Страница 156 из 157
Не исключительно замкнутыми в стены высятся храмы и здания лаврские; многие кресты, часовни, скиты, церкви и монастыри; находящиеся в прямой связи с нею, словно отклики главного аккорда, гудя своими колоколами, виднеются по всем сторонам её вне ограды и уходят в темнеющую даль чисто русского, приветливого пейзажа. Кто же не слыхал и не знает о юнейших по времени Гефсиманском ските и Вифанском монастыре?
В Вифании, в трех верстах от лавры, почивает основатель её, митрополит Платон, умерший в 1812 году, о котором Муравьев говорит, что не имелось у нас после Стефана Яворского такого замечательного лица в иерархии, как он. Шевырев замечает довольно смело, что дом Платона в Вифании напомнил ему Фернейский замок Вольтера: и там, и здесь портреты Екатерины II; в Фернее вышит он шелком и подарен самой государыней; в Вифании подарен Потемкиным и вырезан из бумаги; там, в Фернее, висят картины, относящиеся к жизни Вольтера, здесь — к жизни Платоновой. Верно также и то, что митрополит Платон, как и Вольтер, очень любил природу и сам насадил вифанскую рощу, густо разросшуюся по направлению к пруду. он, по-видимому, думал даже, если можно так выразиться, ввести природу в архитектуру церковную, потому что этим только можно объяснить, хотя отчасти, ту странную, игривую мысль, которая лежит в основании устройства вместо иконостаса каменной покрытой мхом горы Фаворской и постановку гроба самого храмоздателя как бы в пещере. Сюда же перенесен и деревянный гроб св. Сергия, в котором обретены мощи его; собственно говоря, это перенесение тоже прихоть, едва ли имеющая многое в свое оправдание.
Влево от пути в Вифанию идет дорога на Гефсиманию, устроенную митрополитом Филаретом. Шевырев обращает внимание на то, что на постройку этого убежища духовного успокоения и молитвы не употреблено ничего из материалов, добываемых в недрах гор, что одна только растительная природа дала свой материал и что сосновые срубы церкви, перенесенной сюда из села Подсосенья, — церкви, построенной еще при архимандрите Дионисии, несмотря на третье столетие своего существования, невредимы. Филарет почивает, как сказано, не здесь, но в лавре, в церкви Сошествия Св. Духа. Он родился при Екатерине II и скончался в 1867 году, на восемьдесят пятом году от рождения; он удостоен был совершенно особого доверия Александра I, вручившего ему государственную тайну престолонаследия и акт отречения от престола Константина Павловича; он венчал на царство Николая I и Александра II и являет один из редчайших примеров особенно быстрого шествования в смысле служебных отличий; так, архимандритом назначен он 29 лет от роду, на 42 сделан митрополитом, на 51 удостоен Андрея Первозванного. Много есть еще людей, помнящих его невысокий рост, худобу, блестящие, необычайно подвижные глаза; его знаменитые, действительно ораторские проповеди, для которых в последние годы жизни у него не хватало голоса. Больной от природы, Филарет обладал громадной ученостью; один перечень того, что преподавал он разновременно, свидетельствует об этом: красноречие, риторика, философия, догматическое богословие, история и древности церковный. В долгие годы своей деятельности, часто стоял он очень близко к решению не только духовных, но и высших государственных вопросов, так что в некотором смысле справедливо сказано о нем, что он «был не представителем эпохи: он сам и был эта эпоха». Кто из людей внимательных к книжному делу не знает прекрасного труда «Государственное учение Филарета», в котором собраны и систематически изложены взгляды его на строй государства и общества, по разным существенным вопросам; превосходны параллели, им намечаемые между государствами Запада, где «народы объюродели» в многообразных опытах конституций и «договоров со властью», и Россией, покоящейся в самодержавии?.. Филаретово влияние на судьбы унии и раскола сказалось очень сильно; бессчетны издания его «Катехизиса» и «Начатков христианского православного учения»; утверждают, будто его руке принадлежит манифест 19 февраля 1861 года; кто не знает, наконец, — чтобы вспомнить о мелочи, — его стихов Пушкину? В последние годы его жизни не существовало отличий, которые могли бы быть даны ему. 17 сентября 1867 года имел он во сне видение своего отца, сказавшего ему: «береги 19-е число»; о видении этом тогда же сообщил Филарет наместнику Троицкой лавры; 19 сентября и 19 октября, ожидая своей кончины, причащался он; причастился также и 19 ноября, отслужив литургию, и во втором часу дня, действительно, найден бездыханным. Он скончался в Москве. Зазвонили тогда с Ивановской колокольни, и только 28 ноября, перевезенный в Троицкую лавру, по совершенно исключительному, почти царскому церемониалу, гроб его предан земле.
