели.

Уже нормальным голосом говорил трихтих, показывая рукой на кристалл, так и оставшийся без изменений. Процедура трёх ответов была завершена, руны на постаменте погасли, и я смог оторвать ладонь от кристалла.

— Это разумный, что посвятил себя изучению скверны и многое принёс он в жертву, чтобы постичь её тайны, принеся мир и покой в наши дома. Пожалуйста, продемонстрируйте им.

Я с негодованием посмотрел на Хубара, но всё же послушался: окончательно успокоить всех этих разумных было и в моих интересах. Оттянув воротник кафтана, я выставил напоказ отметены, оставленные скверной на моём теле. Каждый увидевший их — ужаснулся.

— Узрите же и запомните, что не враг он, но тот, кто идёт с нами рука об руку. Не бойтесь, возвращайтесь к своим делам и да пребудет с вами божьи слова.

Трихтих пригласил меня проследовать за ним. Под всеобщие вздохи облегчения мы ушли из зала. Сначала спустились по прямой лестнице в подвал, где находилось множество помещений, начиная от складов и кухонь до столовых и спален. Пройдя сквозь ветвящиеся коридоры и спустившись на уровень ниже, мы наконец оказались в настоящем сердце церкви — тот кристалл, как и основной зал, лишь центр притяжения для простого народа.

Небольшой коридор, с одной стороны которого была лестница, уходившая очень глубоко под землю. Выложенные из камня и скреплённые между собой цементом её стены усилены магией и шли прямо, нигде не извиваясь — они были проложены так, чтобы не касаться участков канализации. Там, если спустится глубоко вниз по лестнице, творят свои таинства церковники, очищая порченые предметы от скверны. Как они это делают мне до сих пор не известно. Но когда-нибудь я смогу приоткрыть завесу этой тайны.

С противоположной стороны были две двери и ещё одна в конце коридора. За ней и находился личный кабинет и мастерская рутифактора. Странное помещение, не поддающееся простому описанию. Как будто в одном месте совместили старинную библиотеку, канцелярский зал и мастерскую безумного, но гениального учёного, что пытается создать франкенштейна из частей человеческих тел и запчастей деревянных манекенов.

Хубар, в своей привычной манере, расставил два стула рядом с рабочим столом. Стоило сесть напротив трихтиха, как он тут же скинул с себя фальшивую усталость и принялся за любимую игру в гляделки. Только здесь была непросто детская шалостью, но холодный расчёт. Цель его до безобразия проста: поставить оппонента морально ниже себя.

Зная про эту привычку, я даже не собирался бодаться с трихтихом. Поудобней расположившись на стуле, я расслабился и мягко посмотрел в серьёзные глаза Хубара. Он мог пыжиться сколько душе угодно — у него всё равно ничего не получится.

Внимание, было заблокировано ментальное воздействие

Вот и одна из причин, по которой я ненавижу любого, кто облачён некой властью и должностью. Этот любой сделает всё, чтобы поставить тебя ниже себя. Особенно, если у него есть умение, способное оказывать давление на волю.