Страница 74 из 93
Сальный остров, равно как и Медвежий, это целый мир роскошнейших этюдов северных поморских скал. В них есть нечто совершенно самостоятельное в смысле очертаний, то, чего не встретите вы ни в скалах южного берега Крыма, ни в Нормандии. Там, с большей или меньшей ясностью, видите вы, как бы рисуете себе, пути их образования, направление щелей, напластование, окаменелое былое движение их, живописуемые в резких и определенных чертах; там, при всем разнообразии линий и их изломов, вы как бы чувствуете направляющую совершавшегося геологического переворота и не можете не признать окончательного успокоения. Здесь, в утесах Ледовитого океана, нет ничего подобного; глядя на них, вы ничего сообразить не можете, вы никакого успокоения не находите. Какие-то страшные силы наворочали утесы и образовали щели, совершенно невозможные с точки зрения статики; гранитные массы налегли одна на другую в каком-то безумном страдании, в каком-то чудовищном хаотическом беспорядке Эти глубокие царапины, зияющие по розовым массам гранитов, эти черные раскрытые трещины, эти сплошные утесы величиной с громадный дом, подпираемые сравнительно небольшими камнями и между ними на разных уровнях покоящаяся, словно в чашах, морская вода, вечно пополняемая приливами и захлестывающими в них волнами, — все это говорит о чем-то злобном, неистовом, едва-едва умиротворенном. Из всех художников, изображавших скалы, плодовитее и разнообразнее всех был, конечно, Густав Дорэ в своих иллюстрациях, но напрасно искали бы вы в них своеобразных мотивов скал Мурманского побережья. Они — совсем иные, до сих пор в художестве никогда и никем не воспроизведенные.
Ходить по берегам обоих островов значило постоянно карабкаться, и не без помощи рук, по фантастическим ступеням гранитов; множество чистиков из семейства утиных, черных как смоль, с ярко-малиновыми клювами и лапками, постоянно выпархивало из-под ног. В тихих заводях утесов, пригретых, как в аквариумах, теплым солнцем, можно было видеть бесформенные клочья студенистой массы морских обитателей низшего порядка, розового или даже малинового цвета с белыми ободками, называемой тут «морским салом», какой-то вид Acalephe; говорят, что попадается и несколько видов «морских звезд» — Astraea. В одной из подобных высоких гранитных чаш можно было заметить почему-то закинутых сюда из океана небольших раков — бокоплавов, которыми, между прочим, питаются некоторые киты. Вообще говоря, фауна нашей северо-океанской волны далеко не богата видами. Профессор Гримм обобщает это и для всех наших морей. «Наши воды — говорит он — богаты сравнительно, так сказать, на вес, по числу особей, но весьма бедны видами. Если сосчитать все существующие в Европейской России, включая и Каспий с Кавказом, виды рыб, как промысловых, так и не промысловых, то найдем около 300 видов, что составляет немного более 2% того числа рыб, какое известно ученым со всей земли». То, что сказано о рыбах, может быть повторено и относительно всяких моллюсков, червей, рачков, улиток, ракушек и пр. Напрасно было бы искать по Мурману той мозаичной пестроты морской жизни, которая имеется в Средиземном море и гораздо севернее этого моря, на берегах Нормандии. В здешней морской волне царит торжественное молчание, глубокое молчание жизни, и только от поры до времени проявляется она, сосредоточенная в крупных очертаниях китов, акул, палтусов, белух, моржей или в необозримых полчищах сельди и трески, образующих в океане как бы свои космические течения.
Около трех часов пополудни, крейсер со свежим запасом угля покинул Иоканские острова. Еще раз промелькнули: широкая, покойная гавань, её гранитные обрамления, низкие острова с безмолвными крестами, неизвестно кем поставленными. Олени Сального острова, видимо довольные отъездом людей, все собрались на центральную, высокую часть его и, откинув рога на спины, повернув головы в сторону удалявшегося судна, вырисовывались неподвижно целым рядом тоненьких, дробных силуэтов.
У Святого Носа, как всегда, море было неспокойно.
— говорится на Поморье.
