Страница 22 из 149
В немецких архивах операция «Монастырь» известна как «Дело агента Макса». В своих мемуарах «Служба» Гелен высоко оценивает роль агента Макса — главного источника стратегической военной информации о планах советского Верховного Главнокомандования на протяжении наиболее трудных лет войны. Он даже упрекает командование вермахта за то, что оно проигнорировало своевременные сообщения, переданные Максом по радиопередатчику из Москвы, о контрнаступлении советских войск. Надо отдать должное американским спецслужбам: они не поверили Гелену и в ряде публикаций прямо указали, что немецкая разведка попалась на удочку НКВД. Гелен, однако, продолжал придерживаться своей точки зрения, согласно которой работа Макса являлась одним из наиболее впечатляющих примеров успешной деятельности абвера в годы войны.
Начальник разведки немецкой службы безопасности Вальтер Шелленберг в своих мемуарах утверждает, что ценная информация поступала от источника, близкого к Рокоссовскому. В то время Макс служил в штабе Рокоссовского офицером связи, а маршал командовал войсками Белорусского фронта. По словам Шелленберга, офицер из окружения Рокоссовского был настроен антисоветски и ненавидел Сталина за то, что подвергся репрессиям в 30-х годах и сидел два года в тюрьме.
Престиж Макса в глазах руководства абвера был действительно высоким — он получил от немцев Железный крест с мечами. Советское руководство, в свою очередь, наградило его орденом Красной Звезды.
Жена Александра и ее отец за риск при выполнении важнейших заданий были награждены медалями «За боевые заслуги».
Из материалов немецких архивов известно, что командование вермахта совершило несколько роковых ошибок отчасти из-за того, что целиком полагалось на информацию абвера, полученную от источников из советского Верховного Главнокомандования.
Часть информации, которая шла в Берлин, возвращалась в Москву от немцев. Вот как это было.
В 1942–1943 годах непродолжительное время, до своего разоблачения, с советской разведкой сотрудничал полковник Шмит, один из руководителей шифровальной службы абвера. Он передал нашим людям во Франции разведывательные материалы, полученные абвером из Москвы. Их проанализировали и выяснили, что это была наша же дезинформация, переданная Гейне-Максом.
Отец записал по этому поводу:
«Одну из шифровок мы получали трижды. Первый раз — из Франции через Шмита, в феврале 1943 года. Второй раз в марте 1943 года от Энтони Бланта (кембриджская группа), служившего в английской разведке: он сообщил нашему резиденту в Лондоне Горскому, что у немцев в Москве есть важный источник информации в военных кругах. Третий раз — англичане через миссию связи нашей разведки в Лондоне передали в апреле 1943 года это же сообщение, будто бы перехваченное английской разведкой в Германии. На самом деле англичане получили эту информацию при помощи дешифровальной машины «Enigma» и представили нам в сильно урезанном виде, что ими практиковалось и в дальнейшем. Немецкое верховное командование использовало передававшуюся Гейне-Максом информацию для ориентации офицеров своих боевых частей на Балканах. Британская разведка перехватывала эти сообщения, посылавшиеся из Берлина на Балканы, так что мы в конце концов наши же данные получали от Бланта, Кэрнкросса и Филби. Это доказывало, что наша дезинформация работает. В Швейцарии британская спецслужба давала отредактированные тексты перехватов, дешифрованные с помощью «Enigma», своему агенту, поддерживавшему контакт с Ресслером, который, в свою очередь, передавал эту информацию «Красной капелле», откуда она поступала в Центр.
Итак, мы имели две версии, рожденные первоначально нашей дезинформацией, переданной Максом.
В феврале 1943 года мы получили из Лондона модифицированную версию сообщения Демьянова в Берлин вместе с указанием, что германская разведка имеет в военных кругах Москвы свой источник информации. Позднее через нашего резидента в Лондоне Чичаева британская спецслужба предупредила нас: есть основания полагать, что у немцев в Москве важный источник, через который просачивается военная информация. Мы поняли, что речь идет об Александре.
Следует отметить, что операция «Монастырь» с участием Гейне-Макса была задумана как чисто контрразведывательная… Однако позднее операция приняла характер стратегической дезинформационной радиоигры».
