Страница 49 из 96
Я крутанул фаэт налево, вниз, снова вверх и рывком перебросил в соседний коридор над площадью, названия которой не знал. Со всех сторон тревожно сигналили и, наверняка, отчаянно ругались. Чуть не впечатавшись в борт оранжевого «Крейса», я в последний момент выкрутил тягу, проскользнул под его днищем, и сместился в новое течение.
— Байши!
Тетроны, конечно же, повторять рисковый манёвр угонщика не стали. Но распугали и прорядили поток сиренами, а затем перестроились так ловко, что наш разрыв увеличился едва ли до сотни метров.
Яркие рекламные огни за бортами моего фаэтона размылись в пёстрые подвижные ленты. Когда «Спитц» менял высоту, в животе неприятно булькала шикарная пайма «восьмицветников». На глаза начало поддавливать, а предплечья свело, как если бы я собственноручно построил Ограду Покоя.
Перед Тысячей Дорог я всё же замедлился.
Первой мыслью было нырнуть в объезд Гариб-базара, чтобы затеряться в Под-Глянце, но мне тут же вспомнились несговорчивые ракшак на блокопостах. Тогда, взяв предельную высоту, я направил «Спитц» к северной оконечности Базара Бедняков. Может, маршрут снова был выбран не самый удачный, но до Колберга через Бонжур-то как-нибудь доберусь. Кроме того, это снизит шансы схлопотать «дружественную» фанга.
Чёрные капли преследователей на дисплее заднего вида в очередной раз начали увеличиваться в размерах. Здесь, над основным массивом движения в коридоре, да ещё и с редеющими попутчиками, они точно осмелятся стрелять…
Ругнувшись сквозь стиснутые зубы, я срезал перекрёсток и снова внёс хаос в полётное движение. За кормой взвизгнуло, громыхнуло, а на колёсно-проезжую часть рухнули два сцепившихся фургона. Из клубов дыма, оставленного ими в воздухе, тут же вынырнули, не замедлившись ни на миг, мои догонятели. Теперь стрелковая установка открылась и на втором фаэтоне.
Я снова сменил оживлённую улицу. Мягко подскочил в параллельный коридор, снова вырулил на самую окраину Тысячи Дорог, заложил вираж… и вдруг время для меня остановилось.
В паре километров левее внизу виднелась граница Под-Глянца, к северу перетекающая в периферию Бонжура. Я с лёгкостью узнавал площади, дворы, развязки и парковки перед торговыми центрами, каждая из которых носила метку не только района, но и держащей её казоку.
От угла до столба, от вышки до здания, от моста до спуска в Такакхану я был способен за долю мгновения прочертить незримую мысленную границу, нерушимость которой в меня вбивали все последние годы.
Так вот теперь эта граница стала настоящей.
Воплощённой в реальность.
Почерневшей.
И очень опасной.
Наверное, ещё масштабнее это бы смотрелось с ветростата. Или с башни на крыше самого рослого из окрестных комплеблоков. Но буду честен — впечатляло даже с моей высоты. И за те несколько ничтожных секунд, что я ошалело пялился в окно (напрочь забыв о вооружённых «тупомордых» на хвосте), в сознание ворвался такой массив информации, что закружилась голова.
Ракшак теперь наступали на Бонжур открыто, единой длинной волной, растянув подразделения по всему рубежу района. На их правом фланге, действуя столь же слаженно, но чуть менее прямолинейно, двигались боевые стаи «Уроборос-гуми».
Почти каждая высокая точка была занята тактическими командами со снайперским оружием: изнутри осаждённой территории они сбивали координирующие беспилотники, снаружи — лупили по стрелкам.
Почти везде по линии противостояния полыхали пожары — от перегородивших улицу баррикад из фаэтонов и хлама, до жилых комплеблоков и молов. Под градом фанга сновали обезумевшие службы. Одни пытались безуспешно спасать мирных чу-ха от огня, другие тащили раненых. Там, где наступление ракшак имело бреши, вспухли рои демонстраций, причём как в Бонжуре, так и в тыловых районах нападавших.
Вереницы беженцев, ускользающих из моего района по тайным межзаборным тропам, казались ручьями грязной воды. На пятаках, где «тупомордым» удалось пробиться в Бонжур и оттяпать кусок гнезда, их укрепрайоны без устали осаждали визгливые местные с транспарантами и детёнышами на вытянутых лапах.
Ракшак торопливо монтировали системы заслонов и местами даже применяли силу, но в основном по безоружной толпе сородичей палить пока не спешили.
Там, где их, напротив, вышвырнули из Бонжура, я заметил многочисленные бригады добровольцев, спешащих на возведение новых баррикад. Конечно, каждый второй из этих помощников уже через час планировал переквалифицироваться в честного мародёра, но пока их помощь казоку была нужной и даже незаменимой.
Наверное, я моргнул. Потому что в вязкой патоке замедлившегося времени сменился слайд, и теперь моё внимание сосредоточилось на участниках сражения. А их, не считая упомянутых «Уроборос-гуми» и противостоящих им «Детей заполночи», вдруг нашлось весьма немало.
Как я прикинул чуть позже, раз за разом потрясённо перелистывая вплавленные в память картины, помочь обеим сторонам пришло очень много прочих хвостатых. Причём пришло официально, с поднятыми головами и клановыми знамёнами, торжественно изымаемыми из хранилищ казоку исключительно во время крупных гнездовых войн.
На обороне одного их бонжурских моллов я заметил казоку «Гладкие животы». Забавные были ребята, повёрнутые на татуировках настолько, что начисто брили плечи и животы, сплошняком заколачивая их ритуальными узорами, а затем носили одежду с прозрачными вставками, чтобы устрашать врага.
Их главное знамя было сшито из шкур убитых врагов, причём, если судить по виду и состоянию стяга, случилось это не меньше ста лет назад. Что ж, если Бонжур устоит, сегодня «Животы» получат прекрасную возможность обновить клановую святыню…
Им противостояли, если меня не подвело зрение, «Острозубы», чьим тотемом было колесо на узловатом шесте, украшенное сотней бумажных вымпелов, на каждом из которых писалась клятва. Про этих я знал мало, только то, что бедолаги помешаны на фигурном подпиливании резцов, а Когти банды даже меняли их на остроконечные импланты.
В точке, где проспект Смиренного Служения покидал Бонжур и входил в чуть более пристойный Глянец, подступы к «Аркаде» обороняли парни из «Возрождения и Счастья». Я мало чего помнил о них, кроме неуёмной страсти к повальной модернизации гендо и серьёзного долга перед Нискиричем фер Скичирой. Который, судя по всему, они сейчас и отрабатывали плечом к плечу с чёрно-жёлтыми жилетами и… «Вёрткими прыгунами».