Страница 21 из 149
Радиоигра, планировавшаяся вначале как средство выявления лиц, сотрудничавших с немцами, фактически переросла в противоборство между НКВД и абвером.
После тщательной подготовки Демьянов (Гейне) перешел в декабре 1941 года линию фронта в качестве эмиссара антисоветской и пронемецкой организации «Престол». Немецкая фронтовая группа абвера отнеслась к перебежчику с явным недоверием. Больше всего немцев интересовало, как ему удалось пройти на лыжах по заминированному полю. Александр сам не подозревал об опасности и чудом уцелел. Его долго допрашивали, требовали сообщить о дислокации войск на линии фронта затем инсценировали расстрел, чтобы заставить под страхом смерти признаться в сотрудничестве с советской разведкой. Ничего не добившись, Александра перевели в Смоленск. Там его допрашивали офицеры абвера из штаба «Валли». Недоверие стало постепенно рассеиваться. Демьянову поверили после того, как навели о нем справки в среде русской эмиграции и убедились, что он не вовлекался до войны в разведывательные операции, проводившиеся ОГПУ—НКВД через русских эмигрантов.
Немцам было известно, что русская эмиграция нашпигована агентами НКВД, действовавшими весьма эффективно: многие эмигранты охотно сотрудничали с СССР из патриотических соображений и чувства вины перед родиной. Это позволяло сводить на нет все попытки белой эмиграции проводить теракты и организовывать диверсии. Кроме того, выяснилось, что перед войной агенты абвера вступали с Демьяновым в контакт, разрабатывали его в качестве источника и в берлинском досье он фигурировал под кодовым именем Макс. Абвер сделал ставку на Макса.
Александр прошел курс обучения в школе абвера. Единственной трудностью для него было скрывать, что он умеет работать на рации и знает шифровальное дело. Немцы были буквально в восторге, что завербовали столь способного агента. Это облегчало и работу НКВД, так как он мог быть заброшен в русский тыл без радиста.
Теперь немцы поставили перед Демьяновым (Максом) конкретные задачи: он должен был осесть в Москве и создать, используя свою организацию и связи, агентурную сеть с целью проникновения в штабы Красной Армии. В его задачи входила также организация диверсий на железных дорогах.
В феврале 1942 года немцы забросили Макса на парашюте на нашу территорию вместе с двумя помощниками. Время для этого они выбрали неудачное: в снежном буране все трое потеряли друг друга и добирались из-под Ярославля в Москву поодиночке. Александр связался с Центром и быстро освоился с обязанностями резидента немецкой разведки. Оба помощника вскоре были арестованы. Немцы начали посылать курьеров для связи с Максом. Большинство из этих курьеров в НКВД сделали двойными агентами, а некоторых арестовали. Всего было задержано более пятидесяти агентов абвера, посланных на связь.
Александр как разведчик имел полную поддержку семьи, что было для Москвы большой удачей. Детали его разведывательной деятельности были известны его жене и тестю. Нарушая правила, в НКВД пошли на это по простой причине: его жена, Татьяна Березанцова, работала на «Мосфильме» ассистентом режиссера и пользовалась большим авторитетом среди деятелей кино и театра. Тесть, профессор Березанцов, считался в московских академических кругах медицинским богом и был ведущим консультантом в кремлевских клиниках. Ему, одному из немногих специалистов такого уровня, разрешили частную практику. Березанцова хорошо знали и в дипкорпусе, что было очень важно. В то время ему было за пятьдесят, высокообразованный, он прекрасно говорил на немецком (получил образование в Германии), французском и английском языках. Его квартира использовалась как явочная для подпольной организации «Престол», а позднее для контактов с немцами.
НКВД понимал, что немцы легко могут проверить, кто проживает в этой квартире, и казалось естественным, что вся семья, корни которой уходили в прошлое царской России, может быть вовлечена в антисоветский заговор.