Помимо операции «Монастырь», советские разведслужбы во время войны вели примерно восемьдесят радиоигр дезинформационного характера с абвером и гестапо. В 1942–1943 годах Москве окончательно удалось захватить инициативу в радиоиграх с немецкой разведкой.
Моему отцу пришлось стать свидетелем бюрократических интриг, начавшихся впоследствии между военной контрразведкой СМЕРШ, НКВД и руководством военной разведки:
«Возглавлявший СМЕРШ Абакумов неожиданно явился ко мне в кабинет и заявил, что по указанию советского Верховного Главнокомандования мне надлежит передать ему все руководство по радиоиграм: этим делом должна заниматься военная контрразведка, которая находится в ведении Наркомата обороны, а не НКВД. Я согласился, но при условии, что будет приказ вышестоящего начальства. Через день такой приказ появился, за нами оставили две радиоигры: опера-«Монастырь» и «Послушники» (еще одна радиоигра по дезинформации немцев). Абакумов остался крайне недоволен поскольку знал, что результаты этих операций докладываются непосредственно Сталину.
После того как Абакумову не удалось подчинить себе радиоигры «Монастырь» и «Послушники», он угрожающе предостерег меня:
— Учтите, я этого не забуду. Я принял решение в будущем не иметь с вами никаких дел!..»
Операция «Послушники» проводилась под прикрытием как бы существовавшего в Куйбышеве (теперь — Самара) антисоветского религиозного подполья, поддерживаемого Русской Православной Церковью в Москве. По легенде возглавлял это подполье епископ Ратмиров. Он работал под контролем Зои Рыбкиной в Калинине (ныне — Тверь), когда этот город находился в руках немцев.
При содействии епископа Ратмирова и митрополита Сергия удалось внедрить двух молодых офицеров НКВД в круг церковников, сотрудничавших с немцами на оккупированной территории. После освобождения Калинина епископ Ратмиров переехал в Куйбышев. От его имени их направили из Куйбышева под видом послушников в Псковский монастырь с информацией к настоятелю, который сотрудничал с немецкими оккупантами. Оба послушника были известны немцам.
Немцы послали в Куйбышев радистов из числа русских военнопленных, которых там НКВД быстро удалось перевербовать. Тем временем два офицера-«послушни-ка» развернули в монастыре кипучую деятельность. Среди церковных служителей было немало агентов НКВД, что облегчало их работу.
Немцы были уверены, что имеют в Куйбышеве сильную шпионскую базу. Регулярно поддерживая радиосвязь со своим разведбюро под Псковом, они постоянно получали от нас ложные сведения о переброске сырья и боеприпасов из Сибири на фронт. Располагая достоверной информацией от своих агентов, мы в то же время успешно противостояли попыткам псковских церковников, сотрудничавших с немцами, присвоить себе полномочия по руководству приходами Православной Церкви на оккупированной территории.
Подготовленные для советского руководства материалы о патриотической позиции Русской Православной Церкви, ее консолидирующей роли в набиравшем силу антифашистском движении славянских народов на Балканах и неофициальные зондажные просьбы Рузвельта улучшить политическое и правовое положение Православной Церкви, переданные через Гарримана Сталину, очевидно, убедили его пойти навстречу союзникам и вести по отношению к Церкви менее жесткую политику. Сталин сделал неожиданный шаг: разрешил провести выборы патриарха Русской Православной Церкви.
Должность патриарха была упразднена еще Петром Первым, как только церковные иерархи начали выступать против его реформ. Такое положение сохранялось почти двести лет, до 1917 года. После свержения монархии в России Временное правительство разрешило Православной Церкви провести выборы патриарха. Им стал Тихон. После его смерти советское правительство не разрешило выборы нового патриарха, и только во время Великой Отечественной войны, когда Сталин осознал значение Церкви для сплочения народа, в 1943 году Патриарх всея Руси был избран. Им стал Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Крутицкий и Коломенский Сергий (Старгородский). Мои родители присутствовали на церемонии интронизации. По приказу Сталина епископ Ратмиров после войны был награжден золотыми часами и медалью.