Страница 68 из 96
п.5.; г.8; ч.2
Я спрятал пайму под бронекурткой, повернулся к девчонке объяснить, что это был по-настоящему важный глоток, но осёкся — на лбу Ч’айи всё отчётливее проступала изогнутая морщинка.
— Всё плохо? — одними губами спросил я, но она поняла. —
Ответила так же тихо, но так же понятно:
— Да… но я справлюсь… Я смогу, поверь!
А что мне ещё оставалось? Только верить… И насколько бы я был не прочь увидеть Куранпу вечером в нашей общей спальне, настолько же сейчас молился о том, чтобы своевольница оставалась под замком.
Ункац-Аран высунул кончик языка и сейчас переводил взгляд с меня на девчонку и обратно, определённо желая вникнуть в суть разговора. Убедившись, что никто ему ничего пояснять не намерен, старик чуть заметно фыркнул и уставился на Ч’айю иначе — внимательно, цепко, будто только сейчас осознал, что рядом со мной сидит ещё один белый терюнаши.
А это, в свою очередь, могло вызвать ряд неприятных и крайне несвоевременных вопросов…
Я поёрзал, подался к нему, отвлёк. Спросил первое, что пришло на ум:
—
Гадатель неохотно оторвал взгляд от моей подруги. Недовольно причмокнул, но втянул язык. Ответил с хмыканьем, в котором равночитались и насмешка, и сочувствие:
— А сам ты как думаешь?
Я сделал вид, что не совсем понимаю.
— Почему же многоуважаемый казоку-хетто в таком случае не одарил своего несмышлёныша очаровательной улыбкой поперёк горла?
На этот раз Ункац-Аран помедлил, но после действительно втянулся в разговор.
— Думаю, он слишком верит в тебя, — наконец кивнул шаман, а лапа его дёрнулась, словно в ней был зажат невидимый посох, которым он хотел пристукнуть по полу. — Чу-ха азартны, Ланс, не забыл? А твой… отчим считает опасного терю обманчиво удачливым. Своей керамической монетой, сисадда? Той, что сааду дарят новорождённым на удачу. Пустой и хрупкой побрякушкой, с которой можно свернуть горы. Не могу сказать, что верю во все эти байки, сынок, но за годы наблюдений за тобой начал подозревать, что упомянутая удачливость во многом… правдива. И если такое заметил даже я, то что должен думать счастливый отец спасённой соплячки?
Я куснул губу. Покосился на Ч’айю, но предельно осторожно, чтобы не вернуть к ней интерес Ункац-Арана. Предположил:
— И когда пройдёт судилище… чтобы сохранить всё, как было прежде, я должен буду и дальше работать на Нискирича фер Скичиру?
Старик дёрнул плечом, потеребил кончик хвоста в набедренном кармане. Его уши затрепетали, как в миг неуверенности, но голос оставался твёрд:
— Ты и сам всё понимаешь, Ланс. Ты дал казоку-хетто своё слово. А теперь, с твоими новыми возможностями добывать где-то огромные деньги… Мы оба знаем, что с этими ресурсами господин фер Скичира сможет стать истинным царём Юдайна-Сити.
Мне стоило труда не сморщиться — в голове прозвучали слова Хадекина фер вис Кри, в которых тот пророчил Нискиричу чуть ли не мантию Смиренного Прислужника. Заметив, что Ункац-Аран снова принюхивается к Ч’айе, я уточнил:
— Почему он не наказал меня за тот случай с Сапф… с Моноспектральной Чапати?
Гадатель спокойно выдержал мой недовольный взгляд.
— Ещё накажет, — с лёгким удивлением сказал он, — не сомневайся.
— Так почему не приковал в подвале Нароста, чтобы использовать мои умения для казоку, пока счастливая керамическая монета не подохнет от старости и похмелья? Ведь сейчас я, — мне даже пришло в голову сделать жест рукой, — имею недостижимые ранее шансы сбежать… Пусть даже в теории, но…
— Ты переоцениваешь свои силы, мальчик, — мягко перебил Ункац-Аран и пригладил усы. — Всегда переоценивал, сисадда? Видимо, за эти годы ты недостаточно хорошо познал суть казоку. Ты, терюнаши, конечно, полезный малый. Но, во-первых, главные проблемы клан «Детей заполночи» привык решать не разговорами — пусть и волшебными, — а быстрым ядом или выстрелом в лоб. А во-вторых, Нискирич искренне верит, что найдёт тебя, где угодно.
Яри-яри! Про второе, конечно, несусветно наивно, ну да и ладно. А вот за первое стало обидно, причём до глубины души. А гадатель тем временем вдруг усмехнулся, причём широко и без злобы:
— Но можешь не трястись над шкурой, Бесхвостый Джадуга — бичевать тебя уж точно никто не будет!
Видимо, моё лицо аж перекосило от удивления, потому что чу-ха напротив вскинул морду (
— О, парнишка, да ведь Нискирича сейчас наверняка просто на куски разрывает от того факта, что бледножопый мутант уже второй раз спасает жизнь его ненаглядной дочурке!
Байши. Ну да. За неторопливыми событиями этого молниеносного дня бледножопый мутант даже успел позабыть об этом маловажном факте…
Теперь под колёсами «Коппульсо» равномерно шуршало, и мне не требовалось выдвигать перископ, чтобы понять: колонна на полной скорости идёт по пустынным равнинам, перемежаемым низкими пологими холмами.
Песчаная почва менялась на каменистые пласты, затем на сухую красноватую глину, и снова превращалась в песок. Редкие рощи и заросли шипастых хвостокусов провожали незваных гостей перешёптыванием листьев на ветру.
Ч’айя медленно успокаивалась. Плечи обмякали, взгляд становился менее стеклянным. Когда я (без особой-то уверенности) опустил правую руку и накрыл её левую, безвольно лежащую вдоль бедра, девчонка ответила встречным пожатием пальцев, благодарным и долгим.
В груди потеплело, словно от глотка дорогущей паймы.
Заметив, что Ункац-Аран с лёгкой усмешкой разглядывает наши сомкнутые ладони, я дёрнул подбородком:
— А ты вообще представляешь, куда мы едем, старик?
Тот вздохнул, собираясь снова убеждать, что вовсе не стар, но вместо колкого ответа только покачал головой.
— По всей вероятности, мой юный зубоскал, мы едем искать что-то ценное. Иначе я твоей спевки с почтенным Диктатионом объяснить не могу никоим образом.
Я многозначительно улыбнулся.
Что ж, достаточно прозорливо, сто́ит признать. Может, я и правда зря недооценивал странноватого самца все эти годы? Однако не смог отказать себе в удовольствии ввернуть, чтобы понаблюдать за крушением надежд:
— Про это