Манглабит Варанги

Глава 18

…- Вы служили своим господам половину всей жизни, позабыв о том, что Господин у всех нас един — и имя Ему Иисус Христос! Ромеи, набожно крестясь в храмах, посвятили свои жизни козням, интригам и разврату, предательству и лжи — и Господь покарал их, отдал их землю нечестивым агарянам! Но что вы — армяне? Готовы ли вы пойти путем порока вслед за ромеями, прямой дорогой в геенну огненную, к унижению и неминуемой расплате от агарян на этой земле? Или же вспомнив заповеди Божьи, вы предадите дух свой и живот на Божью волю, отринув земную суету⁈ Принесете ли вы обед рыцарей-паладинов служить только Господу, защищая бедных христиан от мусульман-сарацин — ровно, как и святыни вашего града Эдессы⁈ Готовы ли вы сражаться с нечестивцами под началом лишь аколуфа, храня верность слову и рыцарской присяге⁈ Согласитесь ли отказаться от мирского, сохраняя душу свою от нечистоты, а тела от разврата, не соблазняясь богатствами, гордостью и чужими женами⁈ Ежели так, Танкред Отвиль, благочестивый и сильный духом христианин, победитель турок под Никеей и у Дорилея, освободивший армян Тарса и Мопсуестии от власти агарян, примет вас под свое начало, и поведет в бой с сарацинами!

Манглабит варанги, помимо привычной ему лорики облаченный также в накинутую на панцирь белую накидку с вышитым на ней красным крестом, указал рукой на невозмутимо восседающего на резном троне норманна, положившего обнаженный меч на колени. Также указал на барона и Давид, выступающий в этот день переводчиком у Романа…

— Итак, кто желает стать рыцарем, паладином Христа, предав дух свой, волю и саму жизнь в руки Господа? Кто хочет посвятить себя защите христиан и христианских святынь от магометан⁈

Два десятка оруженосцев из числа норманн, еще не успевших или не заслуживших посвящения в рыцари с неподдельной радостью подались вперед, по одиночке подходя к Танкреду. И первым, естественно, стал его личный оруженосец Бьерн; опустившись на одно колено, он обнажил собственный меч, направив его острием вниз… Отвиль же, встав с трона, взял собственный клинок в правую руку — и легко коснулся плоскостью его вначале правого плеча Бьерна, затем левого, а после и головы, заменив этим прикосновением «куле», традиционную «рыцарскую» пощечину или подзатыльник. При этом барон при каждом касании негромко произнес: «благочестие», «верность», «честность» — после чего, несильно ударив клинком по клинку, требовательно приказал:

— Принеси свой обет.

Разволновавший Бьерн громко заговорил — а Давид, наизусть заучивший слова присяги, принялся переводить ее для присутствующих армян:

— Пред лицом Господа нашего Иисуса Христа, я даю обет защищать христиан и святыни от мусульман! Также я даю второй обет — хранить верность слову и присягу военному вождю! Даю я и третий обет — хранить чистоту души и тела, не соблазняясь богатствами, гордостью и чужой женой!

Танкред впервые улыбнулся за все время пребывания в соборе, после чего торжественно воскликнул:

— Встань с колен, рыцарь — и будь храбр, как верный паладин Христа!

Засиявший Бьерн тотчас выпрямился — и тут же к нему подступил норманн из числа боевых слуг, протянув новоиспеченному рыцарю накидку с вышитым на ней красным крестом; Бьерн поспешно накинул на себя сюрко, после чего отступил вправо, где собрались действующие рыцари. К слову, последние не очень добро восприняли саму идею посвящать в паладины оруженосцев, часть которых еще не успели по-настоящему проявить себя на поле боя. И уже тем более неизвестных им армян, к тому же и не католиков! Но Танкред был непреклонен — и на все протесты заявил, что если его рыцари готовы изменить вассальной присяге и пред лицом Господа предать барона, то Бог им судья! Пусть в любое время покинут Эдессу — а Отвиль прославит свое имя благочестивыми подвигами во главе своих новоиспеченных паладинов, затмив ими прежние деяния…

В итоге ни один норманн город так и не покинул.

Но между тем, собравшиеся в соборе армянские дзиаворы также не спешат под присягу аколуфу — в то время как число ожидающих своей очереди на посвящение в паладины стремительно сокращается… Однако же Роман разглядел сомнения и колебания на лицах многих из дзиаворов, удерживаемых на месте волей своих господ — и тогда сотник громогласно воскликнул:

— Вижу я, что князь Торос обманул нас, призывая явиться в Эдессу! Он расписывал армянских воинов как храбрых и бескорыстных, как верных Господу! Но видно то была лишь сказка для доверчивых франков; на деле же не нашлось ни одного дзиавора, готового послужить благочестивому делу защиты святынь и простых христиан, готовых сражаться — и побеждать сарацин на поле боя! Видно, ваша смелость была сильно приукрашена…

Самсон едва не прокричал это на греческом — а Давид с не меньшим пламенем в голосе и глазах перевел слова манглабита. И лишь только стих отзвук его слов под сводами храма, как вперед, из числа полутора сотен дзиаворов, вставших по левую руку от Танкреда, решительно двинулся рослый, широкоплечий армянин. За ним сразу же еще один воин, и еще один… Остальные колебались всего несколько секунд — и уже массово двинулись к трону Отвиля, не обращая внимания на возмущенные возгласы ишханов!

…Несмотря на опасения Танкреда, путешествие в Эдессу по кажущимся бесплодными каменистым долинам, со всех сторон окруженным горами, обошлись без ожидаемых им столкновений с турками Самосаты или Харрана. Более того, местные армяне, ассирийцы и сирийцы, как видно, вдохновленные восстанием Тороса и предупрежденные о появление крестоносцев, начали повсеместно восставать против сельджуков, только лишь знамена с вышитыми на них крестами показались на горизонте… Рыцарей-норманнов и простых крестоносцев это вдохновляло, Танкред был все также молчаливо отстранен — а Роман просто спешил, изо всех сил спешил к Эдессе, к осуществлению своей мечты!