Страница 5 из 21
– Старался, – ерничал он.
– Ну что ж, старательный мой, поехали домой, – хлестко закрыв папку, сказала я и резко встала из-за стола.
Все присутствующие в камере, кроме капитана, сразу вытянулись. Этот же нахально ухмылялся щербатым ртом, даже не подал виду, что, вообще, собирается подниматься.
– Стихи любите?
Совсем не к месту спросил он и вроде бы попытался мне подмигнуть, но из-за синяков это у него плохо получалось.
– Ненавижу, – на этот раз я не задержалась с ответом.
– А жаль.
– Если вы сейчас же не встанете и не пойдёте за мной, то пеняйте на себя, – громко, но без злости сказала я.
Шумский выдохнул и неспешно поднялся со стула.
– За вами хоть на край света.
Я отвернулась и впервые в жизни повысила голос на оторопевшего от наглости Шумского лейтенанта.
– Верните капитану его вещи!
Бедолага уже стоял в дверном проёме, боясь поднимать глаза на гостью из Москвы. Не знаю о чём он думал, но точно пытался понять, чем так важен этот Шумский, что ему спустят с рук опасные высказывания. А ещё явное заигрывание с капитаном ГБ!
Парень от неожиданности дёрнулся и чуть не в печатался лбом в выпирающий косяк. Что-то буркнул, отдавая честь, и умчался со всех ног по коридору. А я, не оборачиваясь на ковыляющего позади себя Шумского, направилась к выходу. Обратную дорогу я хорошо запомнила. Да и что там запоминать? Прямой коридор, потом лестница и снова коридор…
На выходе нас уже встречали лейтенант Жданович и капитан Карпенков. Второй шипящим голосом отчитывал парня, но, увидев нас, тут же заткнулся. Подкатив своё шарообразное тело, представился по всем правилам. Вопросов он не задавал. Только протянул оставшиеся у него документы по делу Шумского.
Да, как я заметила, с Пичугиным здесь не ссорятся. Видно было, что негодует старший следователь, но приказ хозяина есть приказ.
И, казалось бы, пора бы нам всем на хорошей ноте распрощаться, но не тут-то было. Лейтенант Жданович трясущимися руками отдал Шумскому ремень с портупеей и содранные с него погоны. А капитан, выходя во двор, специально задевает плечом Карпенкова, вдавив его спиной в стену.
– Я тебе припомню, сука, – прорычал Шумский ему на ухо.
Тот огрызнулся: «Сам ты сука, вражий недобиток!» и кинул в мою сторону взгляд исподлобья, а я сделала вид, что ничего не услышала. То, что у этих двоих было что припомнить друг другу, я не сомневалась. Но вот кто из них отдаст долг первый я была не уверена. Если мы с Шумским найдём убийцу, а ещё попутно выведем на чистую воду всех виновных в этом запутанном деле, то все лавры победителей достанутся нам. Тогда можно и припомнить старые обиды. А вот, если у нас ничего не получится, то не с одного Шумского будут взимать долги. Мне тоже перепадёт. Врагов у меня в Москве хватало, а в Витебске я не собиралась заводить новых, поэтому промолчала. Пусть лучше они друг другу глотки рвут, но потом… потом, после дела.
Уже в машине, относительно близко рассмотрев своего попутчика, я нашла его слабость и поняла причину агрессии в отношении Карпенкова. Капитанские пагоны. Евгений с такой силой сжимал их в кулаке, что костяшки его пальцев побелели. Похоже, старший следователь сорвал погоны с плеч капитана, чем задел его за живое. А такие мужчины, как Шумский, не прощают подобного рода оскорблений. Да, этот припомнит Карпенкову треск рвущихся ниток под своими капитанскими пагонами, тем более, что он их честно заслужил.
– Вы безрассудный человек, Евгений Иванович. Открыто угрожать сотруднику НКВД…
Без особого восхищения подметила я. Скорее, больше для того, чтобы раскачать Шумского на разговор. Сев в машину, он как-то странно приутих, провалившись в собственные мысли.
– Я не крыса, чтобы шуршать под полом, – буркнул капитан.
Явно настроение ему подпортила вполне ожидаемая встреча с Карпенковым. Признаюсь, мне он тоже не понравился. Скользкий тип и взгляд у него цепкий, будто крючком на удочку ловит, а не смотрит. Но в отличии от Шумского, я научилась держать свои эмоции при себе.
