Святоша

— Ну, вот я и здесь. Прости, что была так предсказуема.

— Ты хочешь сделать мне больно, — говорит он. — Понимаю. И я не виню тебя.

— Боль подразумевает кратковременное страдание. Мне жаль переубеждать тебя в том, что ты ошибаешься.

Он кивает, и в нем нет даже унции борьбы, когда он смотрит на меня.

— Я был тем, кто наполнил бутылку во второй раз. Водой. Я просто хотел, чтобы ты отключилась, чтобы ты ничего не помнила. Но я дал тебе слишком много.

— Вода под мостом, — говорю я. — Я пришла сюда не для того, чтобы пересказывать, что ты сделал или не сделал. Я знаю. Я все знаю. И я все это помню. Мне не нужно, чтобы ты рассказывал мне, как все было.

Трип кивает.

Никто из нас не двигается. Пока он не машет иглой в своей руке в вопросе.

— Ты не против? В последний раз.

Я его совсем не знаю.

Как мы стали такими?

Этот наркоман, который принимает смерть без вопросов, его единственная просьба - последний раз ширнуться. А я, принцесса общества, превратившаяся в холодную и расчетливую стерву, сидящую напротив него.

Я киваю Трипу, чтобы он продолжал.

Я пришла сюда спонтанно, на самом деле.

Какая-то часть меня знала, что Трип не будет бороться.

В душе он всегда был трусом. Слишком мягкотелым, чтобы пойти против того, чего хотели другие парни. Слишком боялся сказать мне, что я нравилась ему все эти годы.

Он ищет пальцами вену на руке, но не сводит с меня глаз.

— Ты очень красивая, — говорит он. — Намного красивее, чем я помню.

— Внешность может быть обманчива, — говорю я ему. — Все мое уродство - внутри.

Трип со вздохом втыкает иглу в руку и откидывается на спинку дивана, вытянув ноги и глядя в потолок.

— Я в это не верю, — говорит он. — Ты всегда была слишком хороша для нас. — Игла болтается у него в руке, слова звучат невнятно. — Чего бы это ни стоило. Мне действительно жаль, Тен.

Он снова нажимает на иглу, на этот раз вводя все содержимое мутной жидкости в вену.

Я не дура. Да и Трип тоже.

Это смертельная доза.

— Трип?

Я придвигаюсь к нему, и Трип открывает глаза лишь на краткий миг.

— Всегда был трусом.

Трип откидывает голову в сторону, лицо становится серым и липким, когда он погружается в бессознательное состояние. В его горле раздается булькающий звук, а затем Трип задыхается.

Я тянусь к Трипу и не знаю, могу ли смотреть на это.

Но все заканчивается так же быстро, как и началось.

Его тело застывает неподвижно, и он умирает.

Я падаю обратно на диван рядом с ним и остаюсь там надолго.

И я скорблю.

Я скорблю о том, кем мы оба стали. Я скорблю о несправедливости жизни и о тяжелом выборе.

Когда все закончилось, я вытерла слезы.

И просто ушла.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Скарлетт

Ужас сделал меня жестоким.

Эмили Бронте

СТОЛКНУЛАСЬ С Виски по дороге в квартиру. Он вел себя как обычно, рассказывая о чем-то, что его расстроило.

— Поняла, — говорю я ему. — Не послушала тебя, хотя следовало бы. Ты пытался предупредить меня.

Кот машет хвостом и кружится по кругу, и я понятия не имею, что это значит.

Но когда я наклоняюсь, чтобы погладить его по голове, в его шерсти запеклась кровь. Я сглатываю и чешу у него между ушами, пока ищу в его кошачьих глазах подсказку.

Он проходит несколько шагов впереди меня, а затем оборачивается, чтобы посмотреть, иду ли я за ним.

Я забираю нож и иду за Виски к двери миссис Роджерс. Она треснута, и в коридор проникает отчетливый металлический запах.

Именно такую сцену вы видите в каждом фильме ужасов.

Миссис Роджерс не может быть мертва. Она просто старая леди, и она никого не ненавидит. Кроме, может быть, меня, потому что иногда я краду ее кота.

Я отгоняю Виски и толкаю дверь ногой.

На полу в кухне кровь.

