Святоша

— Ты хороший, — настаивает она. — Да, Рори. Ты не он.

— Только вот это уже не вычеркнешь, — говорю Скарлетт. — Я никогда не смогу выбросить этот образ из головы. Смыть кровь с моих рук. С тех пор моя мама никогда не смотрела на меня без осуждения во взгляде. Мне пришлось просто уйти.

Она больше не утверждает, что я хороший.

— Мне было приятно убить его, Скарлетт. Но убийство изменит тебя навсегда. Я не позволю тебе так жить. Я не хочу, чтобы ты была такой.

— Я уже плохая, — настаивает она. — Я худшее, с чем ты когда-либо мог столкнуться.

— Это не так.

Скарлетт поднимается и хватает меня за лицо, прижимается губами к моим губами, она завладевает моим телом. Прижимается ко мне так, как никогда раньше.

Это не сексуально. Это что-то более глубокое. Первобытная потребность чувствовать себя в безопасности.

— Ты можешь считать наши своды правил смешными, — говорю я ей. — Но мы заботимся о наших женщинах. Я собираюсь позаботиться и о тебе. Это значит, что я именно тот, кто должен вытащить тебя из того дерьма, в котором ты оказалась. Запятнать свою душу, чтобы твоя осталась незапятнанной. Я хочу сделать это для тебя. И я хочу, чтобы ты мне позволила.

— Рори.

Теперь она целует меня, покрывая мою шею и лицо поцелуями. Отвлекает меня сексом, как она всегда это делает.

— Отвези меня к себе, — умоляет она.

— Нет, пока ты не назовешь мне хотя бы одно имя.

Она стонет от разочарования.

— Просто дай мне день, — говорит она. — Один день, Рори. Я пытаюсь. Пытаюсь. Но я не готова.

Я киваю, потому что это лучшее, что я могу от нее получить.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Скарлетт

Как обычно заканчиваются дела, когда сталкиваешься со злой королевой. Правильно, голова летит с плеч. Его голова.

ПОКА ЗЕМЛЯ ВЕРТИТСЯ и мир постепенно эволюционирует, есть вещи, которые всегда остаются неизменными.

Летний дом семьи Трипа под Нью-Хейвеном - одна из них. Это место, в котором законсервированы воспоминания. Гробница кошмаров и последнее пристанище моего детства.

А я тогда была совсем ребенком.

Все еще невинной и наивной девочкой с большущими глазами.

Но покинула я этот дом другим человеком.

Я выполза из этой неглубокой могилы и оставила все эти детские мечты - вместе с моим сердцем - умирать той смертью, которую они заслуживали. Я выпорхнула отсюда в броне, которой раньше не было. Жесткая внешняя оболочка коконом обвилась вокруг меня, и родилась новая я.

Эта оболочка хорошо мне послужила.

Но это не облегчает прогулку по дорожке моей памяти.

Почва под ногами все та же - голая, потому что я хочу ощутить правильный настрой. Я хочу пережить эти воспоминания и изменить свое отношение к ним.

Воздух прохладный, лес тихий.

Это место - мертвая зона. Ничего вокруг на многие мили.

За домом есть искусственное озеро, где Трип проводил вечеринки в течение всего учебного года.

Я так и не попала ни на одну из этих вечеринок.

Единственная вечеринка, на которую меня пригласили, была закрытой. В ночь посвящения.

Трип до сих пор часто приходит сюда, по крайней мере, если верить отчету, который я добыла. Он проводит целые недели, налегая на кокаин и дешевую водку, хотя винный шкаф его отца забит лучшими сортами виски, которые только можно купить за деньги.

Это привело бы почти любого к такому же выводу. Трип такой же отмороженный, как и Александр. Интересно, он тоже грезит наяву событиями той ночи, пока трахает своих платных шлюх? Наведывается ли он сюда, чтобы пережить их снова.

Пока жду в темноте комнаты отдыха, я думаю, действительно ли мы настолько разные. Годами я только и делала, что представляла себе, как отомщу. Я наблюдала, как они спотыкались о каждое препятствие, которое я воздвигала на их пути, а они продолжали жить своей жизнью, как будто той ночи никогда не было.