– И всё-таки, это было глупо, – настояла я на своём, продолжая разглядывать попутчика в Заболотинск.
– Глупо то, что мы с вами едем в одной машине, а вы до сих пор не назвали мне своего имени, – быстро переключил тему разговора Шумский и тон его голоса стал значительно мягче. Я бы даже сказала, что вернулась некая фривольность, как в камере тюрьмы. – К тому же, это несправедливо. Вы знаете обо мне намного больше, чем я о вас, – и он кивнул на мой портфель, лежащий на коленях.
– Капитан ГБ Лисовская, – без улыбки представилась я, открывая застёжку портфеля и доставая из него дело Шумского. – Можно Алеся Яновна.
– Леся, значит, – протянул довольно Евгений.
– Алеся Яновна, – настоятельно поправила я и протянула ему папку.
Он взял её и, прежде чем открыть, улыбнулся так широко насколько это было возможно в его состоянии.
– Леся, – уперто сказал Шумский, – я буду обращаться к вам исключительно по имени. Капитан Лисовская – это уж слишком грубо для такой красивой девушки, как вы. А вы,… ты, – в одностороннем порядке определил он границы нашего общения на ближайшие будущее, – будто свет, ворвавшийся во тьму подземелья, и разгоняющий…
– О, нет, Шумский, это уж слишком! – с трудом сдерживая смех, прервала я монолог доморощенного Казановы. – Хорошо, Леся так Леся, но избавь меня от этих слащавых соплей влюбленных мальчишек! Я не падка на пустую болтовню, пошлые комплименты, дешёвые ухаживания и шутки. И, кстати, цветы, как и стихи, я тоже не люблю.
– Надо же, какие мы серьёзные.
Без обид сказал Заболотинский Казанова и, открыв папку, зашуршал листочками, перекладывая их. С этого момента я будто перестала для него существовать. Всё внимание Шумского приковали к себе многочисленные доносы на него. Особенно тщательно он перечитывал шедевры стукачества некого Маслова, и каждый раз, когда доходил до последних строк с его требованиями, нецензурно ругался. Ругался так, что даже у меня, не слишком чувствительной к мужской брани, закладывало уши.
– Вот сука, а! Тварь! – негодовал капитан, закрывая папку. – Убью мразь!
– Убьёшь – сядешь, – предостерегла я пока ещё несостоявшегося убийцу.
– Вот неймётся сволочи! Я ж его только раз по роже съездил, а он до сих пор помнит гад. Сам виноват! Вот нечего было к девке лезть! Ну не нравится он ей и всё тут!
– А ты, значит, нравишься?
Не знаю зачем я задала этот вопрос. Было что-то такое в Шумском, что сразу располагало к нему женщин. Даже я, разочаровавшаяся в мужской любви, испытала некую ревность, когда услышала про девку, честь которой он так яро защищал.
– Да малая она совсем. Только школу окончила и к нам в секретари, а этот к ней полез. Она пищит, а Маслов в кабинете ей юбку задирает. Я тогда на дежурстве был. На крики прибежал. Ну и оттащил Маслова от Жанны и по морде ему съездил. За дело получил.
Шумский говорил с таким возбуждением, будто переживал этот день заново. Настолько сильно было его впечатление от увиденного в кабинете подонка Маслова. Попадись он Шумскому сейчас в похожей ситуации, то точно бы убил. А меня застопорило знакомое имя… Жанна. Уж не та ли Жанна Новикова, которую Шумский потом и совратил в качестве благодарности за заступничество её чести? Сиюминутное восхищение благородством капитана тут же улетучилось, не оставив и следа. Значит, вместо работы они в своем отделение милиции девок делят, а потом письма комбригам пишут.
И я снова поймала себя на … ревности? Совсем не знаю человека, если не считать доносов и его напористых попыток пофлиртовать, а уже испытываю что-то наподобие лёгкой увлечённости и, как следствие, злюсь, осознавая, что я не первая кому он вешает на уши лапшу из комплиментов. Муж под следствием, любовник сослал подальше от себя, а я, как вчерашняя школьница, ревную местного бабника к ограниченным бабенкам. Мысленно отругав себя за слабость, я зареклась себе это позволять и мешать чувства с работой. Я еду в Заболотинск не личную жизнь налаживать, а расследовать серию зверских убийств. По крайней мере, в тот момент я в это искренне верила.