А там, в своем кресле, как обычно, сидит миссис Роджерс. С ножом для стейка, воткнутым ей в горло.

Горячие слезы текут по моим щекам, но я не произношу ни звука.

Он пришел сюда.

Я знаю это. Александр пришел сюда после моей квартиры и сделал это с ней.

На стойке лежит разорванная аптечка. Отрезанные полоски ткани, полотенца и кровь повсюду.

Я пытаюсь осмыслить все это, когда дверь захлопывается за мной. И когда я поворачиваюсь, там стоит незнакомый мне мужчина с одинаково недоуменным и раздраженным выражением лица.

Он подносит телефон к уху рукой в кожаной перчатке и говорит.

— Небольшая проблема. Здесь женщина.

Я не слышу голоса на другом конце линии, но это может быть только один человек.

Мужчина передо мной пробегает глазами по моему телу и описывает меня, так будто он чертов патологоанатом. Нечеловеческим способом. Люди делают так, когда им нужно отключиться от ситуации. Когда они видят в человеке перед собой потенциальную угрозу.

Нож все еще в моей руке, прижат к боку, и он не знает, что он у меня.

Человек на другом конце провода говорит, а парень слушает.

Он похож на морпеха. И сейчас ему очевидно проводят инструктаж.

Мужчина кладет трубку и убирает телефон в карман. Следующим его движением, скорее всего, будет попытка взяться за пушку, спрятанную у него на боку. Или это, или он попытается меня задушить. Это более вероятный сценарий, так как этот способ тише и не очень-то чистый.

Но он не сделает ни того, ни другого, если у него не будет такой возможности.

Я бросаюсь на мужчину и вонзаю нож ему в брюхо.

Он хрипит и отшатывается назад, и мы оба тянемся к его пистолету. Он в шоке, но я быстрее.

За те секунды, что мужчине понадобились, чтобы осознать свою потерю, я прижимаю пистолет к его виску. И представьте себе, это гребаный «Глок». Спасибо тебе, Рори Бродрик, что поделился своими знаниями.

— На диван, — говорю я. — Живо.

Он не спорит. И я здесь не для того, чтобы придуриваться. Я не знаю этого парня, и технически он мне ничего не сделал. Поэтому, как только он падает на диван, я выскакиваю через входную дверь и бегу по коридору.

Когда я вижу Виски, я подхватываю его на руки.

Он мяукает, и я киваю.

— Знаю. Рори меня убьет.

— СКАРЛЕТТ.

Рори находит меня в своей кровати, завернутую в одеяло а-ля буррито.

Он садится рядом со мной, но не прикасается ко мне.

Виски выбирает именно этот момент, чтобы дать о себе знать слабым мяуканьем рядом с моей подушкой.

— Что это за чертовщина? — спрашивает Рори.

— Принесла тебе подарок.

Он молчит, и я протягиваю руку, чтобы коснуться его руки. Она теплая, сильная и твердая... и напряженная. Я сбежала от него прошлой ночью, и уверена, что какая-то его часть хотела бы уже покончить со всем этим.

Единственный известный мне способ получить то, что я хочу, - это манипуляция.

Это нечестно по отношению к нему.

Так что, может быть, хоть раз я попробую быть честной.

— Я сделала это, — шепчу я. — Я запятнала свою душу.

— Скарлетт.

Рори не хочет в это верить. Он качает головой, не хочет, чтобы мне было плохо, но мне сейчас плохо. И все же Рори забирается рядом со мной, а я впускаю его в свою крепость из одеял, и Рори обнимает меня.

На нем слишком много одежды, и я хочу того, что может дать мне только Рори. Я дергаю за молнию его брюк, пытаясь стащить их вниз.

— Нет.

Он останавливает мои руки, но не понимает этого. Мою грудь словно наполнили тротилом. Я вот-вот взорвусь.

— Мне нужно почувствовать тебя, — настаиваю я. — Мне просто нужно почувствовать трение твоей кожи о мою.

Рори не может мне отказать. Даже когда пытается, это только оттягивает неизбежное.

Он стягивает рубашку через голову и заключает меня в тиски своей крепости. Наши ноги переплетаются, и я хочу, чтобы он прямо сейчас оказался внутри меня.