Рори хочет, чтобы я поверила, что во мне есть что-то, что стоит сохранить. Что если я переступлю эту грань, я буду сожалеть об этом.

Но он ошибается.

Потому что, когда я выскользнула из его постели посреди ночи, оглянувшись через плечо, посмотрев на его спящее лицо, ничто и никогда не было для меня таким ясным.

Есть некоторые границы, которые даже я не готова переступить.

И привлечение его к этому, использование его в качестве солдата для моей личной вендетты - одна из них. Моральная дилемма отнятия человеческой жизни отходит на второй план, когда ты на войне. Это вопрос действия и реакции.

Я никогда не буду свободна, пока они живы.

Это моя битва. И только моя.

И только мне жить с ее последствиями.

В замке входной двери скрежещет ключ, и я замираю.

Кто-то спотыкается в темноте и ударяется о приставной столик, бормоча проклятия. Ключи падают в ключницу, топот ног следует на кухню.

Открывается дверь холодильника. А потом он возвращается.

Трип не выключает свет. Он падает на диван напротив меня и хлещет водку прямо из горла. Пространство вокруг него быстро пропитывает запах пота вперемешку со спиртом. Вот во что он превратился.

Ему требуется несколько минут, чтобы освоиться в темноте, и он совершенно не замечает никого рядом с собой. Это комфортное чувство безопасности и покоя доступно только тому, кто уверен, что его жертва мертва.

Трип кладет голову на диван. Он проводит рукой по лицу и стается лежать так в течение нескольких коротких мгновений, спокойный, почти в состоянии полной нирваны. Затем он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, возится со своим маленьким черным кейсом на журнальном столике.

В этот момент он понимает, что в комнате есть кто-то еще. Даже самые одурманенные наркотиками мозги способны пробудить шестое чувство. А может быть, именно наркотики заставляют его видеть монстров, таящихся за каждым углом. Но сегодня он видит призрака.

И этот призрак - я.

Я бы все отдала, чтобы узнать, о чем он сейчас думает: челюсть отвисла, лицо бледное.

Он не говорит. Его руки все еще полудеревянные, пока Трип готовит свою очередную порцию.

Только в этом случае это не кокаин. Это героин. Даже в тусклом свете легко заметить, что он давно употребляет.

Лицо Трипа исхудало и осунулось, губы окрасились в синий цвет. В его теле не осталось жизненной силы. Он едва может поднять руку. Все движения замедлены. Как и его мысли, его реакции, его слова.

Это место изменило и его.

— Я знал, что ты придешь, — говорит Трип наконец.

— Откуда? — спрашиваю я.

Я мертва для него. Была мертва для него. Он никак не мог знать этого, если только Александр уже не сказал ему.

Трип качает головой.

— Александр сказал нам, что вернулся сюда и убрал твое тело, — объясняет Трип. — Но он солгал. Потому что я вернулся сюда первым.

— Почему? — спрашиваю я, и это не имеет значения. Раскаяние не спасет Трипа, но мне любопытно.

Он молчит, постукивая иглой по пальцам, пока ногой отбивает тот же ритм на полу.

— Ты мне действительно нравилась, Тен. Но я не был тем, кого бы выбрала твоя мать. Она никогда бы не выбрала меня вместо Алекса.

Он не говорит мне ничего такого, чего бы я не знала. Его влюбленность была очевидна, но, как и у него, у меня не было права голоса в этом вопросе.

— Значит, ты все равно просто взял то, что хотел.

Трип снова молчит.

— Да, — говорит он. — Я взял. Я взял это. И я хотел убить каждого из этих ублюдков за то, что они прикасались к тебе.

— Как по-рыцарски с твоей стороны.

— Я знаю, что это не имеет значения,— говорит Трип. — Но меня это заебало, Тен. Меня это так заебало. Я не мог перестать думать об этом. Думал, где ты. Интересовался, все ли с тобой в порядке. Знал, что ты не умерла, но они этого не знали. И я всегда думал, что ты вернешься за нами.