Быстролетный очерк деятельности митрополита Филарета, последнего из крупных деятелей Сергиевой лавры, здесь настолько же уместен, как уместно было очертить деятельность келаря Авраамия Палицына. Забота мысли Сергиевой о пользе государства, а не только церкви, прямое участие его в нуждах народа и жизни людей, не только постом и молитвой, но и непосредственно, практической деятельностью, всегда были, как видно, и будут лозунгом птенцов Сергиевой обители. Вот почему так бесконечно важно исключительное значение основателя её, подписавшего духовное завещание Дмитрия Донского о престолонаследии и не останавливавшегося пред тем, чтобы закрыть служение в церквах нижегородских, если в видах жизненного дела ото представлялось необходимым. Не только церкви, но и государству служил Сергий — и как служил? Его примеру следовали его преемники, и вот почему можно, и должно, говорить о «государственном» значении, как его самого, так и основанной им обители: Палицын, Филарет — только продолжатели мысли Сергиевой, на расстоянии долгих двух веков один от другого. Какая преемственность!
Для дополнения сказанного уместно будет в заключение припомнить вещие слова Сергиевы, сказанные им пять веков назад Дмитрию Донскому, когда тот, по-видимому, сомневался в том: идти ли ему на Мамая, или нет.
«Тебе, господине княже, — говорил Сергий, — следует заботиться и крепко стоят за своих подданных и душу свой за них положить, и кровь свой пролить... но прежде, господине, пойди к ним с правдой и покорностью, как следует по твоему положению поклоняться Ордынскому царю. Ведь и Василий Великий утолил дарами нечестивого царя Юлиана... Если такие враги хотят от нас чести и славы — дадим им; если хотят злата и серебра — дадим и это; но за имя Христово, за веру православную нам подобает душу свой положить и кровь пролить!..»
И на этом основании загорелся Куликовский бой! И прав, бесконечно прав был св. Сергий: в православии, а не в чем ином жизнь России! Если бы допустить даже, что погибло все, все; если бы, после какого-нибудь великого, последнего боя, поникли долу, с поломанными мечами в руках, на дымящихся развалинах наших городов и весей, все князья русские, — но сохранилось в сердцах, оставшихся в живых из народа, православие, — Русская самодержавная земля зародилась бы на том же месте снова. Не быть никому иному на наших пажитях, кроме нас. Яснее и сердечнее, и притом гораздо раньше других, постиг эту правду св. Сергий, и вот объяснение тому исключительному поклонению, каким его у нас чествует народ: «Полюби святого Сергия (и пойми его, необходимо добавить) — он был русский в душе», и если справедливо сказал где-то Филарет, что «когда темнеет на дворе — усиливают свет в доме», то вспоминать о таких деятелях, каким был Сергий, значит усиливать этот внутренний свет.
notes
Примечания
1
В течение десяти лет, истекших со времени этого путешествия, правительством сделано немало на пользу объединения прибалтийского края; в особенности много достигнуто было по народному образованию; но для последовательности, а главное, чтобы не нарушить Нить рассказа, наглядно рисующего историческое прошлое прибалтийского края, все упомянутые нововведения и преобразования будут приведены в конце очерка этого путешествия.