Страница 5 из 74
Во-первых, Роберт ввел в бой последний резерв — арбалетчиков и копейщиков, действующих под командованием сына Боэмунда. Залп арбалетных болтов, прошивающих любую броню, начисто выкосил первые ряды варягов — унеся жизни едва ли не половины хускарлов. Причем, покуда заметно уставшие от преследования гвардейцы добежали до нового врага, арбалетчики успели дать еще один залп — уже в упор! — после чего спешно отступили за ряды копейщиков… Последние же, уперев ростовые каплевидные щиты в землю, ощетинились настоящим «ежом» обращенных к англо-саксам копий. И ведь сумели же выдержать первый, самый яростный натиск варанги! Пусть и ценой немалых потерь…
Ну а во-вторых, в бой вмешалась жена Гвискара, Сишельгаита. Буйная нравом лангобардка, в своей семье она больше прочих сохранила яростных дух завоевателей-германцев, участвуя в сражениях мужа — и даже командуя собственными дружинами! А в самый критический момент бегства норманнов, Сишельгаита, схватив копье, бросилась наперерез воинам, стыдя их — так, как много веков назад поступали женщины в ее роду, стыдя обратившихся в бегство мужей… Позже ей наверняка припишут какую-нибудь возвышенную, «гомеровскую» речь — но правда в том, что Гаита осыпала «трусливых норманн» такими отборными ругательства, унижающими саму мужскую честь, что невольно вернула им боевую ярость! И было обратившиеся в бегство воины Гвискара вернулись в бой как раз в тот момент, когда вымотавшиеся варяги отхлынули от рядов копейщиков, выстоявших под их натиском.
И оказалось, что ромейская гвардия в одиночку сражается с троекратно превосходящим ее врагом…
Понимая, что он вот-вот потеряет своих лучших и самых преданных воинов, Алексей Комнин приказал вступить в бой союзникам. Королю сербской Дукли Константину Бодину, приведшему на поле боя тысячу воинов — и крупному корпусу сельджуков Румского султана, насчитывающему восемь тысяч всадников!
Но Гвискар не получил бы своего прозвища, если бы не был настоящим хитрецом — и не сыграл бы на противоречиях в войске Комнина. Например, Константину Бодину — правнуку болгарского царя Самуила, геройски сопротивлявшегося ромеям — обещали всемерную поддержку, коли он выступит против базилевса. И обещали признать за сербами все их завоевания в ходе будущей войны Дукли и Восточного Рима… Сам же Константин, хоть и успел повоевать с ромеями в ходе болгарского восстания десятилетней давности (и даже побывал в их плену!), поначалу не дал своего согласия. Но теперь, видя окруженных и теснимых с трех сторон варягов, он просто развернул отряд хорошо бронированных пешцев-копейщиков — и увел своих сербов с поля боя…
Ну, а сельджукам Гвискар тонко намекнул, что Комнин, заручившись союзом с султаном, вывел из Гераклеи Понтийской (и прочих малоазиатских фем!) всех боеспособных стратиотов, оставив эту землю без защиты греческого ополчения. Да, император решил, что раз с султаном заключен союз, и тот дал войско, то и нечего опасаться удара в спину! Но Роберт был весьма убедителен на тайных переговорах с сарацинами, вполне справедливо указав, что цепляться за союз с проигравшим неудачником (да еще и неверным!) не имеет смысла. И что гораздо лучше завоевать оставшиеся без защиты азиатские фемы, чем терять воинов в упорной схватке с норманнскими рыцарями… И командующий сельджуков решил принять предложение Гвискара, видя пример Константина Бодина.
…Роман «Самсон» не мог знать этого — он лишь с бессильной яростью смотрел вслед изменившим сербам и сарацинам, покинувшим боевые порядки императорского войска. Сам же базилевс, не имея сил вернуть предателей, все же остался на поле боя, сохранив подле себя тагму экскувиторов — тысячный отряд гвардейской тяжелой кавалерии. Также на поле боя остались и ополченцы-стратиоты малоазиатских и балканских фем, спешно перестраиваемых императором в тонкую линию копейщиков — и токсоты. Коих Алексей отправил вперед, повелев становиться единственной, растянутой к обоим флангам шеренгой стрелков…
Небольшой же отряд фессалийских всадников и охридских печенегов базилевс отправил на выручку варанге. Но некогда знаменитых греческих наездников и легких печенежских лучников одним ударом опрокинули норманнские рыцари, перехватив врага на полпути! Тем самым оправдавшись за первые две неудачи…
Между тем, теснимые к морю англо-саксы, уже очень уставшие от битвы и оказавшиеся в меньшинстве (к тому же потерявшие всех хускарлов от арбалетных болтов), попытались было зацепиться за ограду церкви Святого Николая, отдельно стоящей на берегу. Да и за сам небольшой храм, используя его в качестве укрепления… И казалось, что им это удалось — в яростной рубке остатки варанги отступили к церковным воротам и встали в них намертво, отбив несколько атак также выдохшихся норманнов.
Но Гвискар не дал англо-саксам ни единого шанса, приказав просто сжечь церковь — и всех укрывшихся в ней гвардейцев Комнина! Заодно окружив копейщиками занявшийся пламенем храм — и расстреливая из арбалетов всех, кто попытался прорваться… Часть варягов пала, решив обрести смерть в бою — иные же, в большинстве своем раненые и вконец обессилившие, заживо сгорели…
И в те самые мгновения, когда Добромил и последние ратники его десятка гибли от арбалетных болтов и огня, его единственный сын выл на одной ноте от боли — и чувства необратимой беды. С ужасом он взирал на превратившийся в огромный, чудовищный факел церковь, зажав уши — чтобы больше не слышать жуткие крики сгорающих заживо соратников из гвардии базилевса…
И в те самые мгновения Роман пообещал себе, что отомстит.
Обязательно отомстит Гвискару и всем его родичам…