По предложению моего отца первая группа немецких агентов должна была оставаться на свободе в течение десяти дней, чтобы можно было проверить их явки и узнать, не имеют ли они связи еще с кем-то, кроме Александра (Макса). Берия и Кобулов предупредили моего отца, что если в Москве эта группа устроит диверсию или теракт, то ему не сносить головы.
Жена Александра растворила спецтаблетки в чае и водке, угостила немецких агентов у себя на квартире, и, пока под действием снотворного они спали, эксперты НКВД успели обезвредить их ручные гранаты, боеприпасы и яды. Правда, часть боеприпасов имела дистанционное управление, но специалисты считали, что в общем эти агенты разоружены. Подобные операции на квартире Александра были весьма рискованным делом: «гости», как правило, отличались отменными физическими данными и несколько раз, несмотря на таблетки, неожиданно просыпались раньше времени.
Некоторым немецким курьерам, особенно выходцам из Прибалтики, позволяли возвратиться в штаб-квартиру абвера при условии, что они доложат об успешной деятельности немецкой агентурной сети в Москве.
Отец писал, что в соответствии с разработанной НКВД легендой Демьянова устроили на должность младшего офицера связи в Генштаб Красной Армии:
«По мере того как мы разрабатывали фиктивные источники информации для немцев среди бывших офицеров царской армии, служивших у маршала Шапошникова, вся операция превращалась в важный канал дезинформации».
Радиоигра с абвером становилась все интенсивнее. В середине 1942 года ее радиотехническое обеспечение было поручено тому самому Фишеру, ставшему впоследствии знаменитым Рудольфом Абелем.
Демьянову между тем удалось создать впечатление, что его группа произвела диверсию на железной дороге под Горьким. Чтобы подтвердить диверсионный акт и упрочить репутацию Александра, было организовано несколько сообщений в прессе о вредительстве на железнодорожном транспорте.
Советский агент Гейне — Александр Демьянов, ставший для абвера Максом, превратился в важный источник информации для командования вермахта. Руководство абвера считало, что Макс опирается на источники информации в окружении маршала Б. М. Шапошникова и генерала К. К. Рокоссовского. Гейне к тому времени был наиболее проверенным нашим агентом, прошедшим эту проверку под дулами фашистских автоматов. Вся дезинформация, передаваемая им, готовилась в Оперативном управлении Генштаба при участии одного из его руководителей, С. М. Штеменко, затем она визировалась в Разведуправлении и передавалась в НКВД для легендирования обстоятельств ее получения.
По свидетельству немецкого историка Винфреда Майера, данные Гейне-Макса высоко ценились командованием вермахта. Об этом в восторженных тонах писали в своих воспоминаниях и шефы немецкой разведки Гелен и Шелленберг. Копии телеграмм Гейне хранятся в архивах рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера под литерой «А». Дезинформация, передаваемая Гейне, имела стратегическое значение. Так, 4 ноября 1942 года Гейне «предсказал», что Красная Армия нанесет немцам удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и подо Ржевом. Немцы ждали удара подо Ржевом, отразили его, но окружение советскими войсками группировки Паулюса под Сталинградом было для них полной неожиданностью.
По замыслу Штеменко, важные операции Красной Армии действительно осуществлялись в 1942–1943 годах там, где их «предсказывал» Гейне-Макс, но все они имели лишь отвлекающее, вспомогательное значение.
Дезинформация Гейне-Макса, как следует из воспоминаний Гелена, способствовала также тому, что принятие немцами решения о сроках наступления на Курской дуге неоднократно переносилось, что также было на руку командованию Красной Армии.
Следует отметить, что радиоигра «Монастырь» с участием Гейне была задумана как чисто контрразведывательная операция. Действительно, когда Гейне-Макс вернулся в Москву в 1942 году в качестве резидента немецкой разведки, с его помощью было захвачено более двадцати агентов противника. Однако позднее операция приняла характер стратегической дезинформационной радиоигры.