Ветер был юго-восточный или, как его здесь называют, «обедник». Все почти ветры имеют на Мурмане свои названия: южный называется «летник», юго-западный — «шалоник», северо-западный — «побережник», северный — «морянка», северо-восточный — «полуночник»; западный и восточный сохраняют свои названия; промежуточные называются «межниками». «Восточники да обедники - заморозные ветречки», — говорит помор. В компасе, как известно. 32 румба и значительная часть их имеет здесь свои местные названия, причем им придаются номера, например: «7-й меж (межник) истока полуночник»; целых 16 румбов называются «стрыками», и о них говорится: «10-й стрык встрыка к обеднику». Эти названия и их систематика доказывают воочию, насколько наш помор — прирожденный мореплаватель, насколько это призвание его ясно определено. Из них ли не набрать удивительных матросов?
Ночь на этот раз спускалась не особенно ясная, и полуночное солнце вторично не показалось. Войдя в гирло[15] Белого моря, крейсер держался правого, Терского берега и не шел наперерез, как бы следовало для краткости пути на Мезень, во внимание ко множеству «кошек» в гирле.
К восьми часам утра, 25-го июня, то есть менее чем через сутки, предполагалось прибыть в Мезень, то есть перейти все Белое море поперек. Такие усиленные переходы может делать только очень хорошее судно.
Мезенский залив. Мезень.
Характер уезда. Очертание берегов. Русановский лесопильный завод. Путь по реке Мезени. Старый и новый соборы. Характерность одеяний. Даха и малица. «Ад подле города. Ничтожность реки Мезени.
Жаль было, обогнув Святой Нос и направившись Белым морем, проститься с Мурманом, с которым удалось ознакомиться вполне во всю его длину. «От Кеми до Колы сорок три Николы», говорит поговорка, свидетельствуя будто бы о существовании сорока трех маленьких часовен, поставленных этому высокочтимому, как на суше, так и на море, святому; говорят, будто в некоторых из часовен имеется до сорока образов с его изображениями, поставленных беднейшими людьми.
Насколько быстро шел крейсер, видно из простого взгляда на карту: от Святого Носа, находящегося с западной стороны Белого моря, у самого входа в него, меньше чем чрез сутки был он, к восьми часам утра, 25-го июня, недалеко от города Мезени, расположенного в береговой глубине самого восточного из его заливов. Утро было вполне золотистое, и полнейший штиль вырисовывал недалекие берега. Не далее как двадцать часов тому назад с палубы судна виднелись одни только возвышенные, острые, жилистые очертания Терского берега; теперь, насколько видел глаз вправо и влево, расстилался берег совершенно ровный, низкий, точно край какого-то неизмеримо большего картонного листа, разложенного над морем. Вправо, как бы прорывом этого листа, очерчивалось устье реки Кулоя; заметно были, что глинистый берег порос лесом.
Судно бросило якорь в сорока верстах от города Мезени — так неудобен подступ к городу, так много благоприятных условии требуется для съезда на берег. Сорок верст, конечно, не мало; но нельзя было предвидеть, что и эти сорок верст дадутся с большим трудом. До Русановского лесопильного завода, находящегося на реке Мезени, от места якорной стоянки «Забияки» было пятнадцать верст; до города — сорок.
Прибытия крейсера ожидали здесь два паровых судна: «Бакан», старый знакомец, назначенный для доставления путешественников, если возможно, в реку Мезень; и пароход Русановского завода «Мезень», сидящий очень мелко, только четыре фута, и долженствовавший вести их дальше, если можно, к самому городу. Так как погода установилась хорошая, и заводский пароход, один из самых старых, с постукивающей машиной, вздрагивающими колесами и значительно искривленной палубой, мог один исполнить эту службу, то и решено было пересесть прямо на него для того, чтобы избегнуть второй пересадки. Когда крейсер бросил якорь, на носу его подняли небольшой флаг, известный под именем «гюйса». Флаг этот, выставляемый на носу судна по опусканию якоря и означающий, что судно, лишенное возможности двигаться, совершенно беззащитно, и что его должны обходить все суда, — имеет на себе английские цвета; говорят, будто причина этого историческая и сохраняется как воспоминание союза Петра I с Англией против шведов.
15